***
— Простите, — говорит деревенский лекарь, закрывая сумку. — Я ничем не могу помочь. Лань Ванцзи терпеливо сидит на кровати, аккуратно сложив руки на коленях; бесполезные уши прикрыты волосами. Вэй Усянь, который весь осмотр метался по комнате, как взбудораженная оса, даже близко не так спокоен. — Что значит «ничем»? Он точно не был глух, когда мы вчера ложились спать. Должна же быть какая-то причина. Лекарь качает головой. — Если и есть, то я не могу её найти. Насколько могу судить, у этого молодого господина великолепное здоровье. В самом деле превосходное, даже по меркам заклинателей. Его уши, голова и всё остальное в полном порядке. — Должно же быть хоть что-то! Как вы… — Вэй Ин. Лань Ванцзи берёт его за руку, не обращая внимания на стоящего рядом лекаря, и смотрит прямо в глаза со всей серьёзностью. Вэй Усяню без слов становится ясно, что его мягко отчитывают. Он обессиленно выдыхает, чувствуя, как наваливается разочарование. — Спасибо за помощь. Простите, что побеспокоили вас в такую рань. Лекарь вновь качает головой. — Не за что. Мне очень жаль, что я не смог сделать больше. Он отказывается от денег и кланяется, выходя из комнаты, хотя, если честно, это Вэй Усянь должен выказывать ему уважение. Он был с лекарем непривычно резок, и оттого вина наваливается с удвоенной силой — хотя, судя по полному сочувствия взгляду лекаря, которым тот наградил Вэй Усяня у дверей, его и поняли, и простили. Раз дело не в теле, значит, проблема духовная, и это намного, в разы хуже. На то, чтобы навесить на лицо обнадёживающую улыбку, уходит время; только после этого он разворачивается и возвращается к мужу. Лань Ванцзи смотрит на него, хмурясь, и протягивает руку — Вэй Усянь радостно принимает её и садится так, чтобы их глаза были на одном уровне. — Лань Чжань, — говорит он, пытаясь выговаривать слова как можно чётче. Лань Ванцзи внимательно смотрит на его губы, — ты понимаешь меня? После долгой паузы Лань Ванцзи чуть кивает. Вэй Усянь выдыхает с облегчением и осторожно протягивает руку, чтобы заправить за ухо мужа выбившиеся пряди. Стараясь говорить тихо, с упором скорее на движения губ, чем на громкость голоса, он поясняет: — Лекарь не может помочь. Нам нужно вернуться в Облачные Глубины. Он не уверен, что Лань Ванцзи понял всё предложение целиком, но по крайней мере тот уловил окончание. — Вернуться в Облачные Глубины? Вэй Усянь кивает. — Надеюсь, твой дядя или брат помогут. Лань Ванцзи мельком переводит взгляд с губ на его глаза. — Мы уйдём после завтрака. Вэй Усянь чувствует, как его захлёстывает волной нежности: такой сильной, что он почти теряется. — Нет, Лань Чжань. Перекусим по дороге. Чем скорее, тем лучше. В ответ Лань Ванцзи хмурится сильнее, осторожно высвобождает руку и встаёт. На секунду Вэй Усянь думает, что тот послушно согласился, и готовится поспешно собирать пожитки и уходить, но Лань Ванцзи открывает дверь и привлекает внимание проходящего мимо хозяина. — Пожалуйста, можете принести завтрак в комнаты? — говорит он так спокойно и ровно, что никак нельзя подумать, что он проснулся глухим и растерянным всего лишь час назад. — Лань Чжань, — начинает возмущаться Вэй Усянь, но тут вспоминает: со спины Лань Ванцзи не способен понять, что с ним разговаривают. Он стискивает зубы, чувствуя, как его затапливает разочарование. Лань Ванцзи коротко кивает хозяину, затем закрывает дверь и разворачивается. Он явно замечает, что Вэй Усянь расстроен, и, видимо, полагает, что это из-за него. — Мы уйдём сразу же, как только ты поешь как следует. Его непроходимому упрямству как-то удаётся разрядить повисшее напряжение. Кажется, мало кто понимает, насколько упорным может быть могучий Ханьгуан-цзюнь — непоколебимым в своих решениях, неважно, речь о битве или о завтраке. — Ладно, ладно, — уступает Вэй Усянь. Раз после пробуждения и до конца бессмысленного осмотра хуже не стало, значит, у них достаточно времени, чтобы поесть напоследок перед дорогой обратно в Гусу. — Сначала завтрак. Но потом мы сразу же уходим, хорошо? Он угрожающе тычет пальцем в мужа, но тот, как и всегда, непробиваем. Лань Ванцзи возвращается к кровати, обхватывает лицо Вэй Усяня ладонями и нежно его целует. — Потом уходим, — соглашается он. — Сичэнь сможет помочь. Лучше бы Лань Сичэню знать, как: Вэй Усянь уверен, что если придётся идти к Лань Цижэню, тот наверняка сделает племянника вдовцом.***
Они лишь в нескольких днях пути от Гусу, но, к сожалению, Яблочко, который не может встать на меч, сильно их замедляет. Вэй Усянь заставляет Лань Ванцзи пообещать, что он скажет, если ему станет хуже — чтобы можно было приплатить какому-нибудь доброму крестьянину, оставить бесполезного ослика и пролететь остаток пути. На улице, залитой ярким солнечным светом, Вэй Усянь вновь приходит в себя. Деревня всё удаляется, растворяясь на горизонте, они шагают бок о бок, Яблочко плетётся сзади. Вэй Усянь болтает без остановки, хоть и знает, что Лань Ванцзи его не слышит. Это волнует его куда меньше, чем он боялся: даже брак не превратил мужа в блестящего собеседника, так что рядом с ним частенько приходилось бесцельно трепать языком и развлекаться построением догадок из ничего. Благодаря привычному положению дел легко притвориться, что всё нормально. Вэй Усянь говорит о младших адептах — которые уже давно не младшие, о том, что собирается навестить Цзян Чэна в следующем месяце — потому что у него день рождения. Говорит о занятной лавке, в которой они вчера задержались, чтобы взглянуть на безделушки, и о том, как жаль, что заплатили они за две ночи, а насладиться успели лишь одной. Лань Ванцзи же молчит. Когда Вэй Усянь мельком смотрит на него, тот смотрит в ответ, и их взгляды встречаются — в них сквозит молчаливое понимание. Уголок рта Лань Ванцзи едва заметно напряжён, и Вэй Усяню каждый раз приходится отводить взгляд, чтобы не разрушать иллюзию нормальности. Они не останавливаются на обед: едят по дороге, споласкивая пальцы водой из фляг. К тому моменту, как горизонт начинает темнеть, Вэй Усянь охрип от постоянной болтовни, которую никто не слышит, и едва не дрожит от переполняющих чувств. Он изо всех сил старается не дать Лань Ванцзи этого заметить: воодушевлённо помогает обустроить привал, расстилает на земле одежды, укладывая их в несколько слоёв. Обычно в это время они уходят раздобыть еды или поохотиться, но от одной мысли, что придётся тащить оглохшего и нервного Лань Ванцзи в тускло освещённый лес, где к нему может подкрасться что угодно, сердце бьёт в рёбра, словно в барабан. Вместо этого Вэй Усянь достаёт оставшиеся после обеда вяленые фрукты и делит их пополам. Когда он собирается отдать Лань Ванцзи его долю, тот перехватывает его руки. — Вэй Ин. Я в порядке. — Разумеется, в порядке, — тут же отзывается Вэй Усянь. — Ты — Ханьгуан-цзюнь, один из двух нефритов Гусу Лань, тебя не одолеть каким-то несчастным духовным ударом. Тем более, когда у тебя есть бесстрашный, смелый и любящий муж, который прикроет твою спину. Ответа он не ждёт. Уже слишком темно, чтобы можно было рассмотреть движения губ, и Вэй Усянь знает, что говорит очень быстро, когда нервничает. Но, к его удивлению, Лань Ванцзи говорит: — Я в порядке. У меня есть Вэй Ин. Вэй Усянь смотрит на него, ссутулившись, всё ещё держа в руках мягкие, сморщенные фрукты. Он не понимает, почему так ошарашен тем, что вера в него Лань Ванцзи, пусть даже тот не слышит его голос, ни капли не пошатнулась. И почему тот всегда необъяснимым образом знает, что именно Вэй Усянь хочет ему сказать? — Лань Чжань, — беспомощно роняет он. Ужин валится на землю, а Вэй Усянь совершенно по-дурацки бросается на колени к мужу. К его чести, Лань Ванцзи с лёгкостью подхватывает его. Они сползают на землю; Вэй Усянь цепляется за волосы Лань Ванцзи, глубоко и жадно его целуя. Тот не сопротивляется — и не то чтобы когда-либо сопротивлялся, — знакомо и утешающе скользит руками под одежды. Его прикосновения успокаивают, привязывают к реальности — в юности такого Вэй Усянь и представить себе не мог. Назвать их лихорадочное трение друг о друга сексом было бы слишком смело: они даже не раздеваются, лишь едва распахивают одежды, чтобы добраться руками до кожи. Вэй Усянь вовсе не против — так тоже отлично, любой секс хорош, если он с Лань Ванцзи. Только когда он, отчаянно задыхаясь, стонет Лань Ванцзи прямо в ухо, находясь на самой грани, то внезапно осознаёт: прошлой ночью ему не закрыли рот не только потому, что Лань Ванцзи слишком увлёкся. Ему уже приходилось напрячься, чтобы что-то расслышать — поэтому нужно было, чтобы Вэй Усянь стонал как можно громче. Кончать в этот раз почти больно — осознание давит на него, бередит свежие раны, боль от которых Вэй Усянь пытался унять с тех пор, как проснулся утром один и в тишине. Лань Ванцзи кончает мгновением позже, вжимает пальцы в кожу, оставляя свежие синяки поверх вчерашних. Они лежат, уткнувшись друг в друга; лобная лента холодит разгорячённую кожу. Восстановив дыхание, Вэй Усянь поворачивается, прижавшись ртом к щеке Лань Ванцзи, чтобы тот мог почувствовать движения губ, и говорит: — Лань Чжань. Лань Чжань. — Хм? Лань Ванцзи гладит его по спине. Вэй Усянь так безнадёжно влюблён в него. — Я люблю тебя. Ужасно, что ты не слышишь, как я тебе об этом говорю, — он целует его в щёку, в нос, спускается ниже и вновь жарко шепчет: — Я люблю тебя. Лань Ванцзи отстраняется, обхватывает его лицо руками. Пока они катались по земле, солнце окончательно село, и блеск его глаз едва виден. — Вэй Ин, — говорит он, поглаживая его по щеке, — я люблю тебя. Он никогда не говорит «я тоже» — всегда «я люблю тебя». Искренне, серьёзно — и никогда не в ответ. Вздохнув, Вэй Усянь жмётся к его груди, крепко обхватив руками. — Всё будет хорошо, — говорит он так уверенно, как только может, не зная, кого именно пытается убедить: себя или Лань Ванцзи. — Мы всё исправим, только подожди. Уже завтра всё станет куда лучше. Лань Ванцзи нежно гладит его по затылку и мягко отвечает: — Спокойной ночи, Вэй Ин. Увидимся завтра. Вэй Усянь не может сдержать улыбки и целует оголённый участок кожи. — Увидимся завтра, Лань Чжань. Он не спит ещё долго — слушает дыхание Лань Ванцзи, его сердцебиение, не убирая пальцев с запястья, где особенно отчётливо бьётся пульс.***
Следующим утром Вэй Усянь просыпается первым — что необычно для него, но не редкость. Он думает подняться, но не хочет будить Лань Ванцзи — поэтому остаётся лежать, свернувшись под боком, забросив руку ему на грудь и положив голову на плечо, наслаждаясь спокойным утром. Где-то поблизости слышится тихое чавканье Яблочка, жующего траву. Это почти убеждает Вэй Усяня, что вчерашний день был лишь сном — но он знает, что лучше не надеяться на невозможное. Наконец Лань Ванцзи шевелится. Вэй Усянь приподнимается на локте, уперевшись в руку подбородком, и смотрит, как тот моргает, взмахивая веером длинных ресниц. — Доброе утро, Лань Чжань, — говорит Вэй Усянь, гладя его по волосам. — Как… Как ты себя чувствуешь? Как и ожидалось, Лань Ванцзи всё ещё не слышит его. Он хмуро смотрит в небо, после чего поворачивает голову, обратив золото глаз на Вэй Усяня. — Вэй Ин. Вэй Усянь улыбается как можно шире, не переставая поглаживать его по волосам. — Я прямо тут, — дразнится он, дёргая за одну из прядей. — Где еще, по-твоему, я могу быть? В лице Лань Ванцзи сквозит нерешительность, и Вэй Усяня, и без того взволнованного, тут же накрывает зловещим предчувствием, точно надвигающимся штормом. — Вэй Ин, — говорит Лань Ванцзи, — я не вижу.***
