Немного о судьбе, новых знакомых и пользе алкоголя.

Сынмин на грани того, чтобы либо молиться начать, либо в окно - почти без вариантов. Хёнджин приходит чуть ли не каждый день в бар, садится за один и тот же столик. И сидит. Просто, блять, сидит. Ким готов на стенку лезть - честно. Чужое поведение непонятно и абсолютно ничем не оправданно. Каждый день омега хочет уже рассказать друзьям о происходящем, но стесняется будто чего-то. Может быть того, что его истинный (он уверен в этом), отрицает само существование Сынмина, в первое же посещение бара морщится недовольно с приближением бармена и высказывается достаточно резко: -Ненавижу молоко, можно кого-нибудь другого позвать, чтобы меня обслуживал? Сынмин - в краску и отступает поспешно. Собственный запах начинает раздражать тут же, хотя он его и не чувствует. Но слова как пощечина - отрезвляют, заставляют присмотреться к самоуверенному альфе. На третье посещение того, Сынмин уверен - у Хёнджина чувство собственной важности плещет из всех щелей, сигареты противные и нездоровая любовь к кольцам. А ещё волосы до подбородка и длинная серьга в ухе. «Как девчонка» - думает парень в перерыве, поглядывая украдкой, пока Уён вполне успешно обслуживает противного посетителя. Хван намного больше похож на милого омежку, если бы только не его эта сексуальность и крепкий запах. Сынмин окна нараспашку в баре, и плевать что март на дворе. Кого продует - не его проблемы. Вообще ничего уже вокруг не волнует, только постоянное присутствие альфы. -Чего таскается сюда? - бормочет Сынмин возмущённо, пытаясь мысли собрать. Уён в ответ косится удивленно, не пытаясь даже отвечать вечно недовольному напарнику. Ким даже дома - окна настежь, уже запах кажется в кожу впитался. Музыку громче только выворачивает, назло соседям, которые от возмущения стену скоро протаранят. Плевать в целом. Хочется уже увидеть Джисона - наивного и слишком доброго, Феликса, с его улыбкой, от которой рот скоро треснет, и веселого Чонина. Святая троица не выходит из головы, но встречи срываются - то Уён уезжает и его нужно подменить, то в ночную приходится выйти, а то и вовсе настроения нет. Последнее обычно совпадает с приходом в бар самовлюбленного альфы. Хрен знает почему. Сынмин в отчаянии каком-то - хватается за давно заброшенные стихи, рисует, разрывая листки поспешно, потому что кофейные глаза смотрят слишком пристально. Поёт, пока голос не срывается. У него весна такая получается - грустная и бесполезная. За что не возьмись - все к черту. Друзья в итоге посещают сами. Вваливаются в подвальчик шумно, радуясь временной свободе и Сынмин выпадает в астрал на секунду от переполняющего счастья. Джисон вдруг морщится, оглядывая немногочисленных посетителей. -И здесь это кофе, можно окно открыть? Ким готов расцеловать Хана, но спешит только к свежему воздуху, а зацеловывает в итоге Чонина, который весь такой пушистый в большом розовом свитере. Феликс грустный слишком, но старается этого не показывать. Сынмин его настроение улавливает наравне со своим раздраженно-недовольным и молча треплет по выцветшим волосам. Устраиваются в уголке, чтобы не мешал никто, наперебой рассказывают у кого что нового, Феликс только отмалчивается, да Сынмин все о работе больше. Хёнджина и так слишком много. Джисон сияющий, счастливый, но рассказывать подробности личной жизни отказывается наотрез. Метка только на плече под съехавшим воротом футболки выделяется по-прежнему. Чонин же как обычно - тысяча слов в минуту и бесконечное «Чани-хён», остаётся только радоваться. Ким и радуется, отбрасывает привычное в последнее время безразличие и забывается все на время, только Ли на вопрос «Все в порядке?» - кивает поспешно и натянутую улыбку на губах выдавливает, что волнует. Но за разговорами забывается. Сынмин то в смех, то в улыбки - радуется бесконечно, но выпить отказывается - на работе все-таки. Уён косится недовольно из-за стойки, но Сынмин его игнорирует. Смену сдаёт ближе к вечеру, они выходят все вместе, и ребята ноют как обычно о продолжении банкета, вот только у входа несколько знакомых фигур, на которые все моментально отвлекаются. Сынмин стонет беспомощно, потому что Хёнджин курит опять - что здесь забыл, как всегда непонятно. Минхо с Чаном вылавливают омег и довольные, как-будто приз выиграли, а вот Феликс тоже отступает в сторону. Сынмин ведь не дурак - замечает, сам в такое же поспешное бегство, только вот непонятно с чего австралиец так. Неужели из-за Уджина, который как-будто отдельно от всех или тоже кофе разлюбил? Сынмин в итоге друга за руку и такси вызывает. Шепчет в самое ухо: -Надо отвлечься. И увлекает за собой по дорожке фонарных столбов. Феликс покорно бредёт следом, будто и не обращая внимание на окружающее, приходит в себя только в машине. -Куда мы? Ким в ответ пожимает плечами: -Кутить. В клубе смешение красок и угол зрения немного смещается. Феликс срывается - шот за шотом в глотку, только кадык мелькает, но проблема в том, что и Сынмин тоже. Надоело - честно. Лето приближающееся не привычно светлое и счастливое, а одиноко-серое. Разнообразие алкоголя