Друг плохому не научит

— Да и вообще много всякого творил. Первые пару лет после универа куражился дико. Безобидные, уже почти родные шуточки про пидорство вылились в довольно мутный разговор. В пивной было легко и весело, народ вовсю гудел, что сильно контрастировало с темой беседы. Ваня поначалу пытался всерьез услышанное не воспринимать, но Мирон пугающе спокойно рассказывал о былом. Очень содержательном былом с проблеском голубизны. Началось все с малого: поцелуй на спор с парнем из старшего курса, мелкие однополые шалости на вписках оксфордского разлива. Чуть позже Ваня прятал взгляд и ерзал на вполне себе удобном диване, когда слушал печальную повесть о неправильном минете и первом гейском сексе с удушением. Мирон предсказал главный вопрос и пояснил, что «бывал по обе стороны». Детали рассказчик старательно обходил, за что ему большое спасибо. — Вот оно как. А чего только сейчас признался? Мирон скривился от такой формулировки, добил бутылку пенистого и начал катать ее донышком по столу. Ожидание и реальность: гной выпустил, а легче не стало. Стремно ему было, хоть и держал жало кирпичом. — Признаются, Ваня, в убийстве. Или в любви. А мне просто класть на гендер. Бутылку Мирон отставил и принялся за салфетку: складывал в гармошку, растягивал и рвал на полоски. Ваня смотрел и потихоньку соображал, что вот эти пальцы растягивали всякое. Мозг видел их ласкающими мужское тело, обхватывающими чей-то член. Картинка мыльная, но блять. Боже, лучше бы он налакался в слюни, как и планировал пару часов назад. По тяжелому взгляду напротив он понял, что подвис надолго. Прочистил горло и озвучил первое созревшее в его светлой голове. — И когда у тебя был последний раз с парнем? — вопрос прозвучал очень тихо, почти на пробу. В нем читалась слабая надежда, непонятно только, на что. — Погоди, сейчас календарик чекну, — Мирон деланно усмехнулся и жестом заказал официанту еще по пиву, — Года полтора назад, плюс-минус. Хотя то был не секс вовсе. — Вот тут попрошу поглубже, — Рудбой специально играл словами, чтобы обстановочку разрядить, — То есть, телами вы не дружили? — Не дружили. Без этого обошлось. — Это называется «пососались», Окс, — Федоров на это цокнул, отрицательно башкой помотал и давай меню пролистывать. Ваня терпеть не мог, когда Миро врубал режим таинственной недосказанности. Бесило жутко, хотелось за шиворот его взять и встряхнуть, чтобы ответы из него человеческие посыпались. — Если ты балуешься костюмированным садизмом, так и скажи. — Как тебя лихо занесло, а Вань, — лысый поднял на собеседника взгляд и смотрел вдумчиво, явно слова подбирал, — С костюмами не заморачиваюсь. — А с садизмом все на мази, получается? Рудбоя несло в далекие края, но жид снова решил провокацию не отбивать. Снисходительно улыбнулся и полез обратно в меню, ловко свернув со скользкой дорожки. Ваня грыз почти забытые фисташки и фоном вел важные математические расчеты. Озвученные «плюс-минус полтора года» указывали на фрэшку и молоденьких рэперков. Голубки, блять, злые. А даму сердца Миро куда дел, по дороге что ли потерял? Не складывалось. Да ну его, в такое даже друзья не лезут. — Во дела. Или я в глаза долблюсь, или ты конспиратор, — Ваня неловкую тишину нарушил, от нее начало мутить. Мыслями Мирон был где угодно, только не в пивной. Он походил на человека, который сболтнул лишнего и вынужденно изображал памятник. — Думал, ты и так выкупил давно. Реакции ожидал всякой… Это вот если совсем честно. Ваня дураком не был, причину неловкости со стороны друга понимал. Вот только