I wanna be kissed by you

Тоскана всегда славилась своими видами и виллами. Трудно было найти хоть одну виллу, которая не выглядела бы как произведение искусства или как привет из средневековья. Вилла, в которой остановились ребята Буччеллати, стояла на склоне какого-то виноградника, совсем недалеко от курортного городка.       — Только не говори, что ты выбрал её исключительно потому, что там есть собственная винодельня, — вздохнул Аббаккио, когда Бруно объявил всем их следующий чек-поинт.       — А ещё оттуда до побережья десять минут, — добавил Буччеллати, за чем последовал радостный возглас Наранчи. Джорно стоял, оперевшись на стену и практически незаметно, тихо улыбался.       — Мы идём в ресторан этим вечером, — заявил Леоне брюнету, как бы говоря от имени всех остальных.       — Я не иду, — спокойно отозвался Бруно. — Так не хочется выходить в шум толпы, я только начал расслабляться. Поем здесь.       — Я тоже не пойду, — из-за двери вышел блестящий от крема для загара Джованна, — уж слишком устал от всего. Планирую лечь сегодня пораньше. Аббаккио кинул на него подозрительный взгляд. Аббаккио знает. И Джорно знает, что тот знает. Он лишь пожал плечами. Дверь хлопнула, и через прикрытые створки окна послышался гул двигателя автомобиля. Наконец-то можно расслабиться. Бруно открыл бутылку вина, которую взял до этого из местного погреба. «Ничего себе — восемьдесят девятый год!» Джорно был в ванной. Должен быть там. Так он сказал ребятам за десять минут до того, как те ушли. Бруно позволил себе нарезать тонкими ломтиками злосчастный дорблю — Буччеллати отказывался понимать, почему кто-то так недооценивает этот прекрасный сыр! Он отломил кусочки пармезана, взял с подоконника пухлую зелёную грушу, нарезал её полукольцами и брызнул на это всё бальзамическим соусом — выглядело просто, но обещало быть вкусным. Не успел он поставить тарелку на столик возле кресла, как на лестнице появился Джорно.       — Здравствуй, Бруно. Ужин? — кивнул он на блюдо, а затем на ещё не открытую бутылку белого вина.       — Так и есть. Медленными шагами юноша спускался вниз, вытирая волосы зелёным махровым полотенцем. Вскоре оно оказалось на перекладине перил. Джованна не стал покушаться на лакомство, которым Буччеллати хотел насладиться один, а только подошёл к музыкальному проигрывателю и, взяв с его поверхности диск, вставил его в дисковод. Из устройства послышалась негромкая музыка, но даже так он слегка сбавил громкость.       — Купил, пока мы были в Риме, — Джованна показал приятелю коробку от CD-диска, который только что включил.       — «Легенды джаза. Сто двадцать лучших песен за всю историю джаз-музыки»? Джорно, ты серьёзно?       — Ты хочешь сказать, что я дилетант, не так ли? — на Бруно посмотрели из-за плеча. Джованна стоял в полуразвороте.       — Конечно. Когда я начинал слушать джаз, ты думаешь, я не покупал такие пластинки и диски? — ему всё никак не давали сесть. Он стоял, уставившись на Джорно, и так и не мог поставить тарелку.       — Бруно, не забывай, здесь собраны легендарные дорожки. Такой уж я начинающий, если по-настоящему ценю то, что содержится здесь? — он плавно повернулся на всей поверхности подошвы своих дорогих туфель. Бруно Буччеллати улыбнулся и закрыл глаза, качнув головой.       — Ты ещё не открыл бутыль. Позволишь?       — Тебе пятнадцать, Джорно. Он никогда не сказал бы этих слов при других обстоятельствах. Джованна сражался со всеми ними наравне, и каждый знал — когда ты вступаешь в мафию, всем становится всё равно на твой возраст, происхождение, достаток. Теперь ты член банды. Чего же он хотел добиться этими словами? Что-то отсрочивал? Возможно. Испугался чего-то? Ну и чего же, Бруно? Джованна совсем не обратил внимание на эти слова и достал с полки два бокала, по форме напоминавшие едва раскрывшийся бутон чайной розы. Бокалы весело звякнули, будучи зажатыми между пальцев одной руки.       — Как тебе Мерлин Монро? — спросил Джорно, ввинчивая штопор в потемневшую пробку. Из проигрывателя доносились обволакивающие ноты саксофона.       — В каком смысле? — озадаченно спросил Бруно, наконец-то садясь в кресло.       — Кажется тебе, её песни так и переполняет страсть? — пробка с глухим звуком вышла из бутылки, и Джованна розлил вино по двум бокалам. — Я не могу слушать её песни в одиночестве. Становится как-то тоскливо и... Бруно ждал, пока юноша закончит свою фразу, но он молчал, молчал даже тогда, когда уже подходил к нему с двумя бокалами в руках, держа их за тонкие стеклянные ножки.       — И?.. — осмелился спросить Буччеллати, только когда дотронулся до бокала тонкими пальцами.       — И томно, — закончил Джорно. Бокала он так и не отпускал. «I wanna be loved by you, just you»       — Изящество и грация. Она каким-то волшебством воплощает это в своих песнях, не находишь? — Джорно с каким-то особым удовольствием впился взглядом в сидящего Бруно, и всё-таки отпустил бокал. Пощадил Буччеллати.       — Джорно, ты... Захотел устроить музыкальный вечер? — спросил мужчина, беря с блюда кусочек сочного фрукта, сок с которого так и норовил разбиться каплями о тёмный деревянный пол виллы.       — Каждый вечер может быть музыкальным, если того захотеть, — Джорно сделал глоток полусухого белого, поставил бокал на столик и наклонился к Бруно. Ладони Джованны как-то чересчур удачно легли рядом с плечами Бруно, зажимая того в тиски или делая его зайцем в медвежьем капкане. «I wanna be kissed by you, just you, nobody else, but you» Джорно открыл рот, и Бруно послушно положил пряный фрукт прямо на его язык, проводя большим пальцем по нижней губе. Челюсть, как будто механическая, защёлкнулась, и через десять секунд Джованна сглотнул.       — Хочешь ещё? — спросил Буччеллати, и, не отдавая самому себе отчёт, слегка поднялся на руках, став ещё чуть ближе к разгорячённому ванной Джорно. Его кожа источала аромат диких прованских трав.       — Хочу. «... Than to feel the desire to make you my own» Губы обоих соприкоснулись то ли слишком медленно, то ли слишком быстро. Неловкости никакой не было: одним движением руки Джованна заставил Бруно склонить голову чуть вбок, и язык Буччеллати прошёлся по внутренней стороне губы Джорно. Сладость груши граничила с пускай и небольшим, но всё же некоторым градусом алкоголя, отчего перед глазами шли круги: ощущения контрастировали с особой силой. Кончик языка Буччеллати как будто жёгся, а под лёгкими что-то игриво подрагивало. Их колени, будто зубья молнии, оказались друг промеж друга, а пальцы левой руки Буччеллати схватили Джорно за подбородок. Очевидно, что у Джорно был какой-то план. (Чёрт возьми, не притворяйся, что ты не понял его, Буччеллати!) Бруно, чья голова уже кипела от мыслей, оторвался от чужих губ с характерным чмокающим звуком и толкнул в плечо, тут же совладев с собственным сердцебиением и дыханием. Будто только что ничего и не произошло. Будто апельсиновое тосканское солнце совсем не прорезалось сквозь слегка влажные, золотые волосы Джорно, будто ему этого совсем не хочется. Che devo fare che devo fare che devo fare che devo fare che devo fare che devo fare che devo fare che devo fare che devo fare che devo fare che devo fare che devo       — Чего ты от меня хочешь? — спросил Бруно, чуть задрав голову.       — Чего от тебя хочу я? А может, что ты сейчас от меня хочешь? Буччеллати дважды моргнул, прежде чем сказать что-то.       — Хочу я? — Буччеллати приблизил своё лицо к лицу Джорно, слегка прикрыв веки и поднимая подбородок юноши. Джорно не отводил взгляд, улыбаясь бархатной улыбкой. Буччеллати слегка надавил ладонью на плечо юноши, накрыв ключицу большим пальцем. О, Джорно прекрасно знал, что ему делать. Он опускался всё ниже, и его колени оказались уже на полу, а рука скользила по туловищу, лишь слегка задевая оголённую грудь Бруно и плавно спускаясь к бёдрам. Его лицо всего в паре десятков сантиметров, смотрит на него снизу вверх, но таким томным и желающим взглядом, что Бруно уже бесконечно ведёт. Взгляд вниз. Щелчок. Вжик. «“Take five”? Чёрт возьми, да какой придурок составлял этот диск? Подвесить бы его на крючок за его же язык! Совершенно не в тему». Злиться пришлось совсем недолго. Пальцы Джованны проникли под резинку трусов и [не]вольно задели член, оттягивая её и спуская. Бруно расслабил руки и закинул голову. Напряжение в композиции продолжало расти и не хотело отпускать. Ещё одна секунда, и Буччеллати почувствовал прикосновение чего-то влажного и неимоверно горячего к уже возбуждённому члену. Язык. Его язык. Да чему ты удивляешься, сукин ты сын? Нет, опускать голову было нельзя. Ах, чёрт его дери, Джованна скользил своим языком по стволу, словно кисть в руках умелого художника вырисовывала сложнейшие узоры на холсте. Ладонь забралась под белый выглаженный пиджак и сжимала под собой