Боги и Монстры

      Ночь гремела и блистала. Рассыпалась под ноги снопами искр, окутывала разноцветным облаком дымного шлейфа, купалась в брызгах шампанского и кружила присутствующих в плавном ритме проникновенной музыки. Дивные мелодии звучали не только из сэмплера, но и рождались из-под смычков нескольких скрипок, пары виолончелей, и лились из-под пальцев прекрасной арфистки, расположившейся почти по центру сцены в сверкающем платье золотого цвета. Всё здесь выглядело, как осень, даже несмотря на густой полумрак. Пьянящая осенняя ночь, драпированная струящимися янтарными тканями и усыпанная огненными блёстками. По желанию Мелькора она превратилась в маскарад.       Сам он сидел на небольшом возвышении в лаунж зоне, в бархатном кресле в стиле барокко, напоминающем торжественный трон, и был до трепета прекрасен. Его небрежная поза, придающая вид скучающего принца, локоны, рассыпавшиеся по плечам в лёгком беспорядке и маска Вольто, расшитая золотыми диковинными цветами и сверкающая камнями сапфировых оттенков. Сегодня Мелькор был особенно ослепителен — настолько, что, казалось, был самим солнцем, спустившимся с небес в своём величественном сиянии.       Несколько хорошеньких девушек находилось прямо на полу подле его ног. Они без умолку болтали, смеялись, фотографировались и пили шампанское. Время от времени Мелькор снисходил до того, чтобы пригласить одну из них потанцевать, но затем вновь возвращал на место после временного пользования. Немногим больше его интересовали мужчины, облепившие кресло-трон и пытавшиеся завести разговоры на самые всевозможные темы. Он соблаговолительно отвечал им, нежно улыбался своей роскошной улыбкой и даже одалживал девушек для одного танца. Но не слишком реагировал на то, как бесстыдно они ластились к нему, норовили прижать к губам его руки, осторожно касались пальцами его волос и благоговейно гладили по плечам. Он и не думал, что одинаковые в своём великолепии золочёные маски животных, гоблинов, арлекинов и венецианских дам так быстро ему наскучат. И продолжал играть роль любезного хозяина лишь для того, чтобы никто не посмел усомниться в его манерах.       Одна мелодия сменялась другой. Пары кружились, смеялись, ласкались. Маленькая резвая прелестница в маске-бабочке и зефирном розовом платье привлекала его внимание искрящимся смехом и глубоким декольте. Она подлетела к нему для селфи, приподнимая лепестки своей фатиновой юбки, и едва не свалилась ему под ноги, неловко оступившись. Мелькор перевёл на неё взгляд и ослепительно улыбнулся, похлопав по правому бедру и приглашая присесть на него. Девушка кокетливо помедлила, но затем живо опустилась туда, куда было велено.       — Пожалуйста, господин Мелькор, могу я сделать с вами селфи? — прощебетала она с милой улыбкой.       — Конечно, радость моя, — он горделиво взглянул в глазок фронтальной камеры её красного смартфона, прильнув щекой, закованной в маску, к её щеке. Маскировка из папье-маше не могла скрыть сияние его глаз и роскошной улыбки. — Позволь мне угостить тебя шоколадом ручной работы, — его рука вскинулась, подзывая официанта. Взгляд заскользил по персоналу в белых фраках.       Он хотел побаловать красавицу своим вниманием и сладостями, но в следующий момент бесцеремонно столкнул девчонку с бедра — кто-то очень интересный приближался к нему, невозмутимо лавируя между бархатными костюмами и шёлковыми платьями.       Это был волк.       Точнее, высокий мужчина в маске волка, чёрной и матовой, да ещё и с диковинными элементами стимпанка: украшениями служили бронзовые шестерёнки и винты, что выглядело и зловеще, и притягательно одновременно. Чёрный, строгий костюм едко выделялся на фоне сверкающего безобразия.       Кто-то учтиво предложил очередной бокал с обжигающе-холодным, пузырящимся напитком, но Мелькор нетерпеливо отвёл чужую руку, во все глаза уставившись на незнакомца. Его заскучавшее сердце вздрогнуло и ускорило своё биение — как раз то, что ему и нужно было от этой великолепной ночи. В груди колкими искрами вспыхнул азарт. Волк, всё ещё не меняя траектории, направлялся прямо к нему, и можно было ощутить, как напряглась охрана за спиной Мелькора, готовая в любую секунду пустить пулю в лоб тому, кто станет представлять угрозу для их господина.       Шаг за шагом приближаясь к своей цели, плывя между безликому океану блёсток, перьев и широких улыбок, как что-то тёмное, мрачное, энигматическое, незнакомец не улыбался и не пытался любезничать ни с кем. Однако в нём не было ничего угрожающего, только глубокое спокойствие, отражающееся в его тяжёлом взгляде.       