новая информация в голове укладывалась с трудом, порождая неуместные вопросы. — Ясно тогда, чего этот обмудок на тебя лает до сих пор, — имя на буковку Д язык не осилил. Сказал, потом уже подумал. Мирон после этих слов заметно напрягся, метнул взгляд исподлобья. Ссутулился, комкая очередную салфетку. — Правда где-то посередине, как обычно. Разговор скатывался на дно слишком стремительно, но и к хорошему он привести вряд ли мог. Благо Мирон не собирался мучить друга драматичными паузами. — Это было до него еще. Все, что я тут нарассказывал, — Федоров громко хлопнул по столу ладонями и с места подорвался, — Сворачиваемся, я проставляюсь. Ваня пиво не допил и вообще был настроен поболтать, но кого это заботило? К чему было дано такое пояснение про Хинтера, Евстигнеев не понял от слова совсем. Судя по тому, на каких скоростях Мирон вскочил, расплатился у бара и пошел к выходу, лезть с уточнениями не стоило. В такси неловкость отчалила — спас телефонный звонок, увлекший Мирона почти на всю дорогу. Ваня отвечал на сообщения в соцсетях, ушел в сторонние размышления и наконец расслабился. Выходить ему нужно было раньше на пару кварталов, но прощание вышло совсем уж скомканным. Мирон мягко придержал его за рукав худи, когда тот потянулся к двери. — Ты лишнего только не надумай себе. Словимся? — Словимся. C того дня утекла неделя, за ней другая, а Рудбой успел надумать тонну отборной дичи. Грузанулся настолько, что это конкретно мешало работе. «Тупо привыкнуть — и оно уйдет». Он в это свято верил, пока Федоров не маячил в поле зрения. Вроде бы и льстило, что Мирон его доверчиво впустил в такие дебри, вот только на душе пыльно стало. Разговор лег тяжелым грузом, фиг сдвинешь. Ваню в принципе не заботило, кто кого и в какой позе раскладывает. И дело не в прогрессивном обществе — ему правда было поровну на такие приблуды. Но это же Окс, это другое. Природу этого «другого» объяснить было сложно. Федоров тем временем ничем себя не выдавал. Щеголял прилично отросшей щетиной, обнимал крепко свою девочку, умницу-красавицу. Словом, излучал тотальный и беспросветный «ноу хомо». Все тот же серьезный, местами резковатый, внимательный к деталям Миро. Хрен от него что скроешь, странное поведение друга он читал просто влёт. Из приветственных объятий Ваня спешно вырывался, от зрительного контакта уходил. Раньше Рудбой к тактильным ощущениям не прислушивался, теперь же превращался в ходячий оголенный нерв. Как так получается вообще? Когда в турах клянчил у жида спинку размять и тихонько стонал от кайфа, внутри ничего не щелкало. Мылись в общих душевых, делили кровати гостиничные — ну и что теперь? Случилось самое противное: ранее привычное и совершенно нормальное виделось под другим углом. Смотрел на давнего друга, а перед глазами — раскадровка гейской порнухи всех мастей. На взаимоотношениях с Мироном это сказалось куда сильнее, чем Ваня мог предположить. Хреново было, когда он по-детски от жида прятался, но после очередного разговора стало куда хуже. Во время тусовки в модном столичном клубе они вышли подымить, но обратно вернулся только Рудбой. Выпивший Ваня сам себе враг. — Бля, Мирка, ну ты жук тот еще, — Окс непонимающе глянул на него, выдыхая дым, — По тебе вообще не скажешь. — О чем ты там трещишь, душа моя? — Не видно, говорю, что ты на оба фронта пашешь. — Ясно. Вань, захлопнись или смени курс. Стыдно потом будет. — Да мне интересно просто, в чем там разница. — Попросил же блять тему сменить, Вань. — Чего ты сразу в ракушку лезешь? Одним пидором в моей жизни больше, великое