Договоримся?

Тишина. Приятная, мягкая тишина, нарушаемая только шелестом страниц, торопливо переворачиваемых учениками в надежде повторить хоть что-то. Накахара улыбается уголками губ, оглядывая это царство молчаливой нарастающей паники. Молодой учитель истории уже привык к тому, что его предмет учат от силы человек пять в классе. Остальные же надеятся то ли на везение, то ли на помощь высших сил, и всё шуршат страницами, будто они и впрямь что-то читали дома. Забавные. Чуя медленно скользит по классу своими пронзительными голубыми глазами и останавливается на одном из учеников. Он сидит, подперев голову рукой, и с некоторым раздражением вчитывается в текст параграфа. Губы шепчут даты, а взгляд нервно бегает из стороны в сторону, желая впитать хоть крошечную долю информации. Сразу видно – не учил. — Что ж, бедолаги, — учитель поднялся с места и поправил накрахмаленный воротничок своей белоснежной рубашки, — Я дал вам достаточно времени на повторение. Закрываем учебники, пишем тест. По классу прошла волна негодования и тяжёлых вздохов. Кто-то пытался возражать, но на Чую такие штучки не действуют. Если тест стоит по плану сегодня, значит он будет, и точка. Дети принялись нехотя убирать книги в сумки. — Можно сразу два, и не париться? Накахара этот наглейший тон узнает из тысячи. — Ты опять ничего не выучил, Осаму? Учитель возвращает своё внимание к тому самому пареньку, что так отчаянно пытался запомнить хотя бы даты из текста. Но сейчас его нахальные карие глаза устремлены прямо на рыжеволосого преподавателя. В них полыхает некий огонёк азарта – шатен ждёт, что же он ответит на такие заявления. — Ты хотя бы попробуй, может повезёт, — усмехается молодой человек, и всё-таки раздаёт задания на него тоже. Класс усердно пытался решать. Кто-то списывал, положив на колени тетрадь с конспектами, кто-то вводил вопросы в поисковик телефона. Но у Накахары списать не получится: всем «смелым» автоматически улетала двоечка в журнал, а учитель с насмешливым видом продолжал наблюдать так, будто ничего не замечает. А Осаму-то не списывает. Он просто ничего не делает. — Ты уже закончил? — спрашивает историк у старшеклассника, опустив руку на плечо и чуть склонившись, чтобы заглянуть в листочек с ответами ученика. — Я всё равно ничего не знаю, — ухмыляется Дазай в ответ, и впивается взглядом в шею учителя. Он слишком прекрасен. — Два, так два, — пожимает плечами Накахара, и забирает тест. Но Осаму и не против. Он продолжает пожирать его глазами, даже когда тот отходит и усаживается за свой стол. У Дазая в голове сейчас совсем не история. Его вовсе не волнует очередная двойка за какой-то там тест. Его не волнует усиленный скрип ручек по бумаге вокруг, и едва ли ни шипение чужих мозгов от перегрузки. Его волнует только он, такой шикарный и ужасно горячий учитель истории, так что даже темы проходят мимо ушей. И плевать, что Осаму вдруг обнаружил в себе чёртова извращенца, которого с ума сводит собственный преподаватель. Плевать, что кто-то может застукать их вдвоём после уроков. Совершенно плевать, это совсем не заботит. Звонок переливистой трелью разносится по школе, и ученики с довольными возгласами срываются с мест, попутно забрасывая рюкзаки на плечи и не забывая положить листочки с ответами на учительский стол. Это был последний урок, так что никто особо не печалится из-за явных неудовлетворительных оценок. Все радостно бегут поскорее за вещами, чтобы покинуть наконец «пыточное» учебное заведение. — Опять ты за своё, — недовольно качает головой Накахара, выводя очередную двойку на листе. Осаму и с места не