Проклятие

      Гранд-мофф Таркин — человек слова.       Всем своим видом он кричит о своей преданности делу, вере в победу и безоговорочной верности Империи.       Спокойный, надменный взгляд больших глаз с ноткой укоризны. Нахмуренные седые брови. Негромкий, даже тихий, голос так и сквозит властью и полной уверенностью. На идеально выглаженной форме — ни единой складочки. Вальяжная походка и плавные жесты, чопорные замашки аристократа.       Даже простые, не приближённые к нему работники и откровенно глупые штурмовики знают, что чуть сощуренные глаза и приподнятые в смеси презрения и высокомерия уголки губ Таркина означают лишь одно. Этим видом он будто говорит, «Империю не победить, повстанческие отбросы.»       И невозможно поверить, что когда-то он неоднократно пытался убить Дарта Вейдера. Что поднимал против него оружие, что висел у него в тисках Силовой хватки после того, как тот за пару взмахов меча избавился от всех его союзников. А вот кем он стал теперь. Из отбросов — в гранд-моффы. Эта мысль всякий раз вызывает у него гордость. Он это заслужил.       Сейчас Таркин стоит у широкого окна, сделанного из сверхпрочного стекла, и с тем же величавым выражением лица наблюдает за базой, которую вот-вот поразит зелёный луч суперлазера.       Нет, ему не жалко оставшийся внизу гарнизон и нерешительного слабака Кренника. Вкрай обнаглевший сброд Повстанческого Альянса — проблема куда серьёзнее смерти пары десятков солдат и мелких офицеров, и он сделает всё, что в его силах, лишь бы Империя взяла верх. Он знает, что сейчас где-то в коридоре гиперпространства к Скарифу несётся «Опустошитель», на мостике которого зловещей тенью стоит тёмный лорд ситхов, безмолвно глядя в панорамное окно на сливающиеся в короткие блики звёзды. Он знает, что нельзя подводить Императора. Он знает — это заложено в его сознании — что так нужно.       — Огонь по готовности, — произносит он, почти не разнимая губ, и слегка улыбается, предвкушая зрелище. ***       Голова гудит и раскалывается, глаза налились кровью. Белый плащ замарался — пыль, кровь и пот. В последний раз, когда на нём была эта форма, в него стреляли тринадцать лет назад. Тогда это была Лира, жена Галена Эрсо. Сейчас чёртов повстанец попал в ту самую старую рану. Плечо, кажется, сейчас взорвётся от боли.       Директор Кренник поднимается с пола и кое-как встаёт на четвереньки, тяжело дыша. По лбу стекают капельки холодного пота. Ему больно, до ужаса больно, и он лишь хочет, чтобы за ним пришли, забрали в лазарет, вылечили.       Но он подвёл Империю.       Об этом напоминает и внезапное движение чего-то огромного за горизонтом. Приподняв голову, Кренник бледнеет ещё больше.       Из гиперпространства будто бы выпрыгивает его творение. Прекрасная и ужасная, способная за минуту уничтожить планету любого размера, та, ради которой он лил кровь и чужие слёзы. Плод его многолетней работы, так несправедливо отобранный у него.       И отданный Таркину.       Сейчас он должен был стоять на мостике и смотреть — с улыбкой смотреть, как вот уже во второй раз Империя показывает свою мощь всем, кто встал у неё на пути. Он это заслужил. Годы работы — чужие трупы и его бесконтрольные амбиции. Он умеет делать своё дело. Хочет, чтобы это умение уважали. Даже имел наглость — неслыханную! — попросить Дарта Вейдера замолвить словечко перед Императором. Но сейчас он не может и подняться на ноги. В последний раз он был таким же жалким на Мустафаре, упав на колени перед Вейдером и слушая свое последнее предупреждение. А сейчас…       Таркин знает, что он здесь. Просто он, Кренник, подвёл Империю. И гранд-моффу на него теперь наплевать.       Директор смотрит, как громада Звезды Смерти поворачивается дулом к Скарифу. Ему не страшно. Наверное. Вместо этого он пытается воссоздать её план и понять, какое слабое место в ней оставил этот подонок Гален. Он видит наяву, как отдаётся команда. Нажимаются кнопки, поворачиваются рычаги, зажигается в недрах супероружия лазерный луч, созданный из кайбер-кристаллов. Представляет сияющие чёрные шлемы стрелков-операторов, почему-то похожих на гробовщиков; моторы и реакторы, шлюзы и отдушины, турболифты и вентиляционные шахты.       И в самый последний момент осознание накатывает волной.       Одна из вентиляционных шахт — прямо возле реактора.       Он хочет закричать, что нашёл слабое место, что может всё остановить, но не может. Голос осип и не вырывается из горла, как бы он ни старался. Тогда ему становится страшно, страшно от своего бессилия, от того, что его детище его же и убьёт. Он глотает воздух, задыхаясь, и наконец может шептать, но произносит не то, что хотел. Он проклинает Галена и его дочь, проклинает Таркина, проклинает и повстанцев, и Империю, и изменников-джедаев, и чёртовых ситхов.       В глазах отражается зелёная вспышка.       Последние слова Директора Кренника — проклятие всей Галактики.