Он остановился прямо перед Мелькором, даже не пытаясь приблизиться к нему ни справа, ни слева, ни зайти сзади, чтобы быть как можно ближе. Такая принципиальность, как и полная анонимность, сыграли свою роль — любопытство Мелькора достигло своего пика, и тот уже не отвлекался ни на что другое, пристально изучая только этого гостя в интригующем образе. Кровь пульсировала в висках, в пальцах покалывало от желания протянуть руку к маске и открыть лицо, чтобы узнать, кто же это перед ним.       Волк пристально смотрел на него какое-то время, а затем поклонился в вежливой манере и протянул ему руку, приглашая на танец. Глаза Мелькора сощурились. Будь перед ним сейчас кто-то другой — кто угодно — из всех тех одинаковых, прилипчивых мужчин, он бы немедленно отверг это предложение — в эту ночь он решил, что будет танцевать только с девушками. Но загадочный волк вызывал слишком большое любопытство, чтобы отказывать себе в удовольствии быть стиснутым его большими ладонями. А потому он моментально ответил, поднявшись со своего трона, и под разочарованные вздохи поклонников, пошёл за незнакомцем в центр зала.       Волк был выше его, шире в плечах, немного крепче, но их тела идеально сочетались, и люди, завороженные зрелищем, почтительно расступились, глазея на то, как крепко прижал к себе незнакомец хозяина этого грандиозного маскарада. В этом не было ничего пошлого, ничего властного — Мелькор ощущал, что помимо силы в этих прикосновениях присутствует деликатная осторожность, и это тоже заставляло пульс ускориться.       Блёстки с маски Мелькора осыпались на пиджак партнёра по танцу и возмутительно ярко сверкали на чёрной ткани костюма, как звёзды сияют на непроницаемом полотне ночного неба. Светлые глаза, ледяные и бесцветные, как вечная мерзлота, испещрённые тусклыми золотыми искрами, завораживали. В зрачках полыхало пламя. Давно уже Мелькор не испытывал на себе такую силу магнетизма. Обычно магнитом выступал он сам, но незнакомец не желал отдавать ему эту роль в единоличное пользование. И они оба плавно двигались в такт музыке, прижимаясь с каждой секундой всё ближе и ближе друг к другу. Воздух искрился и постепенно исчезал.       В какое-то мгновение, когда взгляд волка опустился на губы Мелькора, тот в который раз удержал себя, чтобы не сбросить с него эту чёртову маску. Какое бы лицо ни было под ней… Слишком много чувственной, пламенной химии возникло между ними, и поцелуй был бы идеальной кульминацией волнующего медленного танца. Но он не позволил себе этого. Пусть тайна останется тайной.       Партнёр галантно поклонился, церемонно взял в руку его ладонь и поднёс к искусственным губам своей маски, таким холодным и бесчувственным в противовес горячей коже. Другая рука обвила талию Мелькора и повела обратно, на великолепный трон. Демонстрацию манер Мелькор обожал больше всего на свете, и когда незнакомец собрался покинуть его, властно схватил его за руку и чарующе улыбнулся.       — Даже имени своего не назовёшь? Предлагаешь мне умереть от любопытства?       Тот медленно перевёл взгляд на свою руку и на чужие пальцы, тисками сжавшие до болезненных ощущений.       — Моё имя вам известно. Вы сами произнесли его сегодня не менее шести раз, вы сами мне его дали, — голос его был низким, глубоким и сражающим наповал.       Мелькор ослабил хватку, вновь улыбнулся и мягко рассмеялся, срывая с себя маску, нарушив тем самым свод правил, которые сам же и декларировал в начале вечера. Его глаза горели.       — Ты тот самый подданный, который так ловко заморозил счета всей гостиничной империи «Рохан», — весело воскликнул он. — Один из отелей пренебрёг моими рекомендациями и связался с полицией насчёт нескольких никому неинтересных трупов постояльцев. Это действительно ты?       — К вашим услугам, — собеседник отвесил очередной учтивый поклон. — Моё имя Саурон.       — Саурон, — с придыханием промолвил Мелькор, не отрывая от него своего восхищённого взгляда. — Твоё имя действительно сегодня у всех на слуху. Я подарил его тому, кто преисполнен хитростью, тому, чей ум так гибок. Оно прекрасно, как кромешная тьма. Такое зловещее и могущественное. Я был бы не прочь присвоить его себе, но это было бы грубо с моей стороны. Саурон.       