сдвинулся, остался в пустом кабинете вместе с учителем. — Мне казалось, мы с тобой условились, что ты берёшься за ум и начинаешь учить мой предмет, — продолжает педагог, выравнивая стопочку. — Я ослушался, — Осаму расплывается в улыбке, а в глазах опять искорки пляшут. — Дурашка, — лишь посмеивается в ответ, поднявшись и убирая бумаги в ящик. — Чуя, — ученик покидает наконец насиженное местечко и подходит поближе, — А может договоримся? И опять улыбается своей пошленькой улыбочкой. Невыносим. — Осаму, ты бессовестный, — шепчет Чуя, когда руки ученика проникают под рубашку, — Я тебя так не вытяну никогда. — Да не нужны мне твои тройки и четвёрки, — приглушённо мурлычет Дазай на ухо. — Мне нужен только ты. Накахара строгий педагог. У него нельзя списать, его не растрогают слёзы или какие-нибудь подарки. Но если ученик реально способный, он готов пойти навстречу, причём с большой радостью. А вот Дазай просто бессовестный. Бессовестный и до невозможности сладкий. Поэтому Чуя уступает, поворачивается к нему и наконец касается губ, затягивая в поцелуй. Он ведь и сам за весь этот муторный день ужасно соскучился по мягким податливым губкам Осаму. Целует Накахара также строго, как оценивает, полностью контролируя и показывая своё превосходство. У Дазая от его поцелуев коленки дрожат. — Так что, — выдыхает шатен, отстранившись буквально на несколько сантиметров, — Не будешь ставить? — Ты думал, всё так легко? — усмехается учитель, крепко держа парня за плечи, — Нет уж, милый мой... Когда Чуя заводится, Осаму теряет всю свою нахальность и просто плавится в его руках. Дазай обнимает его шею, пока Накахара с жадностью целует губы и опускает руки, быстрыми и чёткими движениями растёгивая пуговицы пиджака. — Д-дверь, — лепечет шатен, не без труда оторвавшись от обжигающих губ любимого. Чуя ловко снимает его пиджак, стащив вниз. — Закрой её, — властно произносит он, достав из кармана брюк ключ и вложив его в ладошку парня. Этой минутной отлучки Дазая хватило Чуе с головой, чтобы понять, насколько сильно он его хочет. Хочет, чёрт возьми, своего самого непослушного ученика. Прямо здесь, прямо сейчас. И никто уже не сможет помешать получить желаемое. — Как ты там сказал... Сразу два и не париться? — насмешливо спрашивает учитель, ухватившись за воротничок Осаму и глядя прямо в глаза. — Я не это... — парень моментально вспыхнул, уловив двусмысленность собственных слов. — До дома я не вытерплю, — он опускается, оставляя поцелуи на бледноватой шее шатена. Но Дазаю всё это только в радость. — Если кто-нибудь узнает, меня в лучшем случае уволят, а в худшем – посадят... — рассуждал Накахара, бережно растёгивая пуговички на школьной рубашке. Осаму делал то же самое с его пуговицами, и дышал чуть глубже обычного. — Но за такую сладость как ты рискнуть стоит, — закончил фразу Чуя, и припал губами к оголённой коже на плече ученика. — Я же люблю тебя... — шептал Дазай, прикрывая глаза. Голова кружилась от влажных поцелуев и блуждающих по телу пальцев. — И я тебя люблю, малыш, — шепнул рыжий в самое ушко. Рванул парня к себе, прижал близко-близко и опять завёл в поцелуй. Жаркий, мокрый, желанный. Тормоза сорваны. Дазай ахнул, когда его немного грубовато отпихнули от себя, отчего он даже ударился о край стола. — Лежать, Осаму, — скомандовал Чуя, так что шатен послушно опустился спиной на стол. Теперь-то он послушный. Самый послушный из всех. — Ты обещаешь, что выучишь тему к следующему уроку, а, малыш? — нависает сверху и произносит так сладко, что Дазая опять бросает в дрожь. — Обещаю, — шепчет парень, на что получает одобряющий взгляд