Неподалёку есть небольшая деревенька и, поскольку в ином случае пришлось бы бросить Яблочко в лесу, они направляются туда. Лань Ванцзи позволяет вести его за руку — в другой руке он держит крепкую палку, которую Вэй Усянь приспособил под трость. Его лицо бесстрастно и недвижимо, как камень — наблюдая за ним, Вэй Усянь почти успокаивается, но потом натыкается на невидящий, ищущий взгляд. В отличие от вчерашнего он не может заставить себя заговорить. Слова застревают в горле, душат, мешают вздохнуть. В чем смысл разговоров? Лань Ванцзи не слышит его и не видит — может судить лишь по твёрдой хватке, что Вэй Усянь не сбежал и не бросил его. Пару раз Лань Ванцзи спотыкается, зацепившись ногой за корень или наступив в ямку. Вэй Усянь ловит его, не давая упасть, осторожно удерживает за плечо, помогает выпрямиться — но напряжение на лице Лань Ванцзи говорит само за себя. Пусть Вэй Усянь и чувствует себя беспомощным — Лань Ванцзи сейчас по меньшей мере в тысячу раз хуже. Он не привык зависеть от других, и Вэй Усянь отчаянно рад, что они никогда не разлучаются надолго: представить невозможно, чтобы Лань Ванцзи принял подобную помощь от кого-то ещё. Наконец на горизонте появляется дом, и Вэй Усянь почти плачет от накатившего облегчения. Он осторожно сводит Лань Ванцзи с дороги, продолжая крепко держать его за руку. — Так, ладно. Просто спросим, согласятся ли эти чудесные люди позаботиться о капризном и страшненьком осле, а потом мы сразу отправимся в Облачные Глубины. Хорошо, Лань Чжань? Хозяева дома, молодая пара, работают в поле. Они с любопытством поднимают головы, заметив приближение Вэй Усяня, ведущего за собой великолепного мужчину и ослика. То ещё зрелище, но крестьяне, похоже, дружелюбны — как и большая часть жителей маленьких деревень, за что Вэй Усянь бесконечно благодарен. — Добрый день, — радостно здоровается он. — Простите, что беспокою вас во время тяжёлой работы, но я лишь хочу спросить: не могли бы вы недолго присмотреть вот за ним, — Вэй Усянь дёргает Яблочко за поводья. — Разумеется, можете заставить его работать в поле, и я заплачу за все возможные сложности. Крестьяне обмениваются растерянными взглядами. Женщина выпрямляется, грязной рукой придерживая примотанного к груди ребёнка. — Похоже, он вас любит, — говорит она, будто Яблочко бессовестно жует рукав Вэй Усяня в знак великого ослиного уважения. — Уверены, что хотите его оставить? Вэй Усянь совершенно не готов посвящать ее в обстоятельства, заставившие его принять такое решение. — Я пришлю за ним кого-нибудь через неделю или две, — говорит он и, чувствуя, что крайне близок к нервному срыву, добавляет: — Пожалуйста. Женщина переглядывается со своим мужем. Они ведут молчаливую беседу, так знакомую Вэй Усяню по его собственному браку. Ребёнок начинает ёрзать, и женщина перехватывает его поудобнее. — У нас есть место в сарае. Сложностей возникнуть не должно. Вэй Усянь безмерно рад её ответу, но когда он пытается сунуть ей немного денег из мешочка Лань Ванцзи, женщина упрямо качает головой и отводит его руку. — Люди должны помогать другу другу в беде, — поясняет она. — Пока ваш ослик у нас, с ним всё будет хорошо. Яблочко охотно уходит с ней, соблазнившись обещанием свежей травы, лишь единожды мрачно взглянув на Вэй Усяня. Тот благодарит крестьян в последний раз, после чего снова подхватывает Лань Ванцзи за руку и уводит в сторону, подальше от чужих глаз. — Ладно, — говорит он, осторожно, но твёрдо вкладывая Бичэнь в свободную руку мужа. — Слепец, везущий нас обратно в Гусу на мече. Что может пойти не так? Лань Ванцзи стискивает рукоять и растерянно хмурится. — Вэй Ин? Вэй Усянь берёт его за руку, разгибает пальцы и разворачивает ладонью вверх, после чего аккуратно выводит на ней «Гусу». Лицо Лань Ванцзи озаряется пониманием. — Ты хочешь, чтобы обратно мы летели? Вэй Усянь сжимает его руку, поглаживая пальцы в знак подтверждения. Уверенным Лань Ванцзи не кажется. — Тебе придётся направлять меня. Не колеблясь ни секунды, Вэй Усянь чертит «доверься». Лань Ванцзи накрывает его пальцы своими. — Доверюсь, — говорит он и кладёт Бичэнь на воздух. Опыт Лань Ванцзи — воистину благословение. Ему почти не требуется помогать встать на меч. Он протягивает руку туда, где только что стоял Вэй Усянь, и тот принимает её, чувствуя, как от нежности сжимается сердце. — Ладно, — выдыхает он, когда они устраиваются на мече. — Нас ждёт небольшое испытание, ага? Будет легко. Не легко. Вэй Усяню приходится следить за дорогой безотрывно и со всем вниманием, пока Лань Ванцзи крепко обнимает его за талию, оберегая и удерживая на месте. Когда они отклоняются от курса слишком сильно, Вэй Усянь мягко тянет его за рукав, снова возвращая на верный путь. Непривычно смотреть, как земля с дикой скоростью несётся под ногами: глаза слезятся, а голова кружится. Но Вэй Усянь не жалуется. На что ему вообще жаловаться? Видит слишком много? Лань Ванцзи бы сейчас его проблемы. Они покидают Ланьлин и к вечеру проносятся над Молином. Сумерки окутывают их тяжёлым и плотным покрывалом. Впереди виднеются горы Облачных Глубин, скрытые в густом тумане, и Вэй Усянь ещё никогда в жизни так не радовался возвращению в Гусу. Очень мягко и осторожно он тянет Лань Ванцзи за одежды, однозначно указывая вниз. Тот сразу всё понимает, и Бичэнь начинает медленно снижаться. Вэй Усянь следит за неуклонно приближающейся землей, и когда та оказывается пугающе близко, стискивает руки Лань Ванцзи, крепко сжимающие его талию. Спускается с меча он не так изящно, как вставал на него. До земли ещё далековато: спрыгнув, Вэй Усянь спотыкается, удивлённо кряхтит и взмахивает руками, пытаясь устоять на ногах. Хоть Лань Ванцзи не слышит и не видит его, но, вероятно, что-то чувствует, поскольку напряжённо спрашивает: — Вэй Ин? — Всё хорошо, — отвечает Вэй Усянь, пусть это и бессмысленно. — Просто… Ух. Хотел бы я быть таким же грациозным, как вы, Лани. Он кладёт руки Лань Ванцзи на пояс и осторожно тянет на себя, пытаясь и пояснить, чего хочет, и не уронить того с меча. — Давай, Лань Чжань. Обещаю, я не дам тебе свалиться в грязь. — Ты хочешь, чтобы я прыгнул? — уточняет Лань Ванцзи, и Вэй Усянь вновь мягко тянет его. Даже слепому и глухому Лань Ванцзи как-то удаётся спрыгнуть изящнее, чем Вэй Усяню. Длинные волосы развеваются за спиной, белые одежды сияют в темноте. Вэй Усянь не может сдержать глупой улыбки, пока осторожно направляет его в нужную сторону. Бичэнь, потерявший управление, с лязгом падает в грязь. — Ух ты, — выдыхает Вэй Усянь, отрывая одну руку от талии Лань Ванцзи, чтобы заправить ему за ухо выбившуюся прядь. — Поверить не могу, что мы справились. Как думаешь, сколько мы летели вслепую? Наверняка твой клан уже ложится спать. — Вэй Ин, — говорит Лань Ванцзи, перехватывая руку и крепко стискивая её, — мы в Гусу? Вэй Усянь сжимает его руку в качестве молчаливого подтверждения. Лань Ванцзи длинно и ровно выдыхает — они дома, в безопасности. Извилистая дорожка, на которую они приземлились, ведёт прямо к подножию огромной лестницы, проходящей через горы. Впереди Вэй Усянь видит яркий свет фонарей, освещающих путь, а за ними, рядом с камнем, изрезанным надписями, людей в ланьском безупречно белом, охраняющих вход от наползающей темноты. Вэй Усянь не плачет — для этого он слишком стойкий, — но облегчение буквально накрывает его с головой. Чувства переполняют так, что он не в силах заговорить, поэтому отчаянно машет рукой. Замечают его сразу же: — Учитель Вэй? С ходу вспомнить имя ученика оказывается сложновато. — Я думал, вы с Ханьгуан-цзюнем вернётесь позже? Они наконец добираются до фонарей, освещающих лестницу, и оба юноши на страже вздрагивают, увидев, как Лань Ванцзи шагает за Вэй Усянем, крепко держа того за руку. Вэй Усянь пытается неловко улыбнуться. — Ага. Планы немного поменялись. Они поднимаются по лестнице; один из встревоженных учеников идёт с ними, а второй несётся вперед, чтобы предупредить Лань Сичэня и Лань Цижэня о том, что неприятности на пороге. Вэй Усянь чувствовал бы себя более виноватым за то, что беспокоит их так поздно, если бы не провёл последние пару дней в полнейшем ужасе, глядя, как тело мужа восстаёт против него. Следовало ожидать, что лестница окажется сложным испытанием. К счастью, как и всё в Облачных Глубинах, каждая ступенька вырезана с идеальной точностью, так что стоит Лань Ванцзи попасть в ритм, как он почти перестаёт спотыкаться. Вэй Усянь упорно отказывается отпускать его руку, и то, как Лань Ванцзи крепко держится за него, говорит, что он принял верное решение. Когда они достигают входа в поселение, брат и дядя Лань Ванцзи уже ждут их. Лань Цижэнь сердито хмурится, скрестив руки на груди, Лань Сичэнь же выглядит напряжённым и обеспокоенным — раньше Вэй Усянь не видел его таким, хотя тот и прошёл через многое. — Глава Лань, — говорит Вэй Усянь, — не поверите, как сильно я рад вас видеть. Лань Сичэнь, чьим вниманием целиком завладел брат, бросается вперёд и осторожно кладёт руку ему на плечо. — Ванцзи, — встревоженно и тихо спрашивает он, — что случилось? Неожиданно ощутив прикосновение кого-то, кто явно не является Вэй Усянем, Лань Ванцзи отшатывается. На секунду во взгляде Лань Сичэня проскальзывают растерянность и испуг, но он быстро их прячет. Вэй Усянь поспешно разворачивает руку мужа и выводит как можно чётче: «брат». Лань Ванцзи меняется в лице. Он поворачивает голову, глядя несколько в сторону. — Брат? — Ванцзи, — как-то беспомощно повторяет Лань Сичэнь и смотрит на Вэй Усяня. — Что случилось? Тот взмахивает свободной рукой, чувствуя, как медленно копившееся внутри отчаяние грозится вырваться наружу. — Не имею ни малейшего понятия! Он просто… проснулся таким. Поначалу он потерял слух, а на следующее утро ослеп. Лекарь, с которым мы говорили, ничего не нашёл. Ярости на лице Лань Цижэня позавидовал бы любой шторм. — Отведите его в цзинши. Постарайтесь, чтобы другие ученики его не увидели. Нам не нужна лишняя паника. Вэй Усянь считает, что любая паника будет здесь не лишней, но у него есть дела поважнее, чем спорить сейчас с Лань Цижэнем. Он поворачивается к Лань Ванцзи и нежно тянет его за руку. — Пойдём, Лань Чжань. Пойдём домой, хорошо? Знакомый путь к цзинши, кажется, занимает целую вечность. Лань Сичэнь идёт рядом; жёсткости на его лице хватает, чтобы отпугнуть всех Ланей, которым могло бы прийти в голову приблизиться. У входа Вэй Усянь останавливает Лань Ванцзи, берёт его руку и предупреждающе чертит на ладони ступеньки. В цзинши всё так же — чисто, уютно и пахнет сандалом; тонкие занавески преграждают путь льющемуся внутрь лунному свету. Тугой узел, свернувшийся внутри Вэй Усяня, чуть слабеет, и он ровно выдыхает, ведя Лань Ванцзи мимо низкого столика к постели. Перед тем как сесть, Лань Ванцзи нашаривает рукой край кровати, а Вэй Усянь направляет его, держа за плечи. Когда он поворачивается, то видит, как Лань Сичэнь потрясённо смотрит на них. За последнее время Вэй Усянь привык к происходящему, но главе наверняка в новинку видеть гордого, независимого брата совершенно беззащитным, неспособным даже пересечь комнату без посторонней помощи. — Вы удивитесь, но он отлично справляется, — говорит Вэй Усянь. — Думаю, окажись я на его месте — в первый же день впал бы в истерику. Лань Сичэня это явно ни капли не успокаивает. — И как долго это длится? — Со вчерашнего дня. Мы вернулись сразу, как смогли, честно. — Вы были в нескольких днях отсюда. Как вам удалось вернуться так быстро? — Мы летели, — признаётся Вэй Усянь. Лань Сичэнь удивлённо смотрит на него. — Вэй Усянь, мой брат в данный момент слеп. — Это был захватывающий полёт. Двери цзинши с грохотом разъезжаются — это вернулся Лань Цижэнь. Его сопровождает высокая женщина в белых ланьских одеждах. — Это Лань Фэйянь, — представляет её Лань Цижэнь. — Она лучшая целительница из всех, которых знал клан. У Лань Фэйянь суровое, но не лишённое доброжелательности лицо. Она направляется прямиком к Лань Ванцзи, с лёгкостью отодвигает Вэй Усяня в сторону, точно мелкое препятствие. Когда его рука выскальзывает из руки Лань Ванцзи, тот спрашивает: — Вэй Ин? Вэй Усянь без колебаний огибает целительницу и снова берёт мужа за руку, крепче сжимая пальцы. Напрягшиеся было плечи Лань Ванцзи тут же расслабляются. — Я останусь здесь, — упрямо говорит Вэй Усянь, обводя комнату мрачным взглядом. — На данный момент я — единственное, что Лань Чжаню знакомо. Лань Фэйянь цокает языком. — Можешь остаться, только не мешай, — она указывает на кровать рядом с Лань Ванцзи и командует, будто на месте Вэй Усяня собака: — Сидеть. Лицо Вэй Усяня вытягивается, но Лань Фэйянь выгибает бровь, и он поспешно подчиняется. — Как ты с ним общался? — спрашивает она. Вопрос доходит до Вэй Усяня только через секунду. — В основном никак, — отвечает он. — Я вроде как... выводил слова у него на ладони? Простые он вполне понимает. — Умно, — говорит она. Лань Цижэнь за её спиной скрипит зубами, будто любая похвала Вэй Усяню, даже за помощь его племяннику, оскорбляет его лично. Лань Фэйянь не обращает на это никакого внимания. — Можешь сообщить ему, что мне нужно его осмотреть? Вэй Усянь удивлён её вопросом и крайне благодарен. Он осторожно переворачивает руку Лань Ванцзи и пишет так аккуратно, как только может: «Лекарь». Потом повторяет: «Лекарь. Осмотр». Лань Ванцзи хмурится, а затем проницательно спрашивает: — Лань Фэйянь? Его муж просто охренительно умён. Вэй Усянь сжимает его руку, успокаивающе поглаживая Лань Ванцзи по костяшкам. Тот поворачивает голову примерно в направлении остальных и говорит: — Делайте всё, что нужно. — Держи его за руку, — обращается к Вэй Усяню Лань Фэйянь. — Чем спокойнее ему будет, тем проще всё пройдёт. В отличие от лекаря из деревни, она не тратит время на обычный осмотр — первым делом кладёт пальцы на запястье, а потом на висок. Вэй Усянь почти видит тонкий усик передаваемой духовной энергии: подобное много раз проделывала во время осмотров Вэнь Цин. От воспоминания пронзает тупой болью — он смирился, что боль никогда не утихнет, и, если честно, не думает, что хочет, чтобы она утихала. В цзинши повисает напряжённое молчание; все пристально наблюдают за осмотром. Лань Ванцзи терпеливо и молча сидит, перенося чужие прикосновения без малейших возражений — лишь стискивает руку Вэй Усяня всё сильнее, тем самым выдавая, что вовсе не так спокоен, каким кажется. Наконец Лань Фэйянь отстраняется и поднимается. Терпение Вэй Усяня и рядом с легендарным ланьским не стояло, так что он встревоженно спрашивает: — Ну? — Это проклятие, — без утайки отвечает она. — И, судя по всему, довольно скверное. — Проклятие? — недоуменно моргает Вэй Усянь. — Откуда? — Это ты нам скажи, — встревает