кожу, нащупывая под ней мускулы. Было бы совсем обидно, если бы с губ Буччеллати не удалось сорвать стон, но у Джорно прекрасно это получилось: от волны нахлынувших ощущений тело брюнета не то размякло, не то стало средоточием всей энергии в комнате. Он издевается? Он точно издевается! Каждый раз, когда Джованна задевал уздечку, Бруно сжимал кулак. Но правая рука по-прежнему лежала на плече блондина, так что Джорно с лёгкостью понимал, как его действия влияют на того, кто сейчас распростёрся перед ним в кресле. «Возьми ты его уже в рот!» — вопил в мыслях Бруно. Нет, не так. Умолял. Он качнул бёдрами, чуть сползая на кресле, и Джорно правильно воспринял это: как знак. Он аккуратно, осторожно коснулся основания кончиками изящных пальцев, а потом накрыл ими член. «Не руки, а раскалённый металл», — подумал мафиози. Он повёл большим пальцем вверх, сначала дотрагиваясь до головки лишь кончиком языка, затем накрывая полностью, и — «Ради всего святого, о боже, да», — беря её в рот. Было тепло и безумно хорошо внутри Джованны. Юноша описывал языком круговые движения, иногда спускаясь чуть ниже и поглаживая ствол большим пальцем. Пальцы Буччеллати сжались на плече блондина так, что напоминали по цвету ледники в Альпах. Внезапно он почувствовал что-то тёплое у себя над губой, и, так как рот был приоткрыт, явно что-то солоноватое. Кровь. У него, Бруно Буччеллати, который пережил миллиард стрессовых ситуаций, выкарабкивался с того света, который уже, блядь, в конце концов трахался, пошла носом кровь оттого, что какой-то мальчишка отсасывал ему на закате. Хотя, откровенно говоря, ему было даже наплевать. Он поднял голову, и увидел то, что и ожидал: Джорно Джованна, немного прикрыв глаза, насаживался ртом на его член. Кровь закапала на белый костюм, стекала по груди. Джованна заметил это, когда одна из капель, упавшая на пиджак, разбилась брызгами о его лицо. Он моментально прекратил занятие и перевёл взгляд на человека, что смотрел на него сверху. “Now, you say you’re lonely” “Твою ж мать”. Бруно попытался вытереть кровь ладонью, но всё, что у него получилось сделать, только размазать её по нижней части лица и щекам. Теперь и рука в крови. Одна ладонь Джованны всё ещё лежала на твёрдом члене, а другая тянулась за ладонью мафиози. Мальчишка схватил её и, прижав её к губам, облизал. Всем языком по всей ладони. Теперь во рту отдавало железом и солью, а язык слизывал всё до последней капли, иногда покусывая за ребро ладони. “Cry me a river Cry me a river” Теперь была очередь Бруно. Он вырвал свою руку у Джорно и дотронулся до уголка его губ большим пальцем, заставляя открыть влажный, испачканный кровью, слюной и смазкой рот. Джованна послушно принял его и медленно прошёлся по подушечке пальца, поглядывая на Буччеллати. “'Cause I cried a river over you” Рука вокруг члена сжалась, и Бруно зашипел, открывая челюсть Джованны ещё шире. Теперь в его рту лежали средний и указательные пальцы, а ладонь на члене начала мерно двигаться. Джорно встал с колен и сжал пальцы Буччеллати в своей руке, наклоняясь за поцелуем. Кровь шла, шла и шла, попадая на язык и губы и стекая по подбородку к шее. Бруно чувствовал, что был уже на пределе, поэтому расслабил челюсть, что позволило Джорно только глубже скользнуть в горячий рот языком. Пара движений руки Джованны, и Буччеллати кончает, кончает и стонет в поцелуй. Джованна отстраняется с едкой ухмылкой и облизывает шею мафиози от изгиба ключицы до впадинки за ухом, а потом целует в раскрасневшееся ухо. Пальцы, что лежали на стволе, разжимаются, и становится так чертовски холодно. Джорно встаёт и уходит Буччеллати за спину. Брюнет закрывает глаза. Чёрт, как хорошо это было. Вот чёрт. Глаза его заставляет открыть прикосновение влажного полотенца к лицу: Джорно заботливо стирал кровь с его щёк, подбородка и губ.       — Одежду всю придётся застирать, — буднично произнёс Джованна и, когда закончил вытирать кровь, поцеловал Бруно под скулой. Буччеллати смотрел на него нежно, и так же нежно рукой зарылся в его волосы на загривке: Джованна ещё не успел что-либо с ними сделать. Бруно не мог найтись со словами от слова совсем. Что сейчас говорить? Спасибо? Было круто? Уж лучше не говорить ничего. Джорно будто понял его и, улыбаясь в тысячный раз, бросает полотенце Буччеллати в область паха, где ещё минуты две назад всё полыхало. И уходит. Нужно будет отблагодарить этого мальчишку.