Кронштадтский футшток

И однажды в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль. (Фёдор Достоевский)

Кронштадт был типичным захолустьем. Затянутый в гранит, омываемый волнами холодного моря, - он и в мирное время оставался крепостью. Безмолвным напоминанием тому служили порты стратегического военного назначения и профильные учебные заведения - когда-то здесь начинался российский флот. Эти мостовые - кое-где до сих пор мощеные чугуном - видели Петра. На улицах и фасадах зданий еще оставались заметны следы артобстрелов. Всего 19 лет назад закончилась война, самая масштабная, самая кровопролитная в их истории. Война, которая едва не уничтожила их - но страна поднялась из огня и пепла сильней и горделивее прежнего. Сергей Павлович думал об этом, разгуливая по берегу Финского залива. Город был закрытый и, как все города подобного типа, подчинялся своему особому ритму: праздных прохожих тут было не встретить. СП оказался исключением. У него выдались редкие свободные часы: его команда для испытаний подводного ракетного старта должна была приехать еще с утра, но из-за тумана Ленинград не давал посадку. СП, прибывший накануне, вынужденно бездействовал - погода и тут, на севере, мешала ракетчикам. Ожидая перемен на атмосферном фронте, он написал несколько писем, откорректировал свою традиционную статью в «Правду», до которой прежде не доходили руки, - и все дела вдруг закончились. За окном шумел ветер. СП поднялся из-за стола, отдернул шторы - за деревьями парка, свинцовая, с белыми барашками, хмурилась Балтика. Некоторое время он стоял у окна, наблюдая этот серый пейзаж, изменчиво-однообразный. Смутное беспокойство родилось в его душе - как всегда весной, предвещая мигрени. Предыдущие несколько лет были трудными, его стране снова грозили войной, и ему пришлось много работать над тем, чтобы защитить ее. Он и в мирное время оставался солдатом, неся свою бессрочную вахту. "Как и ты, Кронштадт", - подумалось ему вдруг, и он перестал раздражаться своим заточением. Напротив, ему захотелось туда, в эту свинцовую пустоту прямых, как стрелы, улиц. В поле зрения возник и медленно поплыл под окнами автобус - белый с голубой полосой на боку, в таких же у них на полигоне возили первых космонавтов. Это было первое транспортное средство, которое СП видел здесь за минувшие сутки, не считая автомобиля, на котором сам приехал вчера. Автобус остановился на перекрёстке, и оттуда начала выгружаться группа людей в гражданском. Один, повыше других, худощавый, в шляпе напомнил ему обликом Валентина - было какое-то сходство в осанке, в том, как он держал голову... "Везде Глушко мерещится", - проворчал СП и, накинув пальто, вышел на улицу. Ветер оказался на удивление тёплым. Он вдохнул его полной грудью и спустился к берегу. Над стальной водой, задевая ее крылом, кружили чайки. Большие корабли меланхолично покачивались на волнах. Приближался апрель, северная весна всё явственнее вступала в свои права. Кронштадт был не так уж плох. Он прошелся до бастиона, постоял там, разглядывая с батареи Паукера залив в черных точках фортов, потом проделал обратный путь по набережной - больше заняться тут было нечем, - остановился возле маяка, пошарил в карманах в поисках папирос, не нашел и меланхолично направился обратно в гостиницу. В холле его удивил непривычный шум, хлопали двери - заехавшая с утра группа ученых оживила молчаливые коридоры. Взяв у дежурного свои ключи, СП шагнул в сторону лестницы на второй этаж, и вдруг его окликнули: - Здравствуйте, Сергей Павлович! Голос он узнал сразу, пусть и слышал его в последние несколько лет разве что по радио, а его обладатель то и дело попадался ему в газетах и на обложках журналов - так что у СП со временем возникла иллюзия, будто они существуют раздельно: улыбающееся лицо на газетных страницах - и голос в радиоприемнике. Сейчас