Лань Цижэнь, потирая рукой подбородок. — Почему рядом с тобой мой племянник вечно влипает во всякую дрянь? Большую часть времени Вэй Усянь отлично держит себя в руках. Ему приходится: почти два десятка лет мир считал его злобным демоном, способным устроить конец света по желанию левой пятки. Нельзя позволять себе раздувать пламя страха, заразившего целое поколение. Но прямо сейчас Вэй Усянь провёл бессчётное множество часов, глядя, как его муж становится жертвой чего-то ужасного, чего-то, что они оба не в силах были остановить. Так что, если быть до конца честным, то он не особенно старается сдержаться. — Если вы намекаете, что я сделал что-то с Лань Чжанем, — рявкает он, — почему бы не сказать об этом прямо? Лань Цижэнь моргает, явно поражённый тем, что Вэй Усянь огрызнулся, но миг спустя его лицо темнеет. Он не успевает сказать что-то ещё: между ними встаёт Лань Сичэнь. — Мы оба знаем, что ты никогда бы намеренно не стал вредить Ванцзи, Вэй Усянь, — мягко говорит он, но этого недостаточно. — Намеренно? Так вы намекаете, что я мог что-то сделать с ним случайно? — Нет, — отвечает Лань Сичэнь, так прямо и чётко, что Вэй Усяню удаётся взять себя в руки и затушить угли раздражения. — Мы можем лишь сказать спасибо за то, что ты старался позаботиться о Ванцзи. Вэй Усянь вздыхает. — Вам не надо говорить спасибо. Я это делал не ради благодарности. Лань Чжань — мой муж. Он сделал бы для меня то же самое и даже больше. — Есть предположения, откуда могло появиться проклятие? — спрашивает Лань Фэйянь, возвращая разговор в прежнее русло. — Порадуйте меня, скажите, что это нечто, встретившееся вам в пути. Вэй Усянь беспомощно качает головой. — Ничего не могу припомнить. Поверьте, я всю голову сломал. Это была самая обычная ночная охота, несколько ходячих мертвецов рядом с тихой деревней. Мы управились за каких-то пару дней. — Совсем ничего необычного не было? — уточняет Лань Фэйянь. — Вы не сталкивались с чем-нибудь странным? Не злили никаких воинствующих заклинателей? — Ничего такого! Там были только Лань Чжань и я. Лань Сичэнь вздыхает, будто именно этого ответа и ожидал. Он долго встревоженно смотрит на брата, после чего поворачивается к Лань Фэйянь. — Можете его снять? Лань Фэйянь поджимает губы. — Обычно в таких случаях лучше всего дать проклятию развеяться самостоятельно. Оно простое, хоть и мощное. Вэй Усянь мельком смотрит на Лань Ванцзи. Тот чинно и спокойно сидит на кровати, безразлично уставившись в пространство; длинные волосы рассыпались по плечам. Вэй Усянь жалеет о каждом разе, когда думал, что его муж похож на выточенную из мрамора статую. Глядя перед собой, он задаёт вопрос, который весь день сбивался внутри тяжёлым ледяным комком: — А если и дальше будет становиться хуже? Лань Фэйянь качает головой. — Пока я не узнаю точно, с чем мы имеем дело, не советую вмешиваться, если нет угрозы для его жизни. Повисает гробовая тишина. Все присутствующие явно хотели услышать не это. И однозначно не ради этого Вэй Усянь провёл весь день в непрерывном полёте, где лишь руки слепца не позволяли ему упасть. Вэй Усянь понимает, с какой силой сжал руку Лань Ванцзи, только когда тот мягким, как свежий снег, голосом говорит: — Вэй Ин? Вэй Усянь спешно разворачивается и потирает руку Лань Ванцзи в качестве извинения. — Прости, прости, — бормочет он, хоть и знает, что его не услышат. — Всё хорошо, Лань Чжань. Нерешительно помедлив, Лань Ванцзи спрашивает: — Что сказала Лань Фэйянь? Вэй Усянь не знает, как сообщить ему правду. Он поднимает его руку и нежно целует костяшки, совершенно не думая, что на них смотрят. Лань Ванцзи чуть касается пальцами сначала подбородка Вэй Усяня, а потом и щеки. — Вэй Ин, мы разберёмся. Его муж такой умный. Охренительно умный. Но в этот раз Вэй Усянь ненавидит его ум со всей страстью. Он хотел бы, чтобы незнание стало для Лань Ванцзи утешением. Минутой покоя в постоянном кошмаре. — Я попрошу принести ужин. Полагаю, вы оба устали, — тихо говорит Лань Сичэнь. Вэй Усянь кивает, не находя в себе сил отвернуться от ищущих пальцев Лань Ванцзи. — Спасибо. Краем глаза он видит, как Лань Цижэнь, не сказав ни слова, уходит. Возможно, это грубо, но Вэй Усяню всё равно. Теперь, когда напряжение выходит наружу, словно воздух из продырявленного змея, ему кажется, что отстранённость — способ Лань Цижэня справляться с трудностями. — Я буду ночевать ниже по дороге, вдруг понадоблюсь. Немедленно пошлите за мной, если что-то случится, — говорит Лань Фэйянь. Вэй Усянь вновь кивает. — Спасибо за помощь. Сожалею, что мы встретились в подобных обстоятельствах. От этих слов на её лице появляется что-то вроде улыбки. — И я. Лань Сичэнь уходить не торопится, но Вэй Усяня это ни капли не удивляет. — Хотите поговорить с ним? Лань Чжань достаточно хорошо знаком с вашим почерком, должно получиться. Кажется, Лань Сичэнь колеблется. Он явно хочет сказать «да», но достаточно хорошо знает брата, чтобы понимать, как тот обычно реагирует на неожиданные прикосновения. — Не думаю, что Ванцзи это понравится, — уклончиво отвечает он. Вэй Усянь фыркает. Он стягивает руку Лань Ванцзи с колен и выводит на ней: «Брат. Касание». Лань Ванцзи наклоняет голову. Вэй Усянь улыбается, поворачивается к Лань Сичэню и предлагает ему раскрытую ладонь Лань Ванцзи. — Всё нормально. Поверьте. Кажется, Лань Сичэня это не очень убеждает, но он подходит ближе. Не обращая внимания на белоснежные одежды, опускается на колени и осторожно берёт руку брата так, будто та сделана из стекла. Будто этой рукой он не проливал больше крови, чем можно измерить. Вэй Усянь не видит, что пишет Лань Сичэнь, но что бы это ни было, оно заставляет уголок рта Лань Ванцзи чуть заметно приподняться. — Со мной всё хорошо, брат, — говорит он. — Вэй Ин заботился обо мне. Лань Сичэнь и Вэй Усянь обмениваются удовлетворёнными взглядами, после чего Лань Сичэнь пишет что-то ещё. — Я не знаю. Поначалу я лишь слышал с трудом. Потом слух пропал вовсе. Зрения не стало на следующий день. Все проблески довольства мигом сгорают. Лань Ванцзи мягко наклоняет голову, сосредоточенно следя за движениями пальцев. — Нет, мне не больно. Всё хорошо настолько, насколько возможно. «Насколько возможно в таком состоянии» повисает невысказанным. Лань Сичэнь вздыхает. Он выводит последнюю фразу, на которую, кажется, не требуется ответ, и поднимается на ноги. Несмотря на то, что разговор вышел не самым радостным, он явно чудесным образом развеял жуткую тревогу, которая, должно быть, пожирала Лань Сичэня с тех пор, как они встретились у ворот. — Оставлю вас на ночь. Прошу только: если вам понадобится Лань Фэйянь, пошлите и за мной тоже. — Конечно, — соглашается Вэй Усянь. Лань Сичэнь улыбается ему, но выглядит уставшим и расстроенным. — Отдыхайте. Поговорим утром. Он покидает цзинши, лишь на секунду задержавшись на пороге, после чего пропадает из виду. Вэй Усянь смотрит ему вслед: он очень хорошо знает, каково это — оставлять пострадавшего младшего брата одного, и восхищается его сдержанностью. Он возвращается к Лань Ванцзи, берёт его руку и успокаивающе гладит по волосам. — Твой брат беспокоится за тебя, — говорит он. — Первым, что ты увидишь, когда зрение к тебе вернётся, будет свежая седина в его волосах. Он сидит с Лань Ванцзи, осторожно проводя пальцами по волосам одной рукой и крепко цепляясь за него другой, лежащей на коленях, когда слышит тихий стук в дверь. За ней оказывается один из младших учеников, стоявших у ворот. Он кланяется и протягивает поднос. — Учитель Вэй, — уважительно приветствует он, а затем, после явной внутренней борьбы, спрашивает: — С Ханьгуан-цзюнем всё в порядке? Вэй Усянь не может сдержать улыбки. Популярность Лань Ванцзи у юного поколения не перестаёт поражать и восхищать его. Наверное, удивляться не стоит, если вспомнить, как Лань Сычжуй — ещё малышом А-Юанем — переползал Лань Ванцзи на колени и сидел там, будто удобнее места в мире было не найти. Вэй Усянь принимает поднос и говорит: — Вашего Ханьгуан-цзюня так легко не взять. Ученика это не очень-то успокаивает, но, соблюдая безупречные манеры Гусу Лань, он кланяется ещё раз и уходит, не задавая дальнейших вопросов. Когда белые одежды исчезают в ночи, Вэй Усянь тихо закрывает дверь и возвращается к беспомощному мужу. Ужин проходит медленно. Лань Ванцзи приходится помогать взять миску с супом и донести до рта. Дважды он почти опрокинул рис, пока Вэй Усянь осторожно не забрал у него палочки. — Подумай вот что, — нарочито весело говорит он, кормя его с палочек, — обычно это ты меня балуешь. Знаешь, иногда меняться местами — дело хорошее. Освежает отношения. Лань Ванцзи, как и обычно во время еды, молчит. Остается лишь отчаянно молиться, чтобы Лань Чжаню и на миг не пришло в голову, будто из-за всего этого Вэй Усянь способен думать о нем хуже. После всего, через что Вэй Усянь прошёл у него на глазах — самое дно, запятнавшее стыдом каждый миг жизни, — Лань Чжань ведь не оттолкнет его, не откажет в праве быть рядом в час беды? Разобравшись с ужином, Вэй Усянь ставит поднос за дверь. Уже за полночь: Лань Ванцзи сонно клюёт носом. Вэй Усянь помогает ему снять одежды, после чего они вдвоём валятся на кровать, вплотную прижавшись друг к другу, — Лань Ванцзи утыкается лицом Вэй Усяню в горло, а тот в ответ крепко обвивает руками его талию. Им не нужно говорить, чтобы знать, о чём думает другой. Пока что с каждым пробуждением становилось всё хуже. Если не засыпать и, следовательно, не просыпаться, пойдёт ли проклятие дальше? Возможно, это входит в понятие «вмешиваться», да и в целом план не самый умный из всех, что когда-либо у Вэй Усяня были, но других идей нет. — Лань Чжань, — бормочет Вэй Усянь, неуклюже поднимает руку Лань Ванцзи, прижимает ко рту, чтобы губы скользили по ладони. — Лань Чжань, Лань Чжань, Лань Чжань. Лань Ванцзи шевелится, поднимаясь: волосы водопадом растекаются по плечам, пустой взгляд направлен чуть левее. Он ловит Вэй Усяня за запястье, удерживая на месте, пока целует его ладонь, а потом, отведя рукав, там, где бьётся пульс. Не в силах сдержаться, Вэй Усянь обнимает его за плечи и спускается ниже, на бёдра, разводя колени. Той ночью они целуются целую вечность — и, возможно, это первый раз за долгое-долгое время, когда дальше они не заходят. Руки Лань Ванцзи нежно ласкают каждый цунь тела Вэй Усяня; давят на горло, обхватывают лодыжки, поднимают ноги, перекладывая себе на талию, — но не больше. Никогда раньше в их постели всё не проходило так невинно; Вэй Усянь жмётся лицом к груди мужа и очень старается не заплакать. Наконец восходит солнце, золотя утренним светом тонкие шторы. Лань Ванцзи не спит, утешающе поглаживает бок Вэй Усяня. Тот пару раз почти задремал, но каждый раз прикосновение возвращало его в реальность. Снаружи тихо щебечет птица; Вэй Усянь перекатывается на спину и смотрит в потолок. Прочистив горло, он спрашивает: — Лань Чжань? И, конечно же, ответа нет. Он мягко тянет Лань Ванцзи за одежду, привлекая внимание, и поворачивает голову взглянуть, как тот садится. Его волосы растрепаны — наверняка дело в зарывавшихся в них ночью жадных пальцах, — золотой взгляд полон тепла и сонливости, пусть и скользит мимо Вэй Усяня, на щеке остался едва заметный отпечаток вышивки одежд. Вэй Усянь тянется и нежно касается его. — Доброе утро, Лань Чжань, — говорит он, обхватывая его лицо руками. Лань Ванцзи открывает рот. Оттуда не выходит ни звука.***