дело. Пьяный тон и ядовитый стеб во взгляде Мирона взбесили. Ему жесть как надоело быть объектом для троллинга и шуточек с двойным дном. Надо было прикрывать это шапито, занавес сука. — Слушай и запоминай. Баб я трахаю, усек? А тебе подобных ломаю, — благо отошли они далеко от клуба, ибо Мирон вещал на повышенных, — Вся фишка в боли. И вообще нахуй тебя. Подобные диалоги портят жизнь и нервы, но дружбу не рушат. Спустя пару дней Мирон вроде как отошел, ситуацию отпустил и обид не высказывал. Ваня же метался как проклятый из крайности в крайность. Вина щелочью выедала нутро, а еще странное чувство появилось. Мирон, кайфующий от чужой боли, плотно поселился в его мыслях. Почетное место занял, хотя ничего для этого не делал. Те самые слова отпечатались на подкорке, воображение пустилось в пляс. Ваня и раньше замечал, что Мирону гнев идет просто до неприличия, но теперь думал об этом уж больно часто. Пидорство Рудбоя ограничивалось просмотром гейпорно, и то из спортивного интереса. Мирон ясно дал понять, что с парнями давно не спит. «Правильно, он их ломает. Что за хуйня?» Произошло все внезапно даже для самого Вани. Сработала схема, когда человек в конец запарился и решился испытать то, что дербанит изнутри. Вероятность быть посланным не пугала. Набрал Мирона, предложил зависнуть на хате с пивом под хороший хопчик. «У меня идеи появились для стрима, перетрем?» Тот охотно согласился, на другом конце провода какое-то облегчение читалось. Ваня понял, что не один загонялся. Смелости у него поубавилось, когда гость явился на порог. Дверь открыл — а там Мирон заебанный в самые края, улыбку сообразить пытается. Взгромоздил на прихожку пакет с пивом, наспех стянул мокрые от дождя куртку и обувь. Обнимать Ваню не полез — по плечу мягко хлопнул и обошел. Это задело, но видимо так надо. Уже на кухне Мирон раскладывал по тарелкам закуски и материл «даунов из Uber», пока Ваня бессовестно изучал его со спины. Так посмотришь — мужик и мужик, вроде бы. Ничего в нем не было такого, чтобы девки в ряд падали как доминошки. И не только девки. — Иван, — Мирон голос нехило повысил, — ты на каких частотах обитаешь? — А? — с зависаниями Рудбою пора было заканчивать, — Прости, мэн, под твой бубнеж только спать. Мирон отвлекся от нарезания сыра, нож отложил и выдохнул шумно. Обернулся прямо на Ваню, который явно этого не ждал. Прогулялся усталым, но до жути пытливым взглядом по его растерянному лицу, скрещенным рукам, длинным ногам и обратно. Рудбой аж покраснел и руки на автомате в карманы спрятал. Казалось, что на него публично подрочили. — Сонным не выглядишь. Спрошу в третий раз: что за идеи для стрима? Басню сочинить Евстигнеев забыл, потому и отмазался неубедительным «давай позже об этом, подождет». Он чувствовал, что заходит в тупик и деваться уже некуда. — Тогда я тему предложу, — Мирон руки сполоснул, полотенце с крючка дернул, — Насчет тебя таких мыслей не было. — Сейчас вот не очень понял. — Все ты понял. Зато я не пойму, на кой хрен сюда пришел. Ване было что ответить, но обстановка и без того пахла жареным. Голос, движения и взгляд Мирона выдавали накопленную раздраженность. От него злостью било по стенам, пока руки бесцельно мяли несчастное кухонное полотенце. — Историй веселых послушать захотел? Тогда не хватило, а Вань? — Да притормози ты уже, дай хоть слово вставить. — Не вижу смысла. У тебя кишка тонка к сути переходить. — Чего блять? — Ой мама, как же ты боишься, — Мирон недобро улыбался во все тридцать два, смотрелось жутко. — Нахуй иди с такими заявлениями. Полотенце