все эти разрозненные черты вновь обрели цельность - СП поднял голову и увидел на верхней площадке Юру. Но этого просто не могло быть. Как, откуда - здесь, далеко от Москвы, далеко от Тюратама, в крошечной гостинице северного городка?.. Он смотрел во все глаза и не верил, что действительно видит Юру, что не его глубоко внутри запрятанное, мучительное желание вызвало этот образ, наделило знакомым обликом совершенно постороннего человека... Кто-то как две капли воды похожий на Юру тем временем в несколько ступенек одолел лестницу и оказался рядом, так близко, что СП испугался обжечься и едва подавил желание отпрянуть. - Юрий Алексеевич, - сказал он осторожно, всё ещё сомневаясь. - Вы что здесь делаете? Юра улыбался и щурил глаза, - курносый, чёлка набок, на щеках загар недавнего путешествия, - под свинцовым бессолнечным небом он казался цветком, привезенным из каких-то волшебных стран, сияющий изнутри невероятным светом, неприлично красивый в своем простом сером пальто. - Приехал в составе делегации, - ответил он. - Валентин Петрович пригласил. "Час от часу не легче", - подумал СП. Значит, утром ему не почудилось, - он действительно видел Глушко. - Я заметил вас из окна и глазам не поверил, - продолжал Юра, улыбаясь как будто растерянно. - Вы по работе? Спрашивать нельзя? - Можно, но не здесь, - ответил СП. - Я живу в двадцать четвертом. Зайдешь? Они так редко виделись, что СП теперь каждый раз надо было начинать с Юрой заново. Переступать сомнения, настороженность. Юре это удавалось быстрее и проще. Он сразу повесил пальто, аккуратно поставил на коврик ботинки и прошел в номер без смущения. СП задержался в прихожей - ему потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки. Юра ждал его у окна, где СП скучал давеча в одиночестве. Теребил бахрому занавески, смотрел на залив. Он тоже был взволнован, и СП это тронуло. На звук его шагов Юра обернулся, в глазах его застыл вопрос, и СП пока не знал, как расшифровать его, поэтому продолжил начатый внизу разговор: - У меня запланированы пуски. По графику - с сегодняшнего дня, но участники не смогли прилететь из-за непогоды. Так что я бездельничаю до завтра. А ты? Надолго сюда? - Сейчас экскурсия по городу, потом говорю речь в доме культуры, затем банкет, и вечером уезжаем в Ленинград, - отчитался Юра. - Но, думаю, на банкет можно не оставаться. Я живу в двадцать девятом. Самомнение у него было выше гор. СП собирался было сообщить ему об этом, но не успел и слова вымолвить - Юра шагнул к нему, снова оказываясь чересчур близко. - Я приезжал к вам в Подлипки, - сказал он, взмахивая выгоревшими ресницами. - На той неделе. И не застал. - Я был на полигоне, - подтвердил СП. - Мы начали горизонтальные испытания нового изделия... Готовим выход в открытый космос. И я нашёл новую кандидатуру командующего полётами. Осталось убедить Москаленко как можно скорее подписать назначение. - Чьё? - спросил Юра быстро. Он выглядел почти спокойным - постоянное общение с прессой научило его необходимой сдержанности, но СП был ему не враг и не хотел его мучить. - Твоё, конечно, - ответил он. Юра кивнул, словно иначе и быть не могло. Несколько прядей из чёлки упали ему на лоб. И в этих дерзко торчащих вихрах, в этом сдерживаемом нетерпении, в этом взгляде из-под ресниц СП вдруг узнал, вспомнил Юру всего целиком, разом, словно провалился в ту далекую летнюю ночь, когда они впервые вот так же стояли друг перед другом, напуганные и счастливые родившейся между ними близостью. Вспомнил - и будто стена между ними рухнула. Он почувствовал, как в ушах поднимается знакомый шум. За окном по-прежнему бесился ветер, трепыхаясь в ветвях парка, и так же трепыхалось, частило сердце СП, стучало в горле. - Сергей Павлович... - произнёс Юра почему-то шепотом. - Что, Юрочка? - спросил СП, так же переходя на шепот, потому что вопрос в глазах мальчишки так и не исчез. Юра излучал живое тепло, притягивал магнитом - коснуться его щеки ладонью, соскользнуть к шее и забраться под ворот рубашки... Но в коридоре уже слышались торопливые шаги и голоса, Юра нехотя отступил, и мгновение было потеряно. - ...