К полудню Вэй Усянь ведёт его к кроликам. Утро вышло насыщенным: они встревоженно не отцеплялись друг от друга, пока Лань Фэйянь осматривала Лань Ванцзи во второй раз. К сожалению, новых ответов она дать не смогла. Лань Сичэнь стоял за её спиной неподвижно и молча, уставившись на брата, и в его взгляде плескалось явное горе, видеть которое Вэй Усяню было неловко. Возможно, это первое утро после их возвращения, когда цзинши полностью оправдывала своё название. Вэй Усянь не стал говорить Лань Ванцзи, куда его ведёт, поскольку надеялся удивить его и заставить улыбнуться, положив в руки любимого кролика. Лань Ванцзи мог отмалчиваться сколько угодно, но Вэй Усянь прекрасно знал, что тот не только считает кроликов частью дома, но и бессовестно выделяет любимчиков, которые получают лишние листья салата и поглаживания. Добравшись до полянки, расположенной неподалёку от холодного источника, Вэй Усянь, к своему удивлению, видит там кое-кого ещё: человек в белом сидит на траве и кормит с рук крольчат. Только когда он поднимает голову, Вэй Усянь понимает, кто это, и взволнованно окликает: — Сычжуй! Настороженность на лице Лань Сычжуя превращается в теплоту; он спешно вскакивает на ноги, держа одного из кроликов. — Учитель Вэй! — приветствует он, будто бы Лань Цижэнь в любой момент может выскочить из-за угла и отчитать его за излишнюю фамильярность. Затем натыкается взглядом на Лань Ванцзи, крепко держащего за руку Вэй Усяня, и его энтузиазм гаснет. Он не кажется удивлённым — скорее обеспокоенным и расстроенным. — Так понимаю, ты слышал новости? — спрашивает Вэй Усянь. — Глава Лань рассказал нам утром, — отвечает Лань Сычжуй. — Это… Это правда? — Что именно? — уточняет Вэй Усянь. — Лань Чжань просто столкнулся с кое-какими трудностями, но ничего такого, о чём юноше вроде тебя следовало бы волноваться. Ваш Ханьгуан-цзюнь хоть один бой когда-нибудь проигрывал, а? Лань Сычжуй улыбается, но до глаз улыбка не доходит. Он подходит ближе, не выпуская из рук пухленького кролика. — Раз это говорит учитель Вэй, значит, так оно и есть. Вэй Усянь треплет его по идеально, как у всех Ланей, зачёсанным волосам. — Разумеется. А теперь: что ты здесь делаешь в такой час? Разве у тебя нет занятий? — О, — Лань Сычжуй ловко притворяется смущённым, но Вэй Усянь, поскольку тоже его воспитывал, видит его насквозь. — Я не знал, собирается ли кто-то из вас выходить из цзинши сегодня, так что подумал, может, я смогу зайти, проведать Ханьгуан-цзюня. Вэй Усянь изучает его серьёзным взглядом. Лань Сычжуй отводит глаза. — Сычжуй, ты хотел тайком пронести Лань Чжаню кроликов? Лань Сычжуй косится на кролика, которого держит в руках. — Похоже, у учителя Вэя была такая же идея, — робко отвечает он. Острые грани ледяного страха, поселившегося в душе Вэй Усяня с самого утра, смягчаются, тают от нежности и любви. — Ну, шансы, что идея была хорошая, где-то один к двум. Давай проверим? Он мягко сжимает ладонь Лань Ванцзи перед тем, как выпустить её и осторожно забрать у Лань Сычжуя кролика. Зверёк угрюмо таращится на него, будто его глубоко оскорбили. Вэй Усянь фыркает и так же осторожно перекладывает его в неподвижные руки Лань Ванцзи. На секунду тот вздрагивает, но затем, кажется, приходит осознание: лицо смягчается, а бледные пальцы нежно перебирают мягкий мех. Кролик же закапывается мордочкой в его одежды с куда большим восторгом, чем выказывал в руках Вэй Усяня. Лань Сычжуй тихо смеётся, прикрывая едва заметную улыбку рукой. — Когда вас нет слишком долго, они по нему скучают. — Откуда ты знаешь? Они кажутся такими же вредными, как обычно. — Может, если учитель Вэй перестанет грозиться зажарить их, они станут относиться к нему с большим теплом? — И как далеко мне отходить, чтобы они не слышали моих угроз? Ты вообще их уши видел? Что-то легко касается лодыжек; посмотрев вниз, Вэй Усянь видит ещё одного кролика, который подобрался поближе, чтобы пообщаться с Лань Ванцзи, и не может сдержать улыбки. Великий и могучий Ханьгуан-цзюнь, любимчик всего пушистого лесного зверья в стране. Чужаки в Гусу наверняка не боялись бы так сильно его холодного взгляда и бесстрастного лица, если бы это видели. Как жаль, что все, с кем Вэй Усянь хотел бы поделиться этим знанием, уже в курсе. — Вот, — говорит он, подходя ближе и кладя руку Лань Ванцзи на предплечье. — Преданные поклонники борются за твоё внимание, Лань Чжань. Он осторожно помогает ему опуститься на траву, и ближайшие кролики тут же сбегаются к ним: тычутся мягкими носами в колени Лань Ванцзи и пальцы Вэй Усяня. Лань Ванцзи терпелив как никогда. Он ослабляет хватку, позволяя кролику устроиться на коленях, и вслепую вытягивает руку, чтобы погладить тех, кто подошёл достаточно близко. Его слепота никак не мешает: кролики узнают дорогого друга и окружают его. Тонкая складка меж бровей Лань Ванцзи, появившаяся, когда он потерял речь, в первый раз с самого утра разглаживается. — Думаю, можно сказать, что всё прошло успешно, — заявляет Вэй Усянь, потеребив длинное кроличье ухо. Лань Сычжуй аккуратно усаживается рядом, расправляет одежды, чтобы не испачкать их травой, привычным движением, говорящим, что он делал это уже не раз, и молча смотрит на Лань Ванцзи, сложив руки на коленях. Смущённо спрашивает: — Как думаете, он… можете дать ему понять, что я здесь? Он избегает смотреть Вэй Усяню в глаза, но у того на сердце теплеет ещё сильней. — Конечно, — отвечает он и тянется к ладони Лань Ванцзи. Тот даже не вздрагивает, только смутно поворачивает голову к мужу, продолжая спокойно поглаживать ластящегося кролика. На секунду Вэй Усянь задумывается, как лучше обозначить посетителя: имя Лань Сычжуя слишком сложное для их простого способа общения, надо придумать что-нибудь другое. Потом он улыбается, успокаивающе поглаживает ладонь Лань Ванцзи большим пальцем и пишет. «Сын». Медлит, чтобы дать осознать написанное, и повторяет снова: «Сын». Лань Ванцзи сжимает его пальцы, обозначая, что понял. Вэй Усянь поворачивается к Лань Сычжую. — Он знает, что это ты. Давай, у тебя не выйдет поздороваться оттуда. Когда Вэй Усянь протягивает ладонь Лань Ванцзи Лань Сычжую, тот колеблется перед тем, как её принять. Рядом с пальцами Лань Ванцзи его кажутся маленькими, и отчего-то Вэй Усянь по-настоящему улыбается. Лань Ванцзи тянет его к себе, и Лань Сычжуй послушно садится ближе, соприкасаясь с ним коленями. Гораздо ближе, чем обычно позволено садиться кому-то, кроме Вэй Усяня, но сейчас Лань Ванцзи мог общаться лишь прикосновениями. Вэй Усянь готов поспорить, что тот втайне рад возможности вновь возиться с Лань Сычжуем как с ребёнком. Как в те времена, когда железные правила клана Лань ещё не требовали дистанции. — Это ничего? — Кажется, Лань Чжань не против, — бодро отвечает Вэй Усянь, наклоняется и подхватывает скачущего мимо кролика, чтобы плюхнуть его на колени Лань Сычжуя, пока тот не надумал чего лишнего. Утро перетекает в день; они сидят на траве тесным семейным кругом, кролики снуют туда-сюда — когда им становится скучно с одним человеком, перескакивают к другому. Вэй Усянь развлекает Лань Сычжуя лишь чуть приукрашенным пересказом их последней ночной охоты, а тот как послушный сын внимательно слушает и лишь вежливо переспрашивает насчёт самых нелепых деталей. Вэй Усяню уже несколько дней не было так спокойно. Напряжение не ушло полностью, растеклось туманом на задворках сознания, но сейчас он может не думать о нём, отвлечься сам и отвлечь других от проблем. Честно говоря, Вэй Усянь с радостью бы просидел на полянке до самого вечера, но слышит приближающиеся шаги. Подняв взгляд, он видит наблюдающего за ними Лань Сичэня: руки аккуратно сложены за спиной, на лице лёгкая улыбка. Одна рука Лань Ванцзи покоится на коленях Вэй Усяня, а другая нежно касается сидящего рядом Лань Сычжуя. Вэй Усянь может представить себе это зрелище — и приветствует Лань Сичэня самой солнечной из своих улыбок. — Цзэу-цзюнь! — радостно восклицает он. — Что вас сюда привело? Услышав имя Лань Сичэня, Лань Сычжуй тут же виновато вскакивает на ноги. Он отпускает руку Лань Ванцзи, а затем, подумав, снова берёт её и мягко стискивает, после чего опять выпускает. Вэй Усянь безнадёжно очарован его сознательностью: молчаливым пониманием, что столь резкое исчезновение может обеспокоить Лань Ванцзи, и последовавшим за ним заверением. — Я не хотел прерывать вас, — успокаивающе говорит Лань Сичэнь и, не глядя на Лань Сычжуя, добавляет: — До меня дошёл слух, что в комнате для занятий сегодня пустовато. Лань Сычжуй тут же доказывает, что Вэй Усянь повлиял на него в той же мере, что и Лань Ванцзи: он вовсе не выглядит виноватым, хоть его и поймали на таком вопиющем проступке, как прогуливание занятий. — Прошу прощения, — кланяется он. — Я направлюсь прямиком на занятия. Я не хотел беспокоить главу клана. Лань Сичэнь наклоняет голову. — Глава клана обеспокоился бы, если бы поймал кого-то за нарушением правил, — беззаботно отвечает он. — Хотя если бы такое произошло, он бы посоветовал стряхнуть с одежд кроличью шерсть. Чтобы Лань Цижэнь не смог понять, где этот кто-то был. Лань Сычжуй чуть краснеет и счищает шерсть с безупречно белых одежд. Он поворачивается и почтительно кланяется Вэй Усяню и Лань Ванцзи — пускай первому всегда было плевать на формальности, а второй об этом и не подозревает. — Могу я увидеться с Ханьгуан-цзюнем позже? — спрашивает он, будто ему хоть раз отказывали. — Только с Ханьгуан-цзюнем? — отшучивается Вэй Усянь. — А как же все слова об уважении к учителю Вэю? — И с учителем Вэем, конечно же, — послушно добавляет привычный к его шуткам Лань Сычжуй. — Приходи на ужин. Я не так хорошо готовлю, как Лань Чжань, но думаю, сумею что-нибудь для нас соорудить. — Ой, — отзывается Лань Сычжуй. — Может, пускай ужином займутся повара? Вэй Усянь подозревает, что Лань Сычжуй чего-то недоговорил, но уточнить не успевает: тот кланяется ещё раз и уносится в сторону учебных комнат. — Это он просто из вежливости. Лань Чжаню нравится моя готовка, — говорит Вэй Усянь, обращаясь к Лань Сичэню. — Полагаю, он посчитал, что Ванцзи достаточно настрадался, — без тени осуждения отвечает Лань Сичэнь. — Я попрошу принести к цзинши ужин на четверых. — На четверых, а? — улыбается Вэй Усянь. — Уверен, Лань Чжань будет рад вашей компании. Ещё он уверен, что у Лань Сичэня как главы клана есть дела поважнее, чем неусыпный присмотр за младшим братом — особенно когда за ним уже приглядывает Вэй Усянь, — но вопросов не задаёт. Лань Сичэнь окидывает взглядом мирно сидящего в тишине брата и говорит: — Лань Фэйянь изо всех сил старается найти способ снять проклятие. Что-то подобное Вэй Усянь подозревал. Утром на осмотре в цзинши Лань Сичэнь явно волновался — и словно онемел вслед за братом. Вэй Усянь ещё помнит ужас, сковавший его в то утро, когда он проснулся и обнаружил, что Лань Ванцзи оглох, и не может упрекать в страхе других. — Я помогу чем смогу, — говорит он, но Лань Сичэнь качает головой. — Лучше присматривай за Ванцзи. Боюсь, это дело мне некому больше доверить. Вэй Усянь хотел бы возразить, но опасается, что Лань Сичэнь решит, будто он не принимает ситуацию всерьёз. Такое дело он и сам никому не доверил бы, но он вполне способен заниматься несколькими вещами одновременно. Тем не менее он отвечает: — Конечно. — Спасибо, — Лань Сичэнь произносит это с такой серьёзностью, что Вэй Усяню почти становится неуютно. Он снова смотрит на тихо сидящего брата, внимательно, но спокойно. — Я могу сообщить, что вы здесь. Лань Сичэнь качает головой. — Не хочу волновать его лишний раз. Даже представить не могу, как ему сейчас тяжело. Я поговорю с ним вечером. Сам Вэй Усянь считает, что Лань Сичэнь чересчур осторожничает: случившееся ужасно, но это не худшее, что пережил Лань Ванцзи. Чтобы сломить его, требуется куда больше. Именно это он собирается ответить, но замечает, как напряжены плечи Лань Сичэня, и запоздало понимает: один из двух нефритов Лань и правда сломлен — но не тот, чью руку он сейчас держит. Он вспоминает, как много, очень много лет назад сидел у кровати Цзян Чэна, сжимая его ледяную ладонь. Помнит его пустой взгляд, направленный в потолок, и безучастность к любым мольбам и уговорам. Сейчас всё иначе, но суть остаётся та же: больнее всего для старшего брата — беспомощность перед лицом беды, поглощающей младшего. Как можно более спокойно Вэй Усянь говорит: — Тогда до вечера. Мы с Лань Чжанем будем ждать вас с нетерпением. Лань Сичэнь слабо улыбается ему. Когда он переводит взгляд на брата, его ресницы чуть вздрагивают, но он тут же отворачивается и молча удаляется в Облачные Глубины. Вэй Усянь смотрит ему вслед, думая, отчего о них обоих вечно приходится беспокоиться. Его руку тихонько сжимают. Повернувшись, Вэй Усянь видит, что Лань Ванцзи хмурится с вежливым непониманием на лице. Его сердце тут же смягчается; он переворачивает кисть и переплетает их пальцы. — Прости, Лань Чжань. Не о чем беспокоиться. У нас просто полное гостей утро. Лань Ванцзи не слышит его и хмурится сильнее. Кажется, он о чём-то задумывается, после чего высвобождает руку и снимает с себя уютно устроившегося кролика. Водит рукой в воздухе, пока не натыкается на ногу Вэй Усяня, а затем осторожно переносит кролика ему на колени. Вэй Усянь смеётся и кладёт руку поверх руки Лань Ванцзи, всё ещё касающейся меха. — Подарок, да? Чего это ты, опять даришь мне животных, Лань Чжань? Кролик даже не такой вкусный, как в тот раз. — Погладив шелковистую спинку, он продолжает: — О тебе столько людей беспокоятся, представляешь? Тебе придётся много извиняться, когда всё наладится. Выражение лица Лань Ванцзи не меняется. Вэй Усянь тянется к нему и берет за подбородок, наклоняет к себе и очень, очень осторожно целует его в уголок рта. Лань Ванцзи кладёт руку ему на спину и чуть поворачивает голову, отвечая на поцелуй. Вэй Усянь не сомневается ни секунды: что бы ни забрала у них вселенная, они всё равно с лёгкостью найдут друг друга. Это так же естественно, как дышать. Они целуются тихо и неторопливо; когда Вэй Усянь находит в себе силы отстраниться, то видит, как Лань Ванцзи едва заметно улыбается. Вэй Усянь проводит пальцем по изгибу его губ. — Надо же, — восхищённо выдыхает он. — Если бы ты только мог видеть, как ты прекрасен, Лань Чжань. Лань Ванцзи целует его в подушечку пальца, и на лице Вэй Усяня возникает беспомощная, растерянная улыбка. Он тихонько гладит Лань Ванцзи по щеке, снимает с колен кролика и со стоном поднимается на ноги. — Ладно, — говорит он, помогая Лань Ванцзи подняться. — Хватит резвиться на полянке — давай вернёмся.***