В то самое мгновение, когда он произнёс вновь это имя, его гость взял и сдёрнул скрывающую лицо маску, и губы Мелькора раздвинулись в широкой улыбке полной удовлетворённости. Лицо было словно высечено из базальта, с резковатыми чертами лица и губами, похожими на шрам от удара ятагана, что придавало ему вид древнего императора, хладнокровного и величественного. Он тут же оживился, отбросил локоны назад и, небрежно оттолкнув носом сапога одну из девушек, указал ладонью на её место. Это было приглашение. И отказов, конечно, он не принимал.       Саурон опустился на пол около него с невероятным достоинством, чем вновь угодил Мелькору, как и тем, что не старался лишний раз коснуться его, погладить, поцеловать носки его обуви, как это делали остальные. Смотрел прямо, но тем не менее учтиво. Вскинув руку, Мелькор привлёк внимание почти всех официантов, находившихся рядом, затем хлопнул в ладоши, чтобы его услышали и остальные.       — Шампанского моим потрясающим гостям! Мы должны выпить за эту божественную ночь! Никто не должен остаться без бокалов!       Переведя дыхание, он вновь вернул своё внимание Саурону, и настроение его было игривым:       — Мне рассказывали, как ты всё это провернул, но так сбивчиво изъяснялись, что мне пришлось перерезать бедному докладчику горло. Из его косноязычного повествования мне удалось понять лишь то, что ты отправил на имя управляющего письмо в каком-то невероятном конверте… Почему мой гость без шампанского?!       В ту же секунду Саурону сунули в руку бокал с шипучим напитком. Тот повертел его за ножку, но пить не стал.       — Несколько раз я отсылал им заказные письма с содержимым о том, что мне не перевели возврат, крупную сумму за президентский люкс. В конверте от Хербалайф, — подтвердил гость с мрачным видом, пока Мелькор, слушая его, поигрывал бриллиантовым браслетом на своём изящном запястье. — Безмозглая секретарша выбрасывала их, как спам, но входящий номер в любом случае был зафиксирован. По прошествии времени я подал на них в суд с просьбой заморозить счета, раз мои письма были проигнорированы. Проверенная формула, которой давно пользуются люди, не лишённые мозгов.       — Я должен отблагодарить тебя, моя прелесть, — вновь воодушевился Мелькор, соскользнув с кресла и внезапно заняв положение рядом с Сауроном. Их глаза оказались напротив. — Я бы стёр с лица земли всех их отели, но твоя месть гораздо интереснее, правда? Ты мой герой, и я обязан выказать тебе своё расположение, — он улыбнулся кротко и так нежно, что на щеках появились милые ямочки. — Хочешь отсосать у меня, дорогой?       Саурон нисколько не оскорбился на это и не выказал даже тени удивления, словно подобное ему предлагали восемь раз на дню.       — Это слишком щедрая награда, — сухо отозвался он спустя пару секунд, снова задумчиво покрутив пальцами ножку бокала.       — Конечно же нет, — улыбка Мелькора была настолько же щедрой, насколько и его предложение. — Кто как не ты этого заслужил, кто как не ты… Может, одна из этих прекрасных крошек, не умеющих сложить пятнадцать и четыре? Или кто-то из джентльменов, наивно полагающих, что весь мир крутится вокруг них? МОЙ мир вообще-то. Но ты — совсем другая вселенная, мой прекрасный бугимен. МОЯ вселенная… — голос лился томно и сладко, как из медовых уст, был ласков, расслаблял своим приятным тембром и мелодичностью, очаровывал лестными словами.       Любого, кто считывал лишь внешние метки и не умел зрить в корень, манера общения и яркая оболочка Мелькора могла дезориентировать и заморочить голову. Нежная, чарующая улыбка, обещающая исполнить все порочные желания и вознести в рай одновременно, локоны, рассыпавшиеся по плечам, проникновенный взгляд Бога, который знает каждый потаённый закоулок в лабиринте твоей души. До умопомрачения притягательный и опасный, как присыпанное ядом ягодное парфе. Его было за что любить, если мечтать о нём, как о своём любовнике. Его было за что ненавидеть, если увидеть в нём соперника. Но совершенно никто не мог остаться к нему равнодушным и пройти мимо, не задержав взгляда хоть на долю секунды.       Несомненно, Саурон мог бы ненавидеть такого человека. Обычно подобные внешние раздражители влияли на него настолько, что он не гнушался убивать. Но здесь был совершенно другой случай. Такой же экстраординарный, как и сам Мелькор.       