Я вас не подведу, - сказал он. - Я знаю, - ответил СП. *** От стойки дежурного СП вызвал по телефону аэропорт - ему обещали, что рейс будет сегодня около полуночи. В любой другой день вынужденное бездействие уже подтолкнуло бы его искать альтернативные маршруты для прибытия группы, но сегодня он впервые за много лет сказал себе: "Пусть всё идёт как идёт". Может, сама судьба подарила ему такой день, который он мог прожить не Главным Конструктором, а обычным человеком. Задумчиво опустив трубку на рычаги, он обернулся и увидел перед собой Глушко - теперь уже точно не было сомнений, что это Валентин. Теперь пришла очередь Глушко удивляться. Они поздоровались очень сдержанно, но искать тему для разговора не пришлось - в холл спустился Юра, за ним подтягивалась группа глушковских инженеров. Многих из них СП знал в лицо. Начались приветствия, рукопожатия, суета, СП подхватило этой волной, и за разговорами он неожиданно для себя повторно отправился на экскурсию по городу, в котором, он думал, нечего было смотреть. Теперь он понял, что ошибался. У города была славная история, и прямо здесь на глазах закладывался фундамент не менее славного будущего: огромный собор посреди площади, с именами погибших моряков на стенах и морскими знаменами на флагштоках, соседствовал с недавно открытым домом культуры, где Юре предстояло выступать с речью, тут и там в слаженных уличных ансамблях проглядывали заплатки строек, новые современные пятиэтажные дома вырастали над двухэтажными каменными старцами. Ветер улёгся - сама природа благоволила им. Кронштадт нравился ему всё больше. Юра шел впереди, рядом с экскурсоводом, осыпая его вопросами. СП отделился от общей компании и, сунув руки поглубже в карманы, держался поодаль, чтобы в любой подходящий момент покинуть это общество и вернуться обратно в гостиницу. Но Юра то и дело оглядывался, искал его глазами - и СП не мог уйти. "Я ведь люблю его, - думал СП изумленно. - Люблю, и это, похоже, всерьёз. Три чёртовых года прошло, я мог бы давно его забыть... Сейчас люди чаще в космос летают, чем мы встречаемся, но - кроме шуток! Он здесь - и вот я уже места себе не нахожу. Разве не должно было это стереться, как стирается всё, что болело когда-то? Разве не должна была уже подействовать анестезия повседневных забот?" Анестезия не действовала. Рядом с Юрой штормило по-прежнему. "Почему именно он? - размышлял СП, вновь со смесью горечи и радости устремляя взгляд на знакомый вихрастый затылок. - Я каждый день могу общаться с инженерами, учёными, с десятками других космонавтов... Все они так же верят в наше общее дело, все они так же отдают себя труду без остатка. Что такого в Юре, чего нет в них? Смелость? Безрассудство? Доверчивость? Не это ли сразу подкупило меня? Пожалуй... Ведь никто из нас не был до конца уверен в успехе, а он вручил мне ни много ни мало - свою жизнь... Но он не покупал меня, нет. Он доверился - вот и всё". Юра меж тем отстал от экскурсовода и теперь о чем-то негромко говорил с Глушко, взяв его под руку. Что могло связывать этих двоих? Или на Валентина тоже действовало удивительное Юрино притяжение? Расслышать их было нельзя, но Глушко в ответ на какие-то Юрины слова вдруг засмеялся - без злости, без яда, и на миг стал прежним Валентином, времен ракетного института и военного полигона в Капустином Яре... Это воспоминание неожиданно обожгло СП. "Неужели и эта память еще жива?" Он с какой-то необъяснимой жадностью вглядывался в них двоих - людей, которые в разное время были так ему дороги. Валентин постарел, виски уже седые, это он еще давеча заметил, да и