В цзинши их уже ждёт Лань Фэйянь. Под её глазами залегли тени; сколько бы она ни спала, пока её не разбудил отчаянный стук в дверь с утра, этого явно оказалось недостаточно. Тем не менее она всё так же внимательна: усаживает Лань Ванцзи и тщательно осматривает его меридианы. — Мысли есть? — спрашивает Вэй Усянь, положив руку мужу на плечо. — Кое-какие подозрения насчёт природы проклятия. Я пока не выяснила, где вы на него наткнулись и как его снять. Она оставляет им чашку мерзко пахнущего чая, который Лань Ванцзи выпивает без возражений. Вэй Усянь же никак не может унять растущее в душе волнение. Он не такой человек, чтобы просто сидеть и ждать, пока другие решают проблемы за него, но Лань Фэйянь, похоже, его помощь нужна даже меньше, чем Лань Сичэню. Времени до ужина ещё много. Лань Ванцзи мирно спит, навёрстывая упущенное ночью, а Вэй Усянь сидит рядом, успокаивающе поглаживая его по волосам. Кратко записывает события последних нескольких дней, пытаясь привести в порядок мысли; распутывает клубок воспоминаний, пытаясь отыскать хоть какой-то намёк на причину случившегося. Когда Лань Ванцзи шевелится, он откладывает записи и помогает мужу подняться. Тот терпеливо сидит, пока Вэй Усянь завязывает на нём верхние одежды и расчёсывает волосы. Он решает не заплетать их — тем, кто может прийти, наверняка всё равно, и к тому же Вэй Усяню нравится, когда волосы Лань Ванцзи свободно рассыпаются по плечам. Удивительно, но Лань Сычжуй и Лань Сичэнь приходят вместе, держа в руках подносы с едой. Вэй Усянь делает шаг назад от двери и впускает их внутрь. — Ого, вот это обслуживание. Не знай я, подумал бы, что мы на дорогущем постоялом дворе. Лань Ванцзи наклоняет голову, когда Вэй Усянь осторожно сообщает ему о гостях. Он кажется довольным: судя по улыбке, Лань Сичэнь тоже это замечает, чему Вэй Усянь бесконечно рад. Он беспокоился, что ужин выйдет неловким из-за зависимого Лань Ванцзи и привычки Ланей молчать во время еды, но многолетний опыт помогает ему разрядить любую атмосферу. Вэй Усянь весело болтает, помогая Лань Ванцзи поднести ко рту миску с супом, болтает, пока аккуратно кормит его с палочек, стараясь не ронять капусту на безупречно белые одежды. К счастью, ни брат Лань Ванцзи, ни его приёмный сын и ухом не ведут. К концу ужина Вэй Усянь окончательно расслабляется. Это первый раз за несколько дней, когда он с кем-то по-настоящему общался. Хоть он всегда с радостью проводил время с Лань Ванцзи, всепоглощающее одиночество сжирало его куда дольше, чем он когда-либо собирался признавать. Они говорят о состоянии Лань Ванцзи. Ведут вежливую беседу об Облачных Глубинах и путешествиях. Обычные, спокойные разговоры ни о чём. Лань Сычжуй рассказывает о ночной охоте вместе с Цзинь Лином, намекнув, что они были бы рады, если бы Вэй Усянь с Лань Ванцзи присоединились к ним. Лань Сичэнь перечисляет новые правила со Стены, чем приводит Вэй Усяня в ужас. Стоит Вэй Усяню развалиться на полу — и Лань Ванцзи осторожно усаживает его как положено. Словно чует, когда тот ведёт себя неподобающе. — Лань Чжань, — стонет Вэй Усянь, и Лань Сычжуй смеётся. — Ну никто же не видит, мы в цзинши. Лань Ванцзи чуть поворачивается в его сторону и одаривает строгим взглядом, словно говоря: «Мой брат здесь. Веди себя прилично». Вэй Усянь не в силах сдержать улыбки. Хоть он и знает, что его не услышат, но добавляет: — К тому же они не против. — Всё в порядке. — Лань Сичэнь изящно поднимается на ноги, плеснув одеяниями. — Нам пора. Скоро девять. Лань Сычжуй, кажется, хочет возразить, но ни один Лань не осмеливался спорить с Лань Сичэнем даже во времена, когда тот ещё не был главой. Он собирает подносы в стопку и тоже поднимается на ноги. Развеселившись, Вэй Усянь говорит: — Мы никуда завтра не денемся, Сычжуй. Щёки Лань Сычжуя розовеют. — Я знаю, учитель Вэй. Просто... «Мы не знаем, каким будет состояние Лань Ванцзи к утру» повисает в воздухе. Вэй Усянь не хочет думать об этом прямо сейчас. Не хочет, чтобы чувство беспомощности жадно и голодно впилось в него когтями, прогрызая внутренности. Учитывая обстоятельства и быстрое ухудшение, им удалось провести крайне приятный день, который почти ничем не отличался от нормального, и Вэй Усянь отчаянно цепляется за эту иллюзию. — Я могу завтра снова отвести Лань Чжаня к кроликам, если хочешь, присоединяйся. Лань Сичэнь пристально смотрит на него, и Вэй Усянь поспешно добавляет: — Разумеется, после занятий. Лань Сычжуй слабо улыбается. — Обязательно. Вэй Усянь оставляет Лань Ванцзи сидеть за столиком и провожает гостей к двери. Лань Сычжуй нежно сжимает его ладонь перед уходом, и даже Лань Сичэнь, преодолев сомнения, осторожно кладёт Лань Ванцзи на плечо длинные пальцы. Тот, кажется, узнаёт прикосновение брата без пояснений. Наклоняет голову, приподнимает плечо в молчаливом заверении. Вэй Усянь уверен, что грустная улыбка на лице Лань Сичэня ему не померещилась, но лишь поворачивается спиной, помогая Лань Сычжую собрать посуду. Потом тот возвращается к себе, в комнаты адептов, а Лань Сичэнь замирает на пороге. Смотрит поверх плеча Вэй Усяня на брата и вновь отворачивается. Тихо, словно им сейчас нужно беспокоиться об излишнем шуме, он говорит: — Что бы ни случилось ночью — пожалуйста, сразу же пошлите за мной. — Можете остаться, если хотите, — предлагает ему Вэй Усянь. — Раз волнуетесь. Лань Сичэнь качает головой. — Ванцзи бы это не понравилось. Он бы не хотел, чтобы я видел, как проклятие распространяется. Вэй Усянь понимает, что Лань Сичэнь прав. То, что только он видел утренние изменения, было далеко не просто совпадением. Вэй Усянь не назвал бы мужа гордецом, но тот хранил достоинство и не позволил бы никому, кроме Вэй Усяня, видеть себя в миг, когда весь его мир переворачивается. Вэй Усянь склоняет голову. — Когда что-то изменится, мы сообщим. Лань Сичэнь не говорит «спасибо», и Вэй Усянь благодарен ему за это. Он провожает его взглядом, пока тот не исчезает в конце тропы, после чего захлопывает дверь и возвращается к мужу. Присаживается рядом и берёт в руки его ладонь. Аккуратно, как можно разборчивее выводит: «мыться». Лань Ванцзи задумывается на секунду, а потом кивает. Вэй Усянь тянется поцеловать его, нежно сжимая руку, после чего выпускает её и идёт готовить ванну. Чтобы принести воды, приходится покинуть цзинши. Каждая секунда не рядом с Лань Ванцзи обрушивается на плечи тяжким грузом. Он позволяет помочь донести вёдра, но не пускает помощников дальше дверей. Наполняет бочку Вэй Усянь сам, не желая, чтобы другие вторгались в цзинши даже с самыми благими намерениями. Закончив, он подходит к мужу, который, кажется, мирно медитирует за столом. От бочки поднимается пар. — Если попросишь, зажгу для тебя благовония, — говорит Вэй Усянь, мягко направляя его в сторону ширмы. — Ты можешь просить меня о всяком, знаешь? Не подозревающий о его словах Лань Ванцзи начинает раздеваться. Вэй Усянь отводит его руки, хоть и прекрасно знает, что тот способен справиться сам, и развязывает одежды за него. Те соскальзывают с широких плеч, обнажая бледную кожу. Вэй Усянь не в силах сдержаться: прижимается, осторожно целует его в тень под ключицей. То, как Лань Ванцзи вздрагивает под его прикосновениями, даёт понять, что он нисколько не возражает. Вэй Усянь помогает ему забраться в бочку, придерживая одной рукой за талию. Он не такой сильный, как Лань Ванцзи, и не может легко подхватить мужа на руки и перенести, как носят по утрам его самого, полусонного и ворчащего. Он скорее уронил бы его. Не в первый раз Вэй Усяню не хватает своего изначального тела — и он морщится, ощутив укол острой фантомной боли. Лань Ванцзи изящно погружается в воду до середины груди. Откидывает голову назад, мокрой рукой убирая волосы от лица. В полумраке они блестят, словно потёки туши. Серьёзно. Иногда Лань Ванцзи настолько прекрасен, что это почти невыносимо. — Ну вот, — говорит Вэй Усянь, опускаясь на колени рядом с бочкой, и нежно прикасается к мужу. — Позволь мне. Лань Ванцзи разрешает омыть себя, льнёт к ткани, коснувшейся кожи, к рукам Вэй Усяня, когда тот перебирает его влажные волосы. Смотрит на мир закрытыми глазами, полностью доверив себя и даже не пытаясь действовать самостоятельно. Вэй Усянь не может сдержать улыбки. Он укладывает волосы Лань Ванцзи на плечо и наклоняется ближе, касается губами затылка. Медлит, давая возможность себя оттолкнуть — но Лань Ванцзи лишь вздрагивает от прикосновения и неловко тянется к его волосам. Большего одобрения и не нужно. Вэй Усянь целует его, спускаясь всё ниже: в шею, в выступающий позвонок, между лопаток. Одна рука покоится у Лань Ванцзи на плече, а вторая нежно гладит крепкие мышцы у рёбер. Скользит дальше, к талии, игриво щипает тонкую кожу. Лань Ванцзи хватает его за запястье и отрывисто шипит. Тихо посмеиваясь, Вэй Усянь неохотно отстраняется. — Прости, Лань Чжань. Не удержался. Но стоит убрать руку из воды, как Лань Ванцзи разворачивается к нему лицом; от резкого движения вода выплескивается наружу. Его великолепное лицо спокойно, как и всегда, но по горлу разливается румянец. Он вытягивает руку; отыскав одежды Вэй Усяня, вцепляется в них и тянет того внутрь. Касается губами щеки, спустя миг находит рот и впивается в него решительным и жадным поцелуем. Поцелуи Лань Ванцзи глубокие, жаркие; пальцы рыщут в волосах Вэй Усяня — тому остаётся лишь целовать в ответ, цепляясь за бочку, чтобы не свалиться в воду под влиянием чистого энтузиазма мужа. — Лань Чжань, — выдыхает он, когда ему наконец удаётся оторваться, — Лань Чжань, ты уверен? Нам не обязательно. Лань Ванцзи убирает руку с волос Вэй Усяня, проводит ею по его предплечью, добираясь до самой кисти. Не мигая, хватает её, перемещая на влажную, голую кожу. Целует снова, целенаправленно и властно, и Вэй Усянь расплывается в улыбке. — Ладно, ладно. Но не в бочке, хорошо? Мы же не хотим, чтобы вышло как в тот раз. Вэй Усянь уговаривающе кладёт руки ему на плечи, и Лань Ванцзи, кажется, понимает. Он поднимается из воды, точно бог горного потока, обнажённый и прекрасный. От этого зрелища пересыхает горло, и Вэй Усянь едва не валит на пол их обоих, пока помогает Лань Ванцзи. Честно говоря, до кровати они добираются кое-как: Вэй Усянь слишком увлечен, чтобы смотреть под ноги. Дважды они спотыкаются друг о друга, и он путается в одеждах, когда пытается раздеться. Руки Лань Ванцзи скорее мешают, чем помогают: каждое касание к разгорячённой коже бросает в дрожь. Наконец Вэй Усянь вжимает мужа в кровать — простыни наверняка промокнут насквозь, но ему совершенно плевать. — Лань Чжань, — выдыхает он, устраиваясь на бёдрах Лань Ванцзи и водя руками по его груди. Волосы Лань Ванцзи рассыпались покрывалом, ищущие глаза горят золотом. — Вот же, Лань Чжань, ты правда… Рука Лань Ванцзи движется по бедру, сжимает его крепче, и бестолковый шёпот превращается в хныканье. Вэй Усянь наклоняется поцеловать его, совершенно не в силах сопротивляться, трётся о прижимающийся к бедру член, восторженно, но с неспешностью, приходящей лишь с опытом. Лань Ванцзи, не выдержав, беззвучно стонет ему в щеку — это невероятно приятно. Вэй Усянь обхватывает ладонью его член. — Чего ты хочешь? — спрашивает он, бессмысленно и отчаянно. — Всё, что угодно, Лань Чжань. Лань Ванцзи льнёт к руке, чуть опустившись, ведёт её ниже, направляет между ног. Сердце Вэй Усяня тут же переворачивается; желание затапливает его, почти лишая чувств так же, как и мужа. Нет, они делали так и раньше, но каждый раз, когда Лань Ванцзи предлагает подобное, Вэй Усянь ощущает себя окончательно и бесповоротно побеждённым. Лань Ванцзи — человек, который предпочитает контролировать всё; когда он добровольно уступает этот контроль Вэй Усяню, доверяя ему, позволяя выбирать ласки и делать так, чтобы было хорошо обоим, — это величайший подарок, лучше, чем можно выразить словами. И всё же в конце инстинктивного «да» сквозит неопределённость. Да, Лань Ванцзи это нравится, правда… Но Вэй Усянь не хочет давить, не хочет брать больше, чем тот способен отдать, не хочет пользоваться его уязвимостью. — Ты уверен? — снова спрашивает он, стискивая бедро Лань Ванцзи и заводя его ногу себе за талию. — Лань Чжань, ты должен быть уверен, ага? Лань Ванцзи не слышит его, но, видимо, чувствует его сомнения: выгибается, цепляется за волосы, тянет вниз, прижимается ртом к щеке. Он нем, но Вэй Усянь понимает, что с губ Лань Ванцзи сорвалось его имя. Вэй Ин, говорит он, беззвучно и нежно. Вэй Ин. Этого ответа вполне достаточно. Вэй Усянь не спеша растягивает его скользкими пальцами, прижимается губами к бёдрам, умоляя ёрзающего под его руками Лань Ванцзи о терпении. Казалось, быть не может, что после стольких лет вместе они всё ещё так сильно хотят друг друга, но плечи Вэй Усяня трясутся от старания сделать всё так медленно, как можно только выдержать. Он отчаянно пытается не тереться бёдрами о простыни в поисках облегчения. Лань Ванцзи царапает его спину, приподнимается, обвивает ногами талию. Он обхватывает щеки Вэй Усяня руками, втягивает в поцелуй, кусает, потирается о член — его намерения кристально ясны. Вэй Ин, выдыхает он снова, почти разочарованно — насколько разочарованным может быть почтенный Ханьгуан-цзюнь. Пятками впивается в поясницу. Вэй Усянь смеётся, тяжело дыша. — Ладно, ладно, — говорит он, пытаясь упереться рукой