полетело в раковину. Мирон сквозь зубы выматерился, всего пару шагов навстречу сделал и этого хватило, чтобы Рудбой назад попятился. Спина уперлась в стену кухни, отступать было зашкварно и некуда. Мирон подошел довольно близко, но личное пространство не нарушил. — Дай проясню. Я не для того всю ту муть выложил, чтобы ты от меня по углам жался. Зачем позвал? — Ты сказал, что фишка в боли, — Ваня еле губами шевелил и не знал, куда руки дрожащие девать, — Оно в голове засело. Не понимаю, как это. — Ваня. Чего ты от меня хочешь? Реакция последовала как по шаблону: Рудбой лицо ладонями закрыл, протянул беспомощное «бля-я-ять». — Фишка в боли, которой хотят оба, — от этих слов у Вани уши горели, — Объяснить не могу. Только показать. — Чего ж там такого невъебенного? — Еще немного и истерика, — Ну покажи! Покажи и оставим уже это дерьмо. С реакцией у Рудбоя было все в порядке, только Мирон шагнул на него слишком резко. Пощечина звенела в ушах, пускай и не оказалась такой мощной. Унижение, Рудбой знал, что запомнит это едкое чувство надолго. Щека горела, кулаки чесались и умоляли дать ответку. Ваня дернулся вперед, но Окс был готов к выпаду и толкнул его обратно в стену, больно скручивая напряженные запястья. Так близко он к нему еще не приближался, таким зверским взглядом не топтал. — Покажу, когда перебесишься. — Больно мне хочешь сделать? — Ваня позорно пялился на пухлый рот, что был в жалкой паре сантиметров от его губ. Вяло оттолкнул Мирона и примирительно поднял ладони, — Вперед, мешать не буду. Окс ничуть не удивился. Пару секунд о чем-то своем подумал, кивнул собственным мыслям. Отошел от Рудбоя, чтобы тот дыхание наконец усмирил. — Не здесь. Тут пол холодный, — и двинул в спальню, не дожидаясь ответа. Им обоим нужно было время, хотя бы несколько минут одиночества и тишины. Рудбой отлип от стены, взял со стола уже почти теплое пиво и парой глотков выдул треть бутылки. От нервотрепки во рту воцарилась пустыня, в голове — ни одной связной мысли. Понимал только, что даже если выставить Мирона и послать все к чертям, как раньше уже не будет. Сам Мирон в это время старался не думать в принципе. Когда Ваня вошел в спальню, никакой магии не случилось. Наоборот, ощутил себя героем низкосортного порноромана. На кровати его никто не ждал, Окс просто сидел на подоконнике и курил в приоткрытое окно. Рудбой встал в самом центре комнаты и поймал себя на мысли, что ждет указаний. — Готов? — Типа того. — Верх снимай. И телефон на беззвучный ставь. — Может без этого? — По-другому не будет. Прятать себя от Миро, который за годы общения видел предостаточно, было глупо. Ваня вырубил смартфон, медленно подобрал пальцами края свитера и дернул его через голову. Удивительно, но дышать стало легче. Окс затушил бычок, двинулся к раздетому до пояса и встал у него за спиной. Хищных взглядов и прочей пошлости Ваня на себе не заметил. — Красивый ты, Рудбой. От безобидного комплимента стало не по себе. Мирон подобным не разбрасывался даже с девушками. Грубоватые ладони мягко легли на лопатки. Никаких поглаживаний — просто контакт и теплое дыхание на затылке. Ваня задышал чаще: не видеть происходящее сзади довольно стрёмно. — Привыкай ко мне, это важно. Рудбой дернулся, когда ладони перешли ему на плечи и ощутимо надавили. Пора на пол. — А правила? Я слышал про слова и жесты всякие, если совсем станет… — Вот тебе правило, — договорить Ване никто не дал, — Не пизди под руку, только воздух тратишь. На колени Ваня буквально рухнул, никто с ним особо не церемонился. Черт знает