Юра уже не тот хрупкий мальчик, который когда-то придержал для него дверь в Лётном институте... Менялось время, менялись люди... Но печать, поставленная ими на его сердце, оставалась неизменной. В парке группа нестройно рассыпалась по аллее, Юрина спина снова попала в поле зрения СП. "Он всем нравится, - продолжал размышлять СП. - Даже Глушко рядом с ним оттаял... Чистая душа, искренняя. Разве не по этой причине я который год добиваюсь для него должности? Каманин как-то спросил меня о преемниках - разве Юра не самый достойный из них? Как уверенно он держал тогда экзамены, как успокаивал меня перед своим полётом... Но я... Не поступаю ли я как индивидуалист? - некому было сейчас упрекнуть СП, поэтому он сам упрекал себя, вглядываясь пристально в свои мысли: - Что он мне? Я уже старик, а он молодой, и будет молодым еще долго - ему всего тридцать... Да, сейчас я могу переложить на его плечи часть груза, могу использовать его знания и опыт... но ведь мне этого мало... Мои аппетиты будут расти... И что же дальше? Я привяжусь к нему ещё сильней и стану надеяться на другое, на несбыточное... А у него семья... Картина, по всему, получается неприглядная. Следует ли давать волю эмоциям сейчас, когда впереди еще столько несделанного, такая большая сложная работа?..". Он хотел бы оценивать происходящее здраво - но голова пылала. Спасительный лёд не мог возникнуть между ним и Юрой - он это понял сегодня как никогда отчетливо: мальчишка растопит его в миг, одним словом, одним взглядом - не оттого ли, что он приехал сегодня в Кронштадт, потеплел северный воздух и подали первые робкие голоса весенние птицы? На обратном пути они остановились на каменном мостике через неширокий канал. - Подходите ближе, товарищи, - позвал экскурсовод, указывая на одну из подпорок моста. - Обратите внимание на ту неприметную металлическую линейку. Это Кронштадский футшток. От его нуля у нас в Советском Союзе ведется геодезический отсчет высоты над уровнем моря... А также, - добавил он, улыбаясь, - рассчитываются космические орбиты. - Так вот он какой, пуп земли! - воскликнул Юра, свешиваясь через перила. - Поаккуратнее, Юрий Алексеевич, - строго сказал СП, ловя его за воротник пальто, как школьника. - Иначе на банкете некому будет говорить речь. Мальчишка на родительскую опеку не обиделся, бросил смеющийся взгляд через плечо, и у СП на миг перехватило дыхание от столь откровенной подначки. *** В дом культуры он отправился, даже не обманывая себя относительно причин - он шел из-за Юры, хотел его видеть и быть рядом с ним в течение этого дня так долго, как сможет. Он даже готов был пройти через унижение с пригласительными билетами, но глушковцы позвали его к себе на первый ряд. Видимо, Валентин был здесь основным гостем, а Юру привез с собой как гастролирующую звезду. СП не хотел чувствовать себя обязанным Валентину, но место перед трибуной оказалось дороже предрассудков. Юра выступал долго. Звучал он твердо, уверенно, - годы каманинской дрессуры не прошли даром. Кронштадтцы - а их набился полный зал и даже стояли в дверях, - приветствовали его с большой сердечностью. СП часто слышал записи его выступлений по радио - никогда еще Юра не говорил так вдохновенно о будущем, о необходимости трудиться и каждый день крепить мощь своей великой страны. Он говорил, а СП казалось, что за ним раздается хор других голосов. "Нельзя вечно оставаться в колыбели" - произносит Константин Эдуардович Циолковский. "Вперед, на Марс!" - восклицает Цандер. "Межпланетные сообщения являются моим идеалом и целью моей жизни, которую я хочу посвятить для этого великого дела", - говорит Валентин, размахивая отверткой, как дирижер оркестра - палочкой. К этим голосам присоединяются другие - Мстислав Всеволодович, Колюня, Леонид, тысячи и сотни тысяч инженеров, конструкторов, испытателей, военных, рабочих на