в кровать, чтобы сохранить равновесие. — Боги, даже снизу ты всё такой же грубый, как и всегда, Лань Чжань. Руки дрожат; он выпрямляется и, вдохнув, толкается вперёд. Лань Ванцзи под ним откидывает голову назад и крепко, до синяков, вцепляется в плечи. Вэй Усянь не в силах отвести взгляд от его горла, покрытого каплями воды и пота; тянется ощутить биение его сердца губами. Он заводит ногу Лань Ванцзи себе за спину, придерживая его одной рукой, и входит в него. Сначала осторожно, а потом, подстёгиваемый им, всё резче. В тишине цзинши разносятся шлепки; Лань Ванцзи крепко держится за Вэй Усяня, слаженно движется с ним, явно удовлетворённый заданным темпом. Свободной рукой Вэй Усянь откидывает с лица Лань Ванцзи волосы, восхищённо любуясь, как тот поворачивается и льнёт к его ладони. — Лань Чжань, — задыхается он, — боги, как бы я хотел слышать тебя сейчас. И чтобы ты меня слышал. Я могу всполошить стонами все Облачные Глубины, а ты и не заметишь. Лань Ванцзи откидывает голову назад, открывает рот; из него вырывается тихий вздох с таким знакомым «Вэй Ин». Вэй Усянь вздрагивает. Он ослабляет хватку; приходится сделать усилие, чтобы сидеть между коленей как подобает и прямо держать спину. С члена Лань Ванцзи стекает смазка, оставляя на животе пятна; Вэй Усянь наклоняется, хватает его, дрожа, — член горячий и твёрдый, на ощупь почти такой же, как на вид. Лань Ванцзи напрягает ноги и морщится, распахивает глаза — с губ срывается беззвучное шипение, невидящий взгляд устремляется в потолок. Он насаживается на Вэй Усяня раз, второй, затем вздрагивает и бурно кончает ему на руку. Это-то Вэй Усяню и нужно. Он и сам едва сдерживается — его выносливость всегда была меньше, чем у Лань Ванцзи. Сидеть меж его разведённых ног, видеть, как он кончает первым, — от этого зрелища в низу живота разгорается пожар. — Лань Чжань, — судорожно выдыхает Вэй Усянь, слепо нашаривает его руку, содрогается — и кончает тоже. Так проходит несколько долгих минут: Вэй Усянь нависает над Лань Ванцзи, крепко стискивая его руку, и пытается продышаться. Наконец ноги Лань Ванцзи расслабляются, и Вэй Усянь принимает это за знак — сползает с него и плюхается рядом на смятые простыни. Почувствовав, что кто-то свернулся сбоку, Лань Ванцзи поворачивает голову и улыбается, ослепительно и нежно. Вэй Усянь любит его, любит больше всего на свете — и от этой улыбки его и без того ноющее сердце болезненно сжимается. — Хорошо? — спрашивает он, заправляя мужу за ухо прядь. Его волосы совершенно спутались — так и не высохли после ванны и заново промокли от пота. Лань Ванцзи бы скорее умер, чем позволил кому-то ещё увидеть себя таким — именно поэтому Вэй Усяню это настолько нравится. Лань Ванцзи переворачивается, обвивает талию Вэй Усяня руками и подтягивает его к себе поближе, не обращая внимания на беспорядок. Тот поддаётся, устраивается на груди мужа, словно прижатый неодолимой силой. — Ты только что вылез из бочки, и придётся лезть туда снова, — говорит он, забавляясь. — Ты и впрямь слишком балуешь меня, а, Лань Чжань? Глаза Лань Ванцзи закрыты, лицо спокойно и безмятежно, и Вэй Усянь решает не тормошить его. Многое произошло — он наверняка устал. Вэй Усянь развлекается, вычерчивая линии по коже Лань Ванцзи, наслаждается живым теплом под кончиками пальцев. Тот довольно лежит рядом, позволяя делать всё что угодно — впрочем, как и всегда. Поддавшись приливу любви и дерзости, Вэй Усянь ведёт руку выше, останавливается у груди, где бьётся сердце, и медленно, так, чтобы нельзя было ошибиться, выводит его очертания. Лань Ванцзи открывает глаза, слепо смотрит вниз, на Вэй Усяня. Тот улыбается ему — он знает, что его не увидят, но надеется, что почувствуют. Лань Ванцзи тянется к его руке, лежащей на груди, и нежно её сжимает. Подносит ко рту, целует в костяшки — неспешно и ласково. Вэй Усянь смеётся. — Ну вот и кто из нас теперь влюблённый дурак? Лань Ванцзи поворачивает его руку и очень осторожно рисует поверх стучащей жилки на запястье сердце. Это их первое настоящее общение за день — и Вэй Усяня затапливают чувства, а горло сжимает. — Ах, Лань Чжань, — говорит он. — Я так люблю тебя, ты знал? Лань Ванцзи не слышит его, но ничего: Вэй Усяню и не нужно, чтобы его слышали. Он уверен — об этом муж знает и так.***
Просыпается он от звона, будто что-то разбилось. Сонно моргает, растерянно и беспокойно, и видит Лань Ванцзи, стоящего в нескольких шагах — ближе к столу, чем к кровати. Вэй Усянь ещё не проснулся до конца, так что не сразу понимает, в чём дело. — Лань Чжань? Лицо Лань Ванцзи совершенно бесстрастно, но когда он отступает назад, под его босой ногой что-то громко хрустит. Вэй Усянь хмуро садится, щурясь от утреннего света. Стоит ему осознать, что произошло, как яркая вспышка тревоги стирает все остатки усталости. — Ай! Лань Чжань, осторожнее! Стой смирно, ладно? Прекрасный чайный сервиз, аккуратно стоявший на столе, теперь валяется на полу, осколки фарфора вонзились в дерево. Дорожка из капель крови от осколков до места, где стоит Лань Ванцзи, явно говорит — он не заметил, как сбил чашки, пока не стало слишком поздно. Вэй Усянь соскакивает с постели, осторожно переступая через осколки, и кладёт руки Лань Ванцзи на плечи. — Пойдём, — говорит он, нежно утягивая его к кровати, — дай мне посмотреть, что случилось. Лань Ванцзи не двигается. Чуть пошатывается, когда его касаются, но никак не показывает, что вообще понимает, здесь ли Вэй Усянь. Меж его бровей залегла глубокая складка, но скорее от растерянности, чем от боли. Вэй Усянь тянет сильнее и наконец уговаривает его вернуться к постели, хотя шагает Лань Ванцзи неуверенно. Вэй Усяню приходится стиснуть его плечи и прижать к себе, чтобы он распознал это как просьбу сесть. После короткой прогулки по комнате красивый пол оказывается заляпан кровью, и Вэй Усянь очень надеется, что её удастся оттереть. — Вот так, — он опускается на пол и кладёт лодыжку Лань Ванцзи на его же колено. — Дай мне глянуть, хорошо? Лань Ванцзи не сопротивляется, но и не помогает. Он всё ещё хмурится, всё тело напряжено, как пружина. Когда Вэй Усянь опускает взгляд на ногу, в горле встаёт комок, а сердце сжимается. В пятке Лань Ванцзи прочно застрял кусок фарфора, ступня сплошь покрыта разнообразными порезами и выглядит так, словно он ходил прямо по осколкам. — Лань Чжань, ну что же ты наделал? Когда Лань Фэйянь увидит это, то убьёт нас обоих. Вэй Усяню не хочется оставлять фарфор в ноге дольше, чем он уже там пробыл; он успокаивающе поглаживает Лань Ванцзи по голени и касается острого тонкого осколка. — Прости. Возможно, будет больно. И понемногу тянет его на себя. Осколок кажется Вэй Усяню огромным: окажись он сам на месте Лань Ванцзи, давно бы уже рыдал, как ребёнок. Тот же даже не моргает. Вэй Усянь знает: его невозмутимый муж может сохранять каменное лицо, которому и скалы бы позавидовали, но нечто на задворках разума скребётся, говоря — здесь что-то не так. Кровь обильно стекает с пальцев, пачкая одежды для сна. Осторожно, чувствуя себя чудовищем, он сжимает ногу Лань Ванцзи крепче, запуская кончики пальцев в открытую рану. Ничего не происходит. Лань Ванцзи всё так же вяло смотрит прямо перед собой. От мрачного осознания Вэй Усяня тошнит. Нет, Лань Ванцзи не героически терпит боль. Лань Ванцзи совсем, совершенно не способен ничего ощутить.***
После того, как Лань Фэйянь заканчивает с ногой Лань Ванцзи, Вэй Усянь зажимает её в угол. — Мне плевать, что вы об этом думаете, — говорит он. — Что бы с Лань Чжанем ни происходило из-за проклятия, становится всё хуже, и я устал просто сидеть и смотреть. — Вэй Усянь, — осуждающе отзывается Лань Сичэнь, сидящий на кровати рядом с братом. Выражение его лица крайне кислое: уговорить Лань Ванцзи снова лечь, чтобы он не навредил себе, оказалось невероятно трудно. — Это не вина Лань Фэйянь. — Я знаю, — отвечает Вэй Усянь. — Я не говорю, что она виновата. Просто хочу напомнить: однажды я в одиночку основал совершенно новый путь совершенствования и, возможно, принесу больше пользы, если буду действовать, а не сидеть здесь, точно скорбящая вдова, глядя, как угасает мой муж. Лань Фэйянь поджимает губы, её глаза темнеют, в них плещется беспокойство. Присмотревшись, Вэй Усянь впервые замечает в её волосах седину — та прячется у висков и за ушами. Он готов поспорить: работа целителем клана Лань доводит даже самых терпеливых. Вэй Усянь готовится было спорить, но Лань Фэйянь говорит: — Хорошо. — Что? — ошеломлённо выпаливает Вэй Усянь. Она разворачивается и направляется к двери. — Я почти не продвигаюсь, разбираясь в одиночку. Раз ты так высоко оцениваешь свои навыки и твёрдо намерен присоединиться, то я не против дать тебе работу. Это лучше, чем если ты попытаешься влезть самостоятельно и всё испортишь. Не то чтобы это было радушное приглашение, но Вэй Усянь решает не зацикливаться на деталях. Разрешение есть разрешение: и даже если бы его не дали, он бы не постеснялся бухнуться на колени и начать умолять. — Спасибо! — с жаром произносит он. — Вы не пожалеете. — Смотри, чтобы так и было, — отвечает Лань Фэйянь. Весь день он проводит, сгорбившись за столом в цзинши и копаясь в книгах и свитках, полных драгоценной истории клана. Узнай Лань Цижэнь, что Вэй Усяня к ним подпустили — его бы удар хватил. Возможно, было бы полезнее присоединиться к Лань Фэйянь, но он не хотел уходить от Лань Ванцзи, пускай тот больше и не мог понять, рядом с ним Вэй Усянь или нет. Лань Сичэнь тоже остался, будто его преданность могла остановить медленно отравляющее брата проклятие. — Это всё, что я нашла, — говорила Лань Фэйянь, когда вручала ему свои подробные записи. — Боюсь, тут не очень много. Похоже, проклятие создавали так, чтобы отрезать жертву от всех способов общения. Для чего и как это исправить — я пока сказать не могу. Что-то подобное Вэй Усянь и подозревал, начиная ещё со второго дня, когда зрение Лань Ванцзи угасло вместе с восходом солнца. Каждое потерянное чувство ослабляло его всё сильнее, пока наконец он не оказался заперт наедине с собой в темноте и тишине. Пожалуй, худшая судьба, какую Вэй Усянь мог вообразить. Честно говоря, он не помнит, как был мёртв. Иногда ему снится тьма, уничтожающая, обволакивающая, ставящая под сомнение само его существование. Всякий раз, проснувшись, он изо всех сил старается об этом забыть, но теперь не может перестать представлять Лань Ванцзи в похожей пустоте, и от этих мыслей до боли сжимается сердце. Несколько раз Лань Ванцзи беспокойно шевелится и пытается подняться с постели, но Вэй Усянь с Лань Сичэнем бросаются снова его укладывать. Он не чувствует ни боли, ни прикосновений — слишком рискованно позволять ему ходить. Дважды Вэй Усянь отрывается от свитков, усаживает его, сильно и грубо, чтобы Лань Ванцзи мог ощутить хотя бы давление, и помогает поесть. Раньше удавалось придерживаться хоть каких-то приличий, но в этот раз не так повезло. Вэй Усянь почти физически ощущает досаду Лань Ванцзи, неуклюже помогая ему сменить верхние одежды, испачканные невкусным супом, на чистые. От этого досада затапливает и его самого, царапает изнутри, не находя выхода. В записях, оставленных ему Лань Фэйянь, Вэй Усянь не находит… ничего. Там есть кое-что о проклятиях и ограничении чувств, но ничего о том, что их объединяет. — Могу ли я как-то взглянуть на книги из тайной секции библиотеки? — отчаявшись, спрашивает он Лань Сичэня. Тот с жалостью смотрит на него и отвечает: — Вэй Усянь, они уже у тебя. К заходу солнца Вэй Усянь так и не находит ничего, что можно было бы добавить к выводам Лань Фэйянь. Мысли путаются, мечутся; он представляет себе полдесятка сценариев сразу и отбрасывает их по очереди, сгрызает все ногти до крови. Когда он забирается в кровать к Лань Ванцзи, то уже готов кричать. — Ты только представь: попался под проклятие, о котором ни один заклинатель раньше никогда не слышал, — говорит Вэй Усянь, перебирая распущенные волосы Лань Ванцзи. Он понимает, что тот не чувствует прикосновений, но делает это скорее для себя, чем для него. — Как думаешь, может, вселенная так расплачивается с нами за ошибки нашей юности? Лань Ванцзи хмурится и протягивает руку. Нащупав запястье Вэй Усяня, он сжимает его с такой силой, что наверняка останутся синяки. С губ слетает беззвучное, неуверенное: «Вэй Ин?» Вэй Усянь разворачивает руку, крепко сжимает в ответ, тонкие пальцы врезаются в бледную кожу. — Я здесь, Лань Чжань. Где мне ещё быть? Той ночью Лань Ванцзи спит беспокойно и напряжённо, уткнувшись в Вэй Усяня головой. Тот крепко прижимает его к себе, не давая отодвинуться. Вэй Усянь не спит: он до ужаса боится восхода — так сильно, что от страха его тошнит. Всю ночь он лежит, глядя в потолок, и думает. Дело не могло быть в ночной охоте. Вэй Усянь водил детей и на более захватывающие охоты. Эта же закончилась за три дня, большую часть которых они бродили в густом лесу, где нельзя было встать на Бичэнь. Разочарованный, Вэй Усянь поворачивается на бок, спиной к заходящей за окном луне. Лежащий перед ним Лань Ванцзи ровно дышит; меж бровей залегла глубокая складка, которой обычно не было