Совершенно по чистой случайности Саурон, именуемый при рождении совсем иначе, попал на его выступление месяц назад на одном закрытом тренинге. Входной билет оказался в его руках вместе с долговой суммой, выбитой его людьми у недобросовестного заёмщика, но идти туда он не намеревался — подобные мероприятия его не занимали. Лишь одна фраза в программе, напечатанная под именем Мелькора, привлекла его внимание: «Коронованный в светлых сердцах с лёгкостью обратит их ко тьме искажением любви». Так заинтересованность привела его к этому человеку.       Заставив себя тогда не заострять внимание на внешнем, Саурон вслушивался в речи, и каждая фраза находила отклик в его сердце. Мелькор был не по годам умён и невероятно опытен во всём, что касалось завоевания власти. Инструменты же, которыми тот пользовался для этого, были уникальными и, сам того не замечая, к концу выступления, Саурон уже смотрел на прекрасного оратора с тщательно скрываемым восхищением. В столь молодом возрасте иметь в своих руках столько власти и виртуозно пользоваться ею себе на благо. Там было чему поучиться, и, как выяснилось, цели и стремления у них были до того схожи, что можно было смело идти за ним. Именно это Саурон и собирался сделать; а для этого надо было лишь произвести должное впечатление, появившись эффектно и незабываемо.       На следующий же день он устроился в юридический отдел компании, которую Мелькор возглавлял не на бумагах, а на самом деле. Всего за неделю ему удалось сделать так, чтобы Мелькор услышал о нём, всего месяц понадобился, чтобы его оценили по достоинству.       И вот он здесь, среди приглашённых гостей, на роскошном маскараде, где шампанское льётся рекой, в каждом бокале с пузырящимся напитком находишь бриллиант величиною с нохут, а чёрную икру загребают ложками. Пару мгновений назад он кружил в танце самого Мелькора, а теперь тот предложил ему отсосать у него. Саурон всегда добивался того, чего хотел, но в этом случае морально был готов к краху, ведь его мрачный демонский образ мог как сыграть ему на руку, так и оттолкнуть самопровозглашённого властителя мира с его любовью к яркому и колоритному. Мелькор же оказался даже не с двойным дном, а с тройным, если не с пятерным, и самым главным для него являлось развеять собственную скуку, которая возникала от однообразия неважно чего.       После всех своих стараний оказаться с ним в одном из номеров этого фешенебельного отеля, снятого целиком на три ночи для проведения головокружительного маскарада. Остаться один на один. И наблюдать за тем, как сладко он потягивается, ступая по мягкому ковру прямо к окну, откуда открывался невероятный вид на переливающийся золотом город.       Отсутствие света в номере лишь подчёркивало внешнее сияние этого мира, а они оба спрятались во тьме, в своей привычной среде, чтобы выказать взаимоуважение таким простым и банальным способом, как минет. Саурон вовсе не был уверен, что хочет сейчас брать в рот чужой член. С гораздо большим удовольствием он схватил бы этого полночного ангела, швырнул на кровать и, навалившись всем телом и подмяв под себя, всласть бы оттрахал.       Но не смел.       Свои звериные инстинкты он укрощать умел, как никто другой, и сейчас сумеет, хоть безумие вихрем кружило в его голове — Мелькор начисто сносил голову. А себя не предлагал. Саурон даже не был уверен, что когда-нибудь вообще предложит. Скорее всего, он сам привык всех иметь и в прямом и в переносном значении.       Изящные пальцы, унизанные тонкими золотыми кольцами потянули молнию ширинки, открыли хитроумную застёжку на брюках. С ласковой улыбкой Мелькор поманил своего гостя к себе поближе, склонив голову набок и пристально разглядывая его. Саурон медленно двинулся к нему, не разрывая зрительного контакта. Губы Мелькора были яркими и влажно блестели, будто на них нанесли блеск, и имели такую идеальную форму, что если опустить на них взгляд, непременно захочется коснуться их своими губами или того хуже — предаться мечтам, в которых эти губы обхватывают твой член. А это непозволительное, преступное желание, граничащее с тем пагубным соблазном, каким искушают какие-нибудь мифические кумо.       Подойдя вплотную, Саурон не мешкая опустился на одно колено так, будто планировал в следующую минуту вынуть из кармана кольцо с огромным бриллиантом и пылко просить руки и сердца Мелькора. Как высокий тёмный рыцарь, закованный в чёрные доспехи, этим жестом он выказывал почтение. Мелькор на это ласково улыбнулся, протянул руку к его макушке и коснулся пальцами жёстких волос, но не совершал больше никаких действий, терпеливо ожидая, когда же гость сам высвободит его член из плена нижнего белья. Догадаться об этом было не трудно.       