заводах... "Не ошибся я в нём, - думал СП, ощущая, как радостно бьется сердце. - И все мы были правы, когда выбрали его. Он способен повести людей за собой, ему верят, ведь слово у него не расходится с делом". В этот момент в душе его свершился окончательный перелом. "Нет, - сказал он себе твердо. - Юра нужен мне не только для себя. Он нужен всей нашей космонавтике. Никаких больше компромиссов, теперь я буду бороться за него по-настоящему". *** После торжественных речей было объявлено начало банкета, и все потянулись к выходу из зала заседаний. СП сразу потерял Юру в толпе и беспокойно оглядывался. Наконец, рассудив здраво, что в такой толчее поиски все равно не увенчаются успехом, направился к выходу. В холле царила еще большая неразбериха, поэтому, когда Юра вдруг вынырнул из толпы ему навстречу, СП не сразу понял, что ему делать. Проститься с ним в самых официальных выражениях или завернуть в ковёр и умыкнуть от посторонних глаз, как невесту?.. Юра среагировал быстрее и взял его за руку, - так естественно, будто все это время их хоть что-то связывало. СП окончательно потерялся от этой неуместной, но желанной ласки: спустя несколько лет это уже не должно было волновать его - и всё же волновало. Он сжал руку Юры в ответ, не заботясь, как это выглядит со стороны. На них наталкивались выходящие из зала, и Юра поспешил увести СП за собой, в сторону от людского потока, к одному из высоких окон. - Я искал вас, хотел сказать, не уходите, - попросил он, было шумно, и он наклонился так близко, что СП мог бы сосчитать его ресницы. - Я сейчас еще переговорю с группой товарищей и вернусь... Может, удастся сбежать? Вы... - он запнулся. - Вы не откажетесь провести этот вечер со мной? От недавней самоуверенности, с которой он выступал с трибуны, не осталось и следа. Сейчас он был тем прежним мальчиком из Лётного института, его мальчиком, и от этого тугой комок, стеснявший грудь СП, вдруг растаял. - Не откажусь, - ответил СП мягко. - И не уйду. Буду ждать тебя, сколько потребуется. Эту двусмысленность он допустил намеренно и не сожалел об этом. Вокруг сновали люди, но они двое будто выпали на миг из времени и пространства - в ушах СП шумел ветер, как в те дни его юности, когда он поднимался над землей на своем планере. - Ну, ступай. Тебя ждут, - сказал он наконец. Действительно, в дверях банкетного зала кто-то из представителей администрации ДК уже тянул шею в их сторону, не решаясь прервать разговор. СП еще смотрел ему вслед, когда перед ним возник Глушко. Волосы его были гладко зачесаны назад, на груди покачивались два ордена Ленина, стрелки на брюках были идеальными, словно он только что отгладил их - так что СП стало неловко за свой мешковатый костюм. В зале они не встретились, но теперь предстояла расплата - Глушко подошел с явным намерением поговорить, а из их разговоров уже давно не получалось ничего толкового. - Любопытное зрелище, - сказал Валентин не без ехидства. - Когда ты распекаешь своих подчиненных - стены ходуном ходят. Когда Юрий Алексеевич произносит речь со сцены - в зале слышно, как муха жужжит. Но стоит вам двоим оказаться рядом - вы становитесь как лунатики. - Было время, когда нас с тобой тоже считали "лунатиками", - сказал СП. - Не помню, - открестился Глушко, и не выдержал - отвел взгляд. - А я помню, - ответил СП, нажимая на последнее слово - после разговора с Юрой он был еще уязвим и потому легко завёлся. - Когда-то мы с тобой даже поклялись друг другу... Глушко тоже моментально вспыхнул. - Я клялся воплощать идеи Константина Эдуардовича, а не твои собственные, - перебил он. - Я следую нашему с тобой плану, и за эти годы не отступил от него ни на шаг! - Никаких "нас с тобой" нет, - заверил Глушко. - Ты давно никого не слушаешь... Хочешь единолично всё контролировать. - Я такой же рудокоп, как и ты, - ответил СП. - Ну, ты-то себя рудокопом не считаешь, - фыркнул Валентин. - Ты у нас теперь "Главный Конструктор" над всеми конструкторами. - И вдруг добавил уже совсем другим тоном: - Но с Юрой трудно притворяться, правда? Рядом с ним ты сам - такой, каким был раньше. - Ты тоже! - бросил СП. - Я наблюдал за тобой сегодня... Почему со мной ты перестал быть прежним? - Почему ты перестал мне верить? - в тон ему зло ответил Глушко. Оба замолчали, тема была не нова и затёрта бесконечными повторениями. СП оглянулся в сторону зала, боясь пропустить момент, когда Юра освободится от толпы поклонников. - Почему мы вообще обсуждаем это здесь? - спросил он. - Хочешь поговорить - приезжай ко мне в Подлипки... - К тебе в Подлипки я не поеду, - ответил Валентин холодно. - И обсуждать ничего не хочу. Я всё тебе сказал ещё тогда, при Никите. Моё мнение не поменялось, твоё, как вижу, тоже. Единственная причина, по которой я вообще с тобой разговариваю - Юра. Мы с ним в последнее время видимся довольно часто, и он всегда говорит о тебе. - М-м, неужели, - ответил СП. - Я думаю, - продолжал Глушко, сверля СП взглядом, - что он очень любит тебя. И у вас это, похоже, взаимно. Какого признания он ждал от бывшего друга? СП пожал плечами: - Да, Юра особенный. Он... как тот Кронштадтский футшток - начало всего и мерило всего. То, что мы делаем и будем делать дальше - мы всегда будем соотносить с ним, с его полётом, с его подвигом. Он отчаянный, безрассудный и ... удивительный. Ты как-то спросил, не влюблен ли я... Да, я был влюблен, уже тогда. Поэтому всё, что я сейчас делаю - это мой самый честный труд, моя единственная правда. Глушко был изумлен и не скрывал этого. - Вот так речи. Всё ещё серьезнее, чем я думал, - пробормотал он. - И ты ему скажешь?.. - Да, - ответил СП просто. - Скажу. Мгновение Глушко пытливо смотрел ему в лицо. - Тогда не трать время попусту. У тебя есть чуть больше часа. Забирай его и беги. - Думаешь, его не хватятся? - сказал СП. - Возможно, но им будет чем отвлечься на банкете. - Постой. С чего тебе помогать мне? - спросил СП прямо. - Из-за него, из-за Юры? - Можешь считать так, но это только половина правды, - ответил Валентин хмуро. - А в чем другая? Глушко замялся. - В том, что он такой же, как ты, Сережа. - Такой же - это какой? - Слишком прямой и слишком мечтательный. Боюсь, это его погубит. Но он похож на тебя в молодости, когда ты еще слушал кого-то кроме себя, поэтому он мне нравится. И я беспокоюсь о нём. Береги его, если сможешь. Он кивнул, развернулся на каблуках и ушел в банкетный зал, откуда уже явственно раздавался звон рюмок. СП смотрел ему вслед, понимая, что эта глава его судьбы окончательно закрыта, и не мог понять, чего сейчас в его душе больше - горечи или облегчения. *** Ночь в Ленинграде наступала как-то сразу, будто набрасывали на город тёмную шаль. Было уже совсем темно, когда они добрались до гостиницы. Юра включил свет и задернул шторы. Номер у него был крошечный, как и у СП: прежде в этом здании располагались казармы, потом просторные помещения разделили перегородками. СП запер дверь от случайных визитеров и прямо здесь, на пороге наконец взял лицо Юры в ладони и поцеловал его, так, как хотел это сделать ещё утром - глубоко и неспешно. Он испытывал сентиментальное желание отнести Юру в постель на руках, медленно ласкать, заставляя испытывать одновременно муку и сладость, и так же сладко мучиться самому, но внутренние часы неумолимо тикали: прошло семь минут, осталось пятьдесят три. На шее Юры билась жилка, и было в этом биении столько удивительной, непонятной хрупкости, что СП вдруг испугался силы своего чувства. Он отстранился, но Юра будто понял его сомнения и перехватил инициативу. Их второй поцелуй был полон страсти, неутолённого желания и нетерпения. Всё вдруг стало неважно кроме этой минуты и этой комнаты. СП, не отрываясь от губ Юры, стал