во сне. Вэй Усянь дотрагивается до нее, надеясь разгладить, но муж всё так же неподвижен. Дело никак не могло быть в ночной охоте. Она была самой обычной. Просто… зачистка. Банда разбойников, получившая по заслугам. — А-а-а, — стонет Вэй Усянь, перекатившись и закрыв рукой лицо. Он перерыл десятки бесполезных книг о целительстве и проклятиях, и ни в одной из них не нашлось ответа на его вопрос. А кроме книг остаются только несколько гниющих под землей ходячих мертвецов. Вэй Усянь замирает. Медленно отводит руку от лица, поворачивается, щурясь, смотрит в окно, из которого льётся лунный свет, омывая цзинши всеми оттенками серебра. Осторожно отрывается от Лань Ванцзи — тот, кажется, и не понимает, что кровать опустела. Лань Сичэнь открывает дверь сразу же, заслышав лихорадочный стук. Отчего-то, несмотря на поздний час, вид у него собранный и приличный — в отличие от Вэй Усяня, который едва сумел натянуть верхние одежды, прежде чем вылететь из дверей. На голове наверняка творится полный бардак, но Вэй Усянь не думает об этом. — Вэй Усянь? — спрашивает Лань Сичэнь со слабой тревогой. — Что случилось? Ванцзи… — Кто накладывает проклятия? — перебивает его Вэй Усянь. Лань Сичэнь, кажется, сбит с толку. — О чем ты? — Кто накладывает проклятия? — повторяет Вэй Усянь. — Кто и зачем? Лань Сичэнь озадаченно хмурится. — Если мы говорим о случаях, когда один заклинатель проклинает другого, то, полагаю, чаще всего из-за обид. У всех проклятий есть своя цена, так что причина должна быть действительно серьёзной. — Именно! Есть ли среди заклинательского общества человек, который обижен на Лань Чжаня, и у которого хватает сил, способностей и смелости проклясть его? Живых уж точно не осталось, я уверен. Лань Сичэню, похоже, есть что сказать насчёт сбивчивых пояснений Вэй Усяня, но он его не отчитывает. — К чему ты клонишь, Вэй Усянь? — Такое проклятие не мог наложить заклинатель. Не на Лань Чжаня, и не нарочно. — Думаешь, это произошло случайно? — Я думаю, это сделал не заклинатель. По крайней мере не такой, как вы с Лань Чжанем. Лань Сичэнь, как всегда, быстро догадывается, о чём речь. Он непривычно близко сводит брови, и Вэй Усянь особенно ясно видит, до чего они с братом похожи. — Ты хочешь сказать, что это был тёмный заклинатель? — Когда мы хоронили тела во время ночной охоты, один из них был одет как заклинатель, но, сколько мы ни искали, меча так и не нашли. Я считал, что разбойники продали его прежде, чем погибли сами, но теперь мне кажется, что при нём вовсе не было меча. Лань Сичэнь милостиво не смотрит на пустое место на поясе, где должен был висеть Суйбянь. — Потому что он не думал, что для защиты ему нужен меч. Вэй Усянь часто сожалеет, что не сумел уничтожить побольше своих исследований перед тем, как погибнуть под весом собственной гордости. Он согласен, что у Тёмного пути, как искусства, есть свой потенциал, который может раскрыться в руках разумного практика, но иногда подозревает, что он — единственный такой практик из всех. — Допустим, вы — тёмный заклинатель, — говорит он. — Вы гонитесь по лесу за бандой разбойников, потому что явно оставили ум в колыбели. У вас есть новое проклятие, которое вы хотели бы опробовать. Проклятие, которое делает врага беспомощным и неспособным дать отпор, — и многозначительно умолкает. Лань Сичэнь мрачнеет. — Вот только проклятия могут быть заразными, как болезни, если наложить их неверно. — Именно! — подтверждает Вэй Усянь. — Проклятие попадает и на наложившего тоже. И что получается: десяток человек, лишённых чувств, а снять проклятие некому. Тела были в таком ужасном состоянии, что практически невозможно было понять, как они умерли, но готов поспорить — от голода. — И как же нам тогда снять его, раз наложивший мёртв? — спрашивает Лань Сичэнь, но Вэй Усянь мотает головой. — Это неважно. Источником проклятия для тех людей стал заклинатель, но на Лань Чжаня оно перекинулось с тел. Если мы избавимся от них, то… — Вэй Усянь умолкает. Сердце в груди опасно колотится: впервые за несколько дней в нём расцветает надежда. — Вэй Усянь, — Лань Сичэнь смотрит на него со всей серьёзностью, — ты уверен? Не уверен. Не совсем. Как он может быть уверен? По большей части это лишь предположение — но Вэй Усянь всегда отлично умел строить предположения. Именно предположение однажды свергло империю, которую Цзинь Гуанъяо создавал десятилетиями. Так что Вэй Усянь поднимает голову, смотрит Лань Сичэню в глаза и твёрдо отвечает: — Уверен. Лань Сичэнь, стиснув зубы, шагает мимо Вэй Усяня на улицу и захлопывает дверь. — Отправлюсь сейчас же. — Что? — возмущается Вэй Усянь. — Нет, мне это сделать проще. Я знаю, где тела, и… — Вэй Усянь, — терпеливо начинает Лань Сичэнь. Возможно, терпеливее, чем Вэй Усянь того заслуживает, — а меч у тебя есть? Лететь можешь? Вэй Усянь закрывает рот. И вновь решает старательнее работать над своим новым золотым ядром — неважно, интересует его сейчас праведный путь или нет. Лань Сичэнь, должно быть, замечает его реакцию и чуть разжимает челюсти. Он успокаивающе кладёт руку ему на плечо, и всё расстройство смывает удивлением. — Я найду тела, — говорит он, — а ты останешься здесь, с Ванцзи. Вэй Усянь вздыхает. Ему так отчаянно хочется отправиться самому, что это желание душит его, но Лань Ванцзи, совсем один, отрезанный от мира, ждёт его в постели. Даже если бы Вэй Усянь мог лететь, он правда не уверен, что ему хватило бы сил оставить мужа одного, когда был и другой вариант. Они оба достаточно настрадались. Вэй Усянь не хочет, чтобы это продолжалось ещё дольше. Не то чтобы он имел право требовать чего-то у главы клана, но он не может не сказать: — Поторопитесь. Рука Лань Сичэня падает с его плеча. — Разумеется. Смотреть на Лань Сичэня, уходящего в темноту в одиночку, тяжело. Как только его белые одежды исчезают из виду, Вэй Усянь разворачивается и решительно возвращается в цзинши. Лань Ванцзи всё там же, где он его оставил. Спит, и не подозревая, что Вэй Усянь впервые за несколько дней сумел выгрызть для них кусочек надежды. Вэй Усянь сворачивается рядом с ним, забросив на Лань Ванцзи ногу и уложив его руку вокруг своей талии. Это хоть и не так, как должно быть, но достаточно похоже, и Вэй Усянь возьмёт всё, что сумеет. — Лань Чжань, — говорит он, отводя волосы с его лица, — просто продержись ещё немного, ладно?***
Когда он просыпается утром, то видит, как Лань Ванцзи молча смотрит на него. Золотые глаза пусты, а лицо совершенно расслабленно. Встревожившись, Вэй Усянь трясёт его за плечо. — Лань Чжань? От толчка Лань Ванцзи заваливается на бок. Он моргает, скользит перед собой взглядом — словно слепо ищет что-то, чего не мог видеть все эти дни. Вэй Усянь садится. Осторожно придерживая мужа за плечи, подтягивает его к изголовью, усаживает. Тот безвольно, как кукла, поддаётся. За окном восходит яркое солнце, которому совершенно плевать, что оно сожгло остатки свободы Лань Ванцзи. Забрало у него возможность двигаться — теперь он лежит, отданный на волю мира, превратившись в пленника в собственном теле.***
Следуя указаниям Лань Фэйянь, решено было не пытаться накормить Лань Ванцзи. Прежде ему давали еду, поскольку не было уверенности, что тот сможет практиковать инедию в своём нынешнем состоянии. Теперь, как объяснила Лань Фэйянь, из-за того, что Лань Ванцзи не мог управлять собственным телом, вероятность, что он подавится и задохнётся, слишком высока. — Если ты прав, то это ненадолго, — говорила она, помогая Вэй Усяню устроить Лань Ванцзи на кровати поудобнее. — Лучше не рисковать. Не должно человеку вроде Ханьгуан-цзюня покидать этот мир, подавившись. Если бы Вэй Усянь решал, что должно, а что нет, то Ханьгуан-цзюнь и вовсе бы не покидал этот мир. У них впереди столетия. Может, даже вечность, если повезёт. Он готов отчаянно за это бороться. Вскоре после её ухода заглядывает Лань Сычжуй. Вэй Усянь встречает его у дверей, расплывшись в широченной и совершенно пустой улыбке. — Что такое? Снова пропускаешь занятия? Ты же должен знать все четыре тысячи правил. Лань Сычжуй и ухом не ведёт. — Я слышал… он?.. — С Лань Чжанем всё в порядке, — отвечает Вэй Усянь. — Не о чем волноваться. Лань Сычжуй бросает взгляд ему за спину, всматриваясь в укутанную тишиной цзинши. — Могу я с ним увидеться? Посомневавшись секунду, в конечном счёте Вэй Усянь качает головой и очень осторожно отвечает: — Не думаю, что прямо сейчас это хорошая идея. Лань Сычжуй, помолчав немного, говорит: — Не похоже, чтобы волноваться было не о чем. Временами Вэй Усянь желал, чтобы они воспитали ребёнка иначе. Лань Сычжуй был одновременно и вежливым, и упрямым. Очевидно, первому он научился от Лань Ванцзи, а второму — от Вэй Усяня. Вот же сошлось. Поскольку Вэй Усянь никогда по-настоящему не умел лгать любимым, он выбирает честность: — Ты не хочешь его таким видеть, поверь мне, Сычжуй. Скоро ему станет лучше, и тогда, я уверен, он будет очень рад пообщаться с тобой. Глубоко обеспокоенный Лань Сычжуй уходит. Вэй Усянь замечает собравшихся неподалёку учеников во главе с Лань Цзинъи, ждущих новостей. Вэй Усянь, грустно улыбнувшись, закрывает дверь, снова отрезая цзинши от внешнего мира. — А ты нарасхват, — мягко шутит он, усаживаясь на кровать рядом с Лань Ванцзи. — Почему с возрастом количество твоих поклонников только растёт? Готов поклясться, в нашей юности подростки так тобой не восхищались. Ну, если не считать Вэй Усяня, конечно, но он не продолжает. Поддразнивания не приносят никакой радости, когда Лань Ванцзи даже не слышит их и не может ответить. Вэй Усянь ложится, обнимает его, прижимается щекой к груди, чтобы слушать тихий стук сердца. Это помогает унять тревожное напряжение, ползущее по рёбрам, как по лестнице, готовое задушить страхом, стоит лишь моргнуть. Сколько дней умирали разбойники? Было ли им страшно и одиноко? А что насчёт заклинателя, который всё это запустил? Понял ли он, что произошло? Жалел ли он о своём высокомерии так же, как жалел о нём Вэй Усянь, когда его разрывали на части творения его собственной гордыни? День тянется медленно, как самый спокойный шаг Яблочка. Вэй Усянь остаётся в постели с мужем, смотрит, как солнце поднимается в зенит и клонится к закату, размышляет: где сейчас Лань Сичэнь? Добрался ли до деревни? До леса за ней, до спрятанной подальше от глаз братской могилы? Уже скоро. Наверняка скоро. Чуть позже часа, когда, по прикидкам Вэй Усяня, обычно подавался ужин, в дверь постучали. Вэй Усянь поворачивается лицом к двери, но не шевелится и молчит. Но это не имеет значения: спустя миг дверь распахивается без его разрешения, и внутрь шагает Лань Фэйянь. Кажется, она готова начать отчитывать его, но замечает на кровати Вэй Усяня, обвившегося вокруг мужа, точно упрямый сорняк, и смягчается. — Оставь его хоть ненадолго, — говорит она, но не настаивает. Вэй Усянь морщится, но послушно отодвигается, чтобы освободить место для осмотра. — Слышали что-нибудь? Она качает головой и кладёт пальцы на запястье Лань Ванцзи. — Уверена, он делает всё возможное. Нам остаётся только ждать. Вэй Усянь до смерти устал ждать. Он хочет вернуть обратно своего мужа. — И что случится, если он не успеет до восхода? Что ещё может отобрать это проклятие? Лань Фэйянь смотрит на него и осторожно опускает руку Лань Ванцзи на кровать. — Разве это не ты должен мне сказать, о мудрейший? Ты ведь основал Тёмный путь. Подумав, Вэй Усянь отвечает: — Похоже, разбойники умерли от голода, по крайней мере некоторые. Значит, что бы ни делало это проклятие, оно не убивает прямо. — Это твоё предположение, — спокойно напоминает ему Лань Фэйянь. — Это моё предположение, — соглашается Вэй Усянь. — Но вполне вероятно, что скорость, с которой проклятие охватывает Лань Ванцзи, отличается от скорости, с которой поедало их. Проклятие, которому требуется несколько ночей, чтобы развернуться в полную силу, вряд ли можно посчитать оружием. Получается, довольно трудно предсказать, что произойдёт дальше. — Что бы ни случилось, мы будем готовы, — говорит Лань Фэйянь. — Я останусь здесь на ночь. На всякий случай. Невыносимо думать, что может значить это «на всякий случай». Со всей возможной искренностью Вэй Усянь отвечает: — Мы в ваших руках. Лань Фэйянь поднимается, стряхивает невидимую пыль с одежд. — Тогда поверь, — говорю тебе прямо и по секрету, — более безопасного места для Ханьгуан-цзюня, чем здесь, не найти.***