Тогда Саурон стал действовать с этого безмолвного согласия.       Через короткий миг он невозмутимо созерцал пирсинг на красивом, ровном фаллосе, налитом желанием: ападравия — так, кажется, назывался этот вид, когда штанга проходила вертикально прямо через головку и закреплялась на концах маленькими круглыми шариками. Если ему не изменяла память, то именно этот вид пирсинга мог навсегда лишить эрекции, если не соблюсти точность прокола. Рискованность Мелькора безотчётно вселяла уважение — этот был готов пойти на всё, только чтобы удовлетворить свои желания.       — Не бойся, дорогой.       Саурон поднял равнодушные глаза, и не было в них ни толики изумления.       — Это не поранит тебя, металл отшлифован настолько качественно, что даже презерватив остаётся в целостности после бурных актов, — продолжил Мелькор почти мурлыканьем, принимаясь осторожно перебирать пальцами его волосы. — Одно время так я фетишировал, — веки его медленно-медленно закрывались, будто уже настиг оргазм. — И заставлял всех своих партнёров увешивать гениталии пирсингом. Это было забавно, пока не наскучило, — ресницы затрепетали, но глаза снова открылись.       — Меня ничего не страшит, — сухо ответил Саурон и коснулся сочащейся смазкой головки тёплыми губами.       Глаза Мелькора вновь прикрылись в блаженстве, когда он захватил в плен горячего рта его возбуждённый член. Томительно, издевательски медленно, язык принялся двигаться по головке, ощупывал шарики пирсинга, мягко касался устья уретры, чтобы расслабить и расположить к доверию. Несмотря на то, что не было в ласках виртуозной точности, они всё равно позволяли испытывать нарастающее удовольствие. Мелькор издал глухой, тихий стон. Взамен его пальцы благодарно принялись гладить пряди волос, проходиться по вискам — он был великодушен и признателен. Никакой животной грубости, ни единого бесцеремонно жёсткого жеста. И это была разумно выбранная тактика с таким, как Саурон, с трудом признающим себя подчиняющимся и не выносящим прямую зависимость от другого. Чтобы привыкнуть к чужой власти, требуется время.       Постепенно движения языка становились всё увереннее, глотка привыкала заглатывать всё глубже и глубже, щёки втягивались при старательном сосании, а стоны Мелькора становились всё громче. Тусклый, холодный свет от бледной луны лился в окно, обрамляя серебряным сиянием его фигуру — он был словно посланником из другого мира, фантомным и неземным. И только солоноватый вкус его смазки напоминал о том, что что-то земное в нём всё-таки было.       За панорамным стеклом город играл рассыпавшимися блёстками огней. Золотыми линиями оставляли свой след автомобили, мчавшиеся по автострадам. Дворцы казино и ресторанов сверкали, расцвеченные иллюминацией — город никак не желал забываться во снах. И спустя пару десятков секунд, когда Мелькор со сладким выдохом излился Саурону в рот, небо озарил яркий, рассыпающийся в пыль, разноцветный дождь фейерверка. Залпы свистели, разрывая высоту громкими звуками, а Мелькор медленно скользил пальцами по покрытому испариной лбу своего гостя.       Неопределённо взглянув на него, Саурон вдруг отвернулся и сплюнул всё на длинноворсный ковёр. Ни отвращения, ни брезгливости, однако, его лицо не выражало — лишь бесстрастное спокойствие. Это вызвало у Мелькора улыбку, но слабую, истомлённую, говорящую о только что пережитом наслаждении.       — Даже с моим семенем на губах ты похож на мрачного ангела смерти, — тихо произнёс он. — Мне это нравится, — и медленно опустился, оказавшись перед ним в схожей позе. Взгляд его потихоньку светлел, дыхание выравнивалось. Он приблизился к нему вплотную и целомудренно коснулся губами его губ, так трепетно и нежно. Почувствовав, как чужой язык торопится вглубь его рта, как сцепляется с его языком, улыбнулся в поцелуй и отстранился на выдохе. — А теперь пойдём, сердце моё, я познакомлю тебя с несколькими прекрасными гостями, которые тебе очень пригодятся в будущем, — голос его зазвучал значительно бодрее. — Завтра ты полетишь в Эмираты вместе со мной, нас ждёт очень увлекательное дело. Нужно будет пустить по миру одного наглеющего субъекта.       Саурон позволил себе снова вовлечь его в поцелуй, но такой, что показывал его тёмную натуру, горячую и властную, как огонь. Это стало точкой в истории их знакомства. И первым штрихом в саге о слиянии Монстров и Богов.