расстегивать его пуговицы. На Юре была шелковая рубашка, она касалась его кожи так нежно, как СП сам хотел бы каждый день касаться Юры, и облегала его, как мраморную статую: там, где заканчивались короткие рукава и открытый ворот, тело, не тронутое лучами нездешнего солнца, хранило свою белизну. Хранило для СП. И, конечно, еще для кого-то, но он отогнал от себя эти мысли. Слишком мало было отведено для их встреч, чтобы впускать сюда кого-то третьего. "Это нелепо, мы встречаемся раз в год... - снова думал СП, но перед глазами уже поплыли цветные круги, а уши заполнял знакомый гул - знак надвигающегося шторма. - К тому же... - продолжал он мысленно увещевать себя, - это опасно и безрассудно как... как решиться на первый полёт". Но ведь Юра был именно такой - каждый раз решался, каждый раз подходил к краю бездны... Ведь это он первым попросился на центрифугу, первым отправился на орбиту, первым пришел к СП, чтобы назвать словами то, что оба они давно уже испытывали друг к другу... Это он своим безрассудством показал СП - сажавшему горящие самолёты и осматривавшему заправленные ракеты - что тот не одинок, что есть еще один человек, для которого любимое дело - выше всех в мире наград. Так уж вышло, что только в шторм они оба могли дышать полной грудью. И так уж вышло, что этим штормом они сами стали друг для друга. *** Собирался Юра по-военному быстро. Всего минута - и вот он был уже застегнут на все пуговицы и безукоризненно причесан. О недавних страстях говорил только еще не сошедший с его щек румянец. Они с СП сидели рядом на краю постели и держались за руки - кажется, у них начали складываться собственные сентиментальные традиции. За минувший час им было не до разговоров, и теперь они использовали последние мгновения, чтобы наговориться. - "Девятка" - это принципиально другое изделие, - рассказывал СП вполголоса. Гостиница была совершенно пустой - никто еще не вернулся с банкета и можно было не таиться, но многолетняя привычка вынуждала СП к осторожности. - Она летает на низкокипящих компонентах, на заправку уходит всего 20 минут. Ты увидишь, как изменился пусковой процесс. За три года мы шагнули далеко вперед и будем быстро наращивать темп, теперь вместе с тобой, когда ты приступишь к своим обязанностям. - Сергей Павлович, - сказал Юра тихо. - Для меня нет иного счастья, кроме как быть вам полезным. Я давно понял для себя одну, но самую главную вещь: и в часы триумфа, и в часы промедления я хочу быть рядом с вами. Хочу делать такое же великое дело, как вы делаете. СП кивнул. - Сейчас начинается новый ответственный этап, - отозвался он. - И я рад, что ты будешь в этом участвовать. Я думаю о станции в космосе... Зайди ко мне на той неделе - есть уже кое-какие наработки. Пока это только эскизный проект, но тебе я хочу показать. По коридору прокатилось эхо голосов, где-то хлопнула дверь. Юра встрепенулся. - Сергей Павлович, - сказал он со знакомыми настырными нотками в голосе. - Я знаю, здесь не время и не место об этом говорить, но ваша новая ракета... Я хочу... Когда-нибудь, пусть через год, пусть через пять лет... Хочу полететь на ней. Если бы он знал, каким желанным делал его этот вызывающий вид, с задранным вверх носом, он бы уже веревки мог из СП вить. - Я знаю, мой герой, что ты не останешься в стороне, - ответил СП ласково, любуясь им. - Я даю тебе обещание, что на этой новой ракете ты полетишь обязательно. Я сам поговорю об этом с Каманиным. И он не удержался притянуть Юрину голову к себе, взъерошивая идеальную прическу. Он пока не знал точно, когда и каким образом это произойдет. Одно он знал прямо здесь и теперь - что Юра самый безрассудный и упрямый мальчишка на свете и с его упорством они точно доберутся до Луны. Северная весна пробиралась сквозь неплотно закрытые рамы, тревожила занавески. Кронштадт был лучшим городом на земле. 12.01.2020