почему, но он ждал более ласкового обращения. По мозгам ударил звон пряжки ремня, прогремевший прямо над ухом. Острое колено жестко уперлось ему в позвонки, когда ремень уже медленно стягивал горло. — Руки за спину и в замок, — повторять Мирону не пришлось, — Все хорошо. Первые ощущения Ване совсем не понравились. Кожаная удавка мерзко уперлась прямо в кадык, не давала сглотнуть и жутко напрягала. За этой болью ничего не было. Чем сильнее его душили, тем больше он материл себя за тупость и сказочные ожидания. Когда кислород перестал поступать через рот, страх спутал все мысли. Казалось, что легкие схлопнулись, а Мирон его просто удавит. Рывок вперед, вызванный паникой, сделал еще хуже — его быстро вернули на место одним резким движением. — А ну спокойно. Мирон вывозил на опыте, хотя внутри все кипело и смолило. Ему искренне хотелось, чтобы Ваню вставило, и он знал, что это возможно. Иначе тот давно прописал бы по морде, характер такой. Нужно только изучить его, правильно читать реакции тела. И не забываться: вовремя ослаблять хватку, давать подышать, а после сжимать горло с новой силой. В один момент гортанные хрипы почти утихли, что заставило Мирона поумерить пыл. Ваня справлялся хорошо. На удивление хорошо. Почти не мешал — так, слабо брыкнулся в начале несколько раз с непривычки. Руки за спиной не удержал, но в их случае это норма. Окс на мгновение пожалел, что не устроил все это перед зеркалом. Так бы он мог видеть все: обкусанные в кровь губы, вздымающуюся грудную клетку и мокрые от слез глаза. Самый сок оставался за кадром, но процесс стоил таких жертв. Спустя минуту Рудбой поплыл и начал сладко обмякать. Больно уже не было, рецепторы сдавались один за другим. Перед глазами вспыхивали и гасли белесые звездочки и круги, лицо больше не пылало огнем. Жар сменился холодом, мозг троило так, словно его удобряли наркотой не один год. Всем телом Ваня завалился на Мирона и краем сознания уловил, как затылок упирается в крепкий стояк. Смущение явно опаздывало, и стыдно за это не было. Окс смотрел на него сверху вниз — порозовевшего, в холодной испарине. Он вновь ослабил давление на горле, чтобы не доводить до полной отключки. Пока Ваня со свистом ловил воздух и надрывно кашлял, Мирон ласково убирал с его мокрого лба налипшие волосы, невесомо погладил по заросшей щеке. Слезы утирать не стал: слишком редкая картина. Опора пропала внезапно, Ваня с гулким грохотом свалился на пол. И тут же завопил, сотрясаясь всем телом: ремень рассек воздух, а за ним и кожу на его спине. Размякшие кости и мышцы были к этому не готовы, но Мирону до одури понравился этот крик. Сочный, неконтролируемый. Ни одна телка так слух не ласкает. — Выдохни. Хорошо выдохни. Ваня попытался приподняться над полом, но потные ладони скользнули по паркету. Он упал в него мордой еще до второго удара, более сильного, взрослого. На пятом замахе Мирон себя не сдерживал: долбанул по беззащитной спине крупной металлической пряжкой. Крик выдался беспомощным, с нотками плача. Толком не соображающий Рудбой ломался по-особенному красиво, такого пороть и пороть. Расписан татуировками, но настолько чистый, что хотелось иссечь его с головы до пят. Со счета Мирон сбился: его ведь никто не останавливал. Опомнился, когда чуть не угодил пряжкой по лицу Рудбоя. Отбросив ремень, Мирон вплотную подошел к дрожащему, сбившемуся в комок телу. Он стоял прямо над ним, жадно рассматривая каждую гематому и болезненную судорогу. — Пожалуй, с тебя хватит. — Ломай уже, пидор. У Мирона стояло крепко. И стыдно за это не было.