немного разгоняет мрачное настроение. Даже удаётся Феликса разговорить. -Истинный у меня - мудак, все ему весело и смешно. Он мне не нравится совсем, - Ли хлопает по стойке, - Пахнет от него противно, будто алкашкой этой, и тошнит от этого всего. Будто мысли читает. Сынмин сочувственно в чужие волосы пальцами и вжимается лбом в хрупкое плечо. Феликс же не замолкает, будто плотину прорвало. -Ты понимаешь - я ему в чувствах признаюсь, а он отталкивает и в игнор. Хвоя эта ещё чертова, толстовка ведь до сих пор запах держит, а я не стираю - мазохист возможно. Ким моргает удивленно, будто выпадает на время. -Кому в чувствах? Какая хвоя? - выстраивается наконец. -Ким Уджин, знаешь такого? - Феликс кривится, улыбка почти больная. Рюмка снова вверх-вниз, кадык дергается. У Сынмина появляется смутное подозрение и осознание сложившейся ситуации ударяет молоточком в голову. Ещё бы мысли собрать хоть немного, но видимо не сегодня. -У тебя ведь тоже не все в порядке - видно. Только скрываешь от нас зачем-то. Австралиец давит откровенно, но Ким за долгое время не замыкается в себе. Даже кивает в ответ. Наболевшее просится наружу, вместе со словами. -У меня тоже игнор, только от истинного. Хёнджин как проклятие какое-то, не отпускает, только мучает больше. Феликс - маленькую ладошку к губам в удивлении и только стакан ближе тянет. Забывается все как-то. Хорошо, спокойно. Утром только приходится пожалеть о количестве выпитого. Чужая квартира не располагает к опустошению бунтующего желудка, приходится лёжа ловить отходняк и молиться всем богам, о запасных жизнях. По голове почти невесомо чужие пальцы, отстраниться сил нет, но спасителя с водой нужно отблагодарить. Приходится двигаться. Уджин как всегда милый и добрый, успевает подтолкнуть тазик ближе, и даже по голове продолжает гладить. Только вот ситуация не понятная совсем. -А где Феликс? - чувствуя, что отпускает, поспешно интересуется Сынмин. Уджин-спаситель снова со стаканом в руке, на него молиться хочется, если честно. Сил бы только наскрести. -В Чановой комнате спит. У Сынмина воспоминания кристально чистые, почти болезненные. И танцпол шумный после определенного количества алкоголя и откровенных разговоров. И попытки дозвониться до кого-нибудь далеко за полночь, когда незнакомые альфы давить начинают своим присутствием и откровенными предложениями. Уджин у младшего предсказуемо в звонках в «важных», отвечает только не сразу, Сынмин успевает смириться с незапланированным изнасилованием. Зато альфа срывается почти сразу, ни одного вопроса в ответ на бессвязный лепет австралийца. Адрес только просит скинуть смской. Сынмин с Феликсом в панике набирают правильно с первого раза и на улицу поспешно - задницы морозит, зато спокойнее в разы. Феликс на заднее сидение почему-то, хотя пьяный - как раз для выяснения отношений, но вырубается сразу. Сынмин же косится на невозмутимого водителя и не понимает совсем Уджина. Как и сейчас в принципе. Лезть в душу не хочется, из своих бы мыслей выкопаться, но за друга волнуется. Принимает снова горизонтальное положение и настраивается на серьезные разговоры с альфой. Тот как чувствует - стакан на столик, а сам садится на кровать рядом. Сынмин вот нихрена не понимает уже. -Вижу же - вы вчера выговорились друг другу, так что давай свои вопросы, - Уджин задумывается на секунду, - Или обвинения - как пойдёт. У омеги в голове как назло пусто. -Ты вот взрослый такой, спокойный, всегда знаешь, как помочь и что ответить, - цепляется за собственные слова отчаянно, - А почему с Феликсом тогда так получается? Уджин в колени взглядом и молчит. Долго. -Влюблён потому что как малолетка, - наконец вздыхает, - А у него истинный где-то в окружении, и не хочется потом сердце по осколкам собирать. Сынмин не знает, что на такое ответить, чувствует себя совсем глупым и наивным немного. В мыслях только непонимание - зачем все так усложнять? -Он ведь тоже любит, а истинного вообще не переносит. И вы как два идиота, страдаете ни за что. Уджин вдруг резко поднимается, так что омега вздрагивает, пугаясь. Но старший только смотрит с такой же болью, как Феликс прошлым вечером. -Разберёмся, не беспокойся больше, - улыбается вдруг привычно, восстанавливая душевное равновесие, - Я рад, что ты наконец-то выбрался, Чонин с Джисоном всем уши прожужжали - как сильно по тебе соскучились. Сынмину стыдно немного, но кивает только в ответ. Уджин уже на пороге застывает, будто со стеной говорит. -Сынмин. -М? -Знаешь почему у вас с Хёнджином все сложно? Младший по ощущениям трезвеет разом. Пересохшим языком по искусанным губам. -Почему? -Ты для Хёнджина слишком резкий, негативный, постоянно недовольный, - каждое слово как пощечина, но зато правдиво, - Наш принц любитель милых, покорных омег, которые и слова лишнего не скажут. Но знаешь что? Старший вдруг улыбается как-то озорно, по-детски, сбрасывает лет десять разом. -Я даже рад что вы истинные, ты сильный - если захочешь, то сможешь с ним справиться. И за дверь - будто спасается бегством. Сынмин вот только не представляет, что делать с предоставленной информацией.