Иуда

Все началось с крика. Какой-то хаффлпаффец-первокурсник, забившийся в угол и обхвативший себя руками, как хриплая девица, попавшая в беду как в одном из устаревших фильмов ужасов. Их глаза на мгновение заблестели, когда они увидели его. Спаситель, приди еще раз, как Моисей, разделяя Пожирателей Смерти, как Красное море. Свет исчез мгновение спустя, разбившись вдребезги, как разбитое стекло, как будто одним движением запястья Моисей стал Иудой. Какая история, какая ужасающе красивая сказка, сирота, воспитанный своей любящей семьей. Поднятый, чтобы стать оружием, машиной, подпитываемой жаждой мести и справедливости. Самоотверженно загоняя себя на грань гибели ради большего блага. О, но красота достигнет крещендо в последнем куплете, когда этот сирота, этот тощий юноша всего лишь семнадцати лет, восторжествует и прогонит тьму, вновь поднимая волшебный мир к свету. Но как же они ошибались, как же они ошибались! В нем больше не было ничего прекрасного. С тех пор как в четыре года боль в сломанном ребре в последний раз напомнила ему, что никогда не следует задавать лишних вопросов. Вместо того чтобы прогнать тьму, он обнял ее. Пожиратели Смерти не отступили в страхе, они поклонились в почтении. Волдеморт должен был задохнуться от страха, а его глаза расширились в благоговейном страхе при виде мстительного ангела, который вскоре облегчит его падение. Вместо этого он ухмыльнулся, широко раскрыв руки, с благоговением и любовью глядя на изумрудно-зеленый кулон, висевший на их Спасителе. Его крестраж. Никогда не сбиваясь с шага, Гарри шагнул в объятия Волдеморта, притягивая Хоркруксы, как тот, что был в его шраме, так и тот, что был закреплен на его шее, заставляя его физически соединиться с человеком перед ним. Пока он это делал, вокруг него эхом отдавались вздохи так называемой Светлой стороны. Крики предательства долетали до его ушей, но ему уже было все равно, да и вряд ли это когда-нибудь случится. Когда он повернулся, то не смог скрыть довольной улыбки, растянувшейся на его губах. Он повернул голову, хлопая суставами на шее, как будто только что проснулся от долгого сна. Магия, извлеченная прямо из его сердцевины, мощная и непредсказуемая, исходила из кончиков его пальцев. Едва дернув плечами, движением, похожим на стряхивание тяжелого шерстяного одеяла, он вытолкнул магию наружу, где она распространилась по всей комнате. Через несколько секунд все его противники стояли на коленях, связанные, с кляпами во рту, со слезами, бегущими по их лицам. Во внезапно наступившей тишине они услышали его голос. Смеющийся. Какое облегчение, подумал он, перестав быть спасителем и начав быть предателем.