от преподавателя и новый поцелуй в шею. — Осаму ведь хороший мальчик? — Накахара ведёт рукою вниз, к ремню на школьных брюках. Шатен громко сглатывает. Пульс отдаётся стуком в висках. — И Осаму не станет огорчать своего любимого учителя истории, верно? — Чуя устроился поудобнее и принялся растёгивать заветный ремешок. Кто бы мог подумать, чем ему придётся заниматься на этом замечательном столе. — Н-не станет... — задыхаясь от палитры ощущений бормочет шатен. Накахара увлечённо оставляет засосы на бледной коже, вовсе не задумываясь, что кто-то после может заметить эти следы их близости. Он прикусывает сладкие губки, усыпает ласками очаровательное юное тело. В который раз оторвавшись от губ, Чуя запускает два пальца в разгорячённый ротик парня. Дазай мычит от нетерпения, облизывая тоненькие пальчики своего учителя и стараясь смочить их как можно тщательнее. — Сладкий мой, потерпи ещё немножко, — опаляющее дыхание старшего сносит крышу и заставляет мурашки бегать снова и снова. Накахара сползает чуть пониже и вводит один палец, тут же вновь получая приглушённое мычание. — Только не шуми, малыш, — водит другой рукой по животу парня, одновременно добавляя второй палец. Медлить и самому не хотелось, но с Осаму нужно быть нежным. Чуя осторожно, но уверенно и ритмично двигает пальцы, разводит, взамен получая первый сладостный стон. Однако всё-таки это не совсем то. Ему бы хотелось, чтобы Дазай сейчас срывал голос. Но здесь нельзя. — Чу... Чуя... — шатен продолжает задыхаться, рваные выдохи вместе со словами вырываются из его груди и разносятся по пустоте кабинета. Он кончиками пальцев изучает ключицы и плечи своего мужчины, вызывая в нём ещё большую волну возбуждения. Чем глубже и быстрее заходят пальцы, тем громче томные вдохи парня. Осаму постанывает так жалобно, явно моля о большем. А Накахара получает удовольствие от его жажды, от этой дурманящей мольбы. — П-пожалуйста... — ученик чуть дёргается, извивается, желая получить ощущение намного слаще. Чуя довольно улыбается, целует где-то около рёбер и вынимает пальцы. Тянется к ширинке на собственных брюках. Наконец-то. Входит он тоже осторожно, крепко держа ноги парня. Быстро нельзя, иначе его мальчик вместо удовольствия получит порцию боли, а Чуя этого вовсе не хочет. Он движется поначалу плавно, проникая глубже и глубже, улавливая тихие неразборчивые звуки, издаваемые Осаму в порыве наслаждения. Не очень-то удобно было на столе, но это вовсе их не останавливало. Шатен ощущает приятную заполненность, старается двигаться навстречу. Накахара же наращивает темп, не обращая внимания на неудобство. Главное – его раскрасневшийся распалённый малыш, который прямо сейчас лежит под ним на уже нагревшейся от тела поверхности стола и тает от всего происходящего. Оба и думать забыли, что они в школе, и что у Дазая под вопросом стоит эта несчастная оценка по истории. Кожа у Осаму красивая такая, аристократично бледная, так что следы страсти на ней видны отчётливо. Прямо произведение искусства. Чуя глаза от удовольствия прикрывает – ему сейчас очень горячо и чертовски приятно. Дазай же смотрит, точно сквозь пелену: его предел, кажется, достигнут. С дыханием творится неразбериха, губы шепчут бессвязные слова. Шатен резко вздрагивает, чувствуя, как желанное тепло разливается внутри. Довольно мычит, расслабляется, словно и впрямь растает сейчас прямо тут, на этом столе. — Значит договорились, — шепчет Чуя, прижавшись к своему произведению и выравнивая дыхание. Осаму крепко-крепко обнимает, целует шею где-то сбоку. Он благодарен за такой исход. — И только попробуй не выучи.