Солнце садится. Лань Ванцзи всё так же лежит в постели, отрешённый и похожий на куклу. Лань Фэйянь удаётся уговорить Вэй Усяня оторваться от него и поужинать. С каждым глотком он думает, насколько же безвкусна еда и насколько лучше готовит Лань Ванцзи. Думает, что даже не знает, где в цзинши спрятаны пряности, потому что никогда не нуждался в этом знании: их всегда доставал Лань Ванцзи. После Лань Фэйянь уходит в другую комнату демонстративно перечитывать записи, оставляя их наедине, но всё это в лучшем случае бессмысленно. Вэй Усянь сворачивается рядом с мужем, берёт его холодную руку и кладёт голову на подушку, не отрывая от него взгляда. Лань Ванцзи выглядит идеальным до нереальности. Как мраморная статуя, оставленная под лунным светом — нечто неестественное, иное, принадлежащее другому миру. Это невыносимо. Лань Ванцзи — его Лань Ванцзи — никогда таким не был. Только не рядом с ним. Когда он смотрел на Вэй Усяня, в его взгляде всегда была нежность. Руки его были тёплыми, а прикосновения утешающими, пусть лицо и оставалось невозмутимым. Вэй Усянь любит мужа всяким — и таким, конечно же, тоже, — но это не совсем Лань Ванцзи. Скорее, оболочка, ждущая, когда в неё вернётся душа, и Вэй Усянь сделал всё возможное, чтобы убедить её вернуться. Остаётся лишь ждать. Он безумно устал ждать. Когда всё закончится, пусть о нём заботятся и балуют. Он полагает, что заслужил. По небосводу крадётся луна. Шестая ночь. Кажется, прошло слишком мало времени и слишком много одновременно. Больше всего это похоже на разгар самой жестокой войны, в которой он когда-либо сражался. Это о многом говорит, учитывая, какой была жизнь Вэй Усяня как до, так и после смерти. За занавесками, отделяющими кровать от главной комнаты, слышно, как Лань Фэйянь переворачивает страницы. Тихо и ровно горят благовония, наполняя цзинши запахом сандала, который уже начал исчезать с кожи Лань Ванцзи. Вэй Усянь глубоко вдыхает и зарывается ему в грудь лицом. Глаза отчего-то ужасно щиплет. «Пожалуйста, — думает он, находясь на грани истерики. — Пожалуйста, верните его мне. Он — всё, что у меня осталось. Вы не хотите знать, кем я стану в мире, где нет Лань Чжаня». Должно быть, он лежит так часами, и в какой-то момент засыпает. Его сон беспокоен и хрупок; каждое пробуждение — как глоток свежего воздуха. Снится ему, разумеется, Лань Ванцзи — возможно, поэтому, когда он слышит шёпот «Вэй Ин» возле самого уха, то не сразу понимает, что это уже не сон. Вэй Усянь распахивает глаза. Уже совсем темно, но он заставляет себя сесть; волосы беспорядочно рассыпались по плечам, взгляд — прикован к Лань Ванцзи, а сердце гулко колотится. Надежда на вкус горька. — Лань Чжань? — хрипло спрашивает он. Тот моргает, и на одну долгую, ужасную секунду Вэй Усяню кажется, что это всё же был сон — но потом Лань Ванцзи поднимает чуть дрожащую руку, заправляет ему за ухо прядь и шепчет, точно молитву: — Вэй Ин. — Лань Чжань! — вскрикивает Вэй Усянь, высоко и пронзительно, и бросается на него. Они сталкиваются руками и ногами; Лань Ванцзи всё ещё движется неуверенно и дрожит, а Вэй Усянь едва из кожи не выпрыгивает — так нуждается в том, чтобы ощутить на себе чужие прикосновения и потрогать самому. Руки Лань Ванцзи ложатся на спину; Вэй Усянь валится на него, прижимается грудью, тянет за шею, чтобы можно было его целовать. Замирает под странным и неудобным углом, но в мире нет той силы, которая могла бы их сейчас разделить. — Лань Чжань, Лань Чжань, Лань Чжань, — исступлённо, неосознанно бормочет Вэй Усянь, не прекращая его целовать. — Боги, я придушу тебя. Я в жизни никогда так не волновался. Мне так тебя не хватало! Лань Ванцзи отвечает более и менее красноречиво одновременно: — Вэй Ин, — говорит он, перебирая пальцами его волосы. Целует в щёку, а затем в губы. — Прости. Спасибо. Вэй Усянь не плачет. Нет. Просто чуть-чуть теряет самообладание. Стоящая позади Лань Фэйянь произносит: — Не хочу вас прерывать, уж поверьте, но, думаю, мы все будем спать куда спокойнее, если ты позволишь мне осмотреть его и убедиться, что всё в порядке. Она права, но отлепиться от Лань Ванцзи всё равно сложно. Он неохотно отстраняется, усаживается рядом и помогает Лань Ванцзи подняться. Облегчение, затапливающее его, когда муж двигается под руками, опираясь, но не полагаясь полностью, сильнее, чем Вэй Усянь сможет когда-либо выразить словами. Лань Фэйянь проверяет его пульс и передаёт немного духовной энергии, чтобы оценить состояние меридианов. Всё это время Лань Ванцзи безотрывно смотрит на Вэй Усяня, словно сама возможность видеть его настолько нова, что он не в силах отвести взгляд. Каждый раз, когда Вэй Усянь искренне ему улыбается, он в подтверждение сжимает его руку. — Насколько я могу судить, вы более-менее здоровы, — объявляет Лань Фэйянь, позволяя убрать запястье. — Посоветовала бы как следует позавтракать и заняться медитацией, но, уверена, у вас уже были такие планы. — Угу, — соглашается Лань Ванцзи и, обернувшись к Вэй Усяню, спрашивает: — Что случилось? Тот расплывается в широкой улыбке, а затем, не обращая внимания, что на них смотрят, целует его в костяшки. — Полагаю, ты спрашиваешь, как я в одиночку спас тебя, деву в беде, от увядания? Похоже, Лань Ванцзи не смешно. — Вэй Ин. — Что? Это правда! Лань Фэйянь улыбается, так искренне, как Вэй Усянь ещё не видел, и выпрямляется. — Это недалеко от правды. Конечно же, ваш брат тоже сыграл важную роль. Полагаю, вам есть за что его поблагодарить. Лань Ванцзи отвечает: — И вас. Она качает головой. — Стыдно признаться, но я почти ничего не сделала. Рада видеть, что с вами всё хорошо. Вы переполошили все Облачные Глубины. Лань Ванцзи выглядит слегка пристыженным. Сжалившись, Вэй Усянь говорит: — Помнишь мертвецов, которых мы упокоили на прошлой ночной охоте? Лань Ванцзи поворачивается к нему и хмурится. — Разумеется. — А помнишь заклинателя, который был среди них? На его лице расцветает понимание. — Он был источником проклятия? — Такова была моя теория, — отвечает Вэй Усянь. — И, учитывая, что ты снова в порядке, — умолкнув, он игриво сжимает руку, которую так и не выпустил, — видимо, я оказался прав. — А мой брат? Без капли стыда Вэй Усянь продолжает: — Я послал его сжечь тела. Это был единственный способ убедиться, что ничего больше не связывает тебя с проклятием. Как только исчез источник, проклятию не за что стало цепляться. Кроме того, кто-то ещё мог наткнуться на них и выкопать, нельзя было так рисковать. Как и следовало ожидать, идея надругательства над мёртвыми Лань Ванцзи не воодушевляет. Даже учитывая, что те когда-то были разбойниками и тёмным заклинателем, а после стали неупокоенными мертвецами. Тем не менее, он не возражает. Раз Вэй Усянь говорит, что иного выхода не было — значит, не было. — Давайте просто порадуемся, что всё кончилось, — говорит Лань Фэйянь. — Оставлю вас отдыхать вдвоём. Очевидно, что после стольких дней, проведённых и рядом, и в то же время — бесконечно далеко друг от друга, отдыхать они не планируют вовсе. Но Лань Фэйянь явно ближе вежливые намёки Лань Сичэня, чем прямота и упрямство Лань Ванцзи. Вэй Усянь пытается встать, чтобы помочь ей собрать вещи, но Лань Фэйянь отмахивается, и он не спорит. Рука Лань Ванцзи сжимает его запястье, утягивает обратно в кровать, и Вэй Усянь охотно подчиняется. Когда он обнимает Лань Ванцзи за плечи, то едва слышит, как закрывается дверь.***
Учитывая произошедшее, Вэй Усянь сказал бы, что их воссоединение оказалось на редкость целомудренным. Выяснилось, что даже завидная выносливость Лань Ванцзи истощилась после недели, в течение которой его духовная энергия медленно иссякала. Они лежат, тесно обнявшись. Вэй Усянь запускает руки под его одежды, прикосновения к коже наполняют спокойствием, а Лань Ванцзи прижимает его так крепко, как только возможно. Вэй Усянь рассказывает обо всём, что случилось в последние несколько дней, ругает за то, что он заставил беспокоиться Лань Сычжуя, и, наконец, не выдержав, умоляет его больше никогда так не делать. Пусть их жизнь теперь не столь опасна, как раньше, но совсем безопасной назвать её нельзя. Это не то обещание, которое Лань Ванцзи может выполнить. И всё же он крепко целует Вэй Усяня и со всей серьёзностью говорит: — Обещаю. Вэй Ин больше не будет из-за меня волноваться. Это глупо, но Вэй Усянь всё равно ему верит. Лань Ванцзи никогда ему не лгал. В конце концов им удаётся заснуть, во многом благодаря тому, что они оба безумно устали. Видимо, они проспали и завтрак тоже: Вэй Усянь просыпается от тихого стука в дверь. В последнее время он к такому привык. Лань Ванцзи шевелится. Вэй Усянь похлопывает его по груди, пытаясь уговорить лечь, но тот садится, моргает, прогоняя остатки сонного тумана. — Все хорошо, Лань Чжань. Можешь спать дальше. Лань Ванцзи бросает взгляд за окно и, кажется, понимает, что уже поздно. Он качает головой, встаёт и уходит за ширму, чтобы переодеться. Вэй Усянь со вздохом смотрит ему вслед, после чего тоже встаёт и идёт к двери. Конечно же, на пороге стоит Лань Сычжуй, вежливо и радостно улыбаясь. В руках он держит поднос с обедом. Вэй Усянь улыбается ему в ответ, протягивает руку, чтобы забрать поднос. — Полагаю, можно не спрашивать, слышал ли ты новости. — Лань Фэйянь попросила принести это вам, — говорит Лань Сычжуй вместо ответа и лукаво добавляет: — Я не пропускаю занятия, я выполняю поручение. Вэй Усянь безнадёжно привязан к этому юноше. Он отступает назад, впуская его внутрь. — Если Лань Цижэнь против, то не говори, что я тебя сюда пустил. Вэй Усянь как раз ставит поднос на стол, когда появляется Лань Ванцзи. На нём свежие одежды, хотя волосы всё ещё распущены. Очевидно, он тоже смутно представлял, кто к ним пришёл, и приветствует Лань Сычжуя улыбкой. — Сычжуй. Лань Сычжуй подчёркнуто идеально кланяется. — Ханьгуан-цзюнь, — говорит он, — рад видеть, что с вами снова всё хорошо. — Я тоже рад, что со мной всё хорошо, — отвечает Лань Ванцзи, садится за стол и принимается осторожно расставлять чаши для всех троих. Вэй Усянь замечает, что муж уже достал для него масло чили, и сердце сжимается. Лань Сычжуй занимает место между ними: он чуть смущен, но определённо доволен. Кажется, он много о чём хочет спросить, но когда Лань Ванцзи молча берётся за палочки, послушно следует его примеру. Тишина цзинши перемежается только негромким стуком палочек о чаши. Вэй Усянь думал, что его уже тошнит от молчания, но это совсем другое — часть его обычной жизни, такая же успокаивающая, как руки Лань Ванцзи на его коже или его сонный взгляд поутру. Вэй Усянь и не осознавал, как ему этого не хватало. «Не поддавайся эмоциям, — убеждает себя он. — Просто обычный ланьский обед. Не поддавайся. Всё нормально. И с тобой всё нормально». — Учитель Вэй, вы плачете? — Нет, не плачу, — шмыгает носом Вэй Усянь и вытирает глаза рукавом. — Заткнись и пей свой суп.***
Поздним вечером возвращается Лань Сичэнь. Вэй Усянь хотел, чтобы Лань Ванцзи ушёл спать пораньше — всё-таки усталость от целой недели борьбы с собственным телом ещё не растаяла, — но тот явно желал дождаться возвращения брата, и несправедливо было его в этом винить. Они сидят на кроличьей поляне, нагло нарушая время отбоя, хотя, по мнению Вэй Усяня, не должно мужчинам их возраста его соблюдать. Лань Ванцзи старательно осматривает каждого кролика, который приближается к ним, будто бы за те дни, пока он их не видел, что-то могло поменяться. Или, может, наслаждается возможностью видеть их, поскольку в последний раз, когда они были здесь, он мог только щупать мех. Вэй Усянь сидит, прислонившись к дереву, и смотрит на него с любовью. Именно он первым замечает приближение Лань Сичэня. Тот, кажется, совсем не удивлён тем, что встретил их на поляне так поздно. Однако, когда его взгляд падает на брата, Лань Сичэнь на мгновение замирает. Уже совсем темно, и сам Лань Сичэнь ещё слишком далеко, чтобы Вэй Усянь сумел рассмотреть выражение его лица, но, возможно, оно и к лучшему. Если что Вэй Усянь и понял за эту неделю — иногда иллюзия уединения бывает крайне необходима. Подождав немного, Вэй Усянь весело и громко окликает его: — А, Цзэу-цзюнь! С возвращением! Лань Ванцзи резко оборачивается, ища его взглядом. Он не улыбается, но заметно расслабляется. — Брат. Лань Сичэнь преодолевает последние несколько шагов. — Ванцзи, очень рад тебя видеть. Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, — отвечает тот, наклонив голову. — Спасибо. Прошу прощения, что доставил так много переживаний. Лань Сичэнь невероятно мягко смотрит на него. Вэй Усянь ещё ни разу не видел у него подобного взгляда. — Я просто рад, что ты вернулся. Пока с тобой всё хорошо, остальное не имеет значения. Они долго смотрят друг на друга и молчат. Вэй Усяню кажется, что он только что стал свидетелем невероятно искреннего проявления родственных чувств — ну, с точки зрения Ланей. Ему не хочется влезать, но вопрос задать нужно. — Так понимаю, моё предположение оказалось верным? Лань Сичэнь оборачивается к нему. — Я разобрался. Беспокоиться больше не о чем. На этом Вэй Усянь и останавливается. Если ему больше никогда в жизни не придётся думать о той ночной охоте, тех мертвецах и о произошедшем в целом, он будет до смерти за это благодарен. — Спасибо. — Не нужно благодарить меня, — говорит Лань Сичэнь. — Ты сказал, что сделаешь ради Ванцзи всё, что угодно. В этом мы очень схожи. Это едва ли не самые приятные слова, что Вэй Усяню довелось услышать от Лань Сичэня после своего возвращения, но Лань Ванцзи чуть ворчливо произносит: — Брат. Лань Сичэнь спокойно отвечает: — Это правда. Мне очень жаль, что я не смог оказать большей помощи. Хотя, честно говоря, не похоже, чтобы ты в этом нуждался. — И бросает на них многозначительный, почти потворствующий взгляд. — Боюсь представить, в каком состоянии ты оказался бы, не будь рядом Вэй Усