Пироэйс

Вепрь пропарывает бок юноши, и кровь сочится на землю, высыхающую, бесплодную под ядом свершившейся мести. Вечность – ибо времени не течёт для бессмертного бога – назад бесплодна и пустынна была та земля, которую покинул Арес, чтобы нести своему народу степей и ветров новую жизнь, завоевать цветущую плодоносную землю Эллады, подняться до Олимпа и низринуть тех, кто бы осмелился не покориться воле меча и щита. И вот, теперь, диким вепрем, он обагряет клыки кровью Адониса, и рана смертельна. Покрытый пылью далёких фракийских пустынь, широкоплечий, загорелый, опирался он на меч, из прорезей шлема созерцая бессмертных богов, готовых уступить ему, согласных принять его народ в свои земли. Битва была трудна – но исход её удовлетворяет того, кого назовут кровожадным богом безумств и несправедливой войны. Арес, властитель собственного племени неутомимых воинов, изнуряемых солнцем и жаждой, измучанных дальностью переходов, привёл свой народ в плодоносные земли Эллады, и боги Олимпа не могут поступить иначе, как принять его, победителя, рядом с ними. Жир забитых быков курился в жертвенниках Ареса, и хищно раздувались ноздри воина-бога. Адонис – любовник той, что была волей правителя, Громовержца Зевса, отдана ему законной супругой, той, что сменила не одного любовника, раздразнивая, маня, вскружая голову и не подпуская к себе пропахшего потом и кровью чужеземного бога, уходившего вновь и вновь на дальние подступы Ойкумены с мечом и щитом и возвращавшегося усталым, пропахшим потом, козьим жиром и ещё большей кровью. Адонис был молод, юношеское тело подобно женскому телу самой Афродиты, рождённой легчайшей морской пеной Киприды, чья любовь столь же эфемерна, как пена прибоя, накатившая на камни эллинских побережий, и кровь вытекает из смертельной вспоротой раны, обагряя землю, которой не цвести больше. Покрытый пылью далёких пустынь, он приходил в свой дом чужим богом, нежданным и нелюбимым, законным мужем, променянным на сотни любовников и любовниц. Она предпочитала ему богов, и полубогов, и простых смертных, и ложе супругов оставалось лишь её ложем – бог кровожадной войны, безумия, застящей глаза ярости не умел схватить, бросить на мягкий матрас, набитый нежнейшей шерстью тонкорунных овец, овладеть силой. Пыльное солнце становилось свидетелем его измен в далёких странах тысячи раз, но разве можно счесть изменой то, что пристойно воину и мужчине, разве не в этом состоит добыча и отдых того, кто охраняет народы, кто приносит богам поклонение и новые жертвы. Адонис умирает, и Арес смотрит сквозь пальцы на анемоны, рождающиеся из крови юнца, и на увитые анемонами локоны пеннорождённой, и ярость застилает глаза и схватывает тяжёлым шлемом, спекшимся на солнце, присохшим потом и кровью к самой коже, вросшим в кожу, оттого, что бессмертная смела одарить любовью всех смертных – и тщедушному, неразвитому, женоподобному юнцу досталось более в доле, чем законному мужу, не требовавшему того, что ему принадлежало по праву, не взявшему силой того, что было отдано ему и скреплено договором. Сквозь пальцы – на анемоны, увившие ножки супружеского ложа, меч в углу, сам воздух комнаты, и ярость взрывает болью, сверлит череп, и шлем ярости врастает в саму кость, и Арес – широкими, мозолистыми ладонями к голове, сорвать ярость прочь, вдохнуть целительного дыма прогорклого животного жира, бессмертный бог – от удушья. Афродита не развязывает пояса перед ним, и тогда, когда анемоны заполняют всю комнату, увивают всё, врастают в него самого, Арес берёт её силой, обагряя супружеское ложе потом тел, божественной пенящейся кровью стиснутых рук и прокушенных ею вздувшихся жил по шее, Арес ломает кости, которым зарастать вечность после того, как наутро он уйдёт – сбежит – со своим мечом и щитом. Арес возвращается, чтобы брать своё, и бежит прочь год за годом, век за веком, забывая пролитую кровь той, чьим мужем, защитником, покровителем должен бы быть. Арес не отступает на поле боя ни единого раза, и всякий раз, приходя, стремится бежать из своего дома. Арес появляется так редко, что не успевает понять, когда его жена сменяет воздушные одеяния тончайшего шёлка на более свободные, струящиеся одежды. Возвращаясь однажды, он узнаёт, что Афродита предпочла ему хромого Гефеста, испросив разрешения развестись с мужем, и когда меч его занесён над Гефестом, когда Киприда впивается ногтями в руки, сдавливающие её тело, боги Олимпа избавляются от п покрытого пылью, пропахшего потом и прогорклым жиром чужеземного бога, упрятав в сосуд руками бросивших вызов им Алоадов, которые, в свою очередь, погибнут – Арес не знал, как, но знал, что это произойдёт – доверившись олимпийцам. Зачем-то только Афродита не избавится ни от меча, ни от ржавеющего годами щита, ни от сына безумного, кровожадного бога, названного ею Эросом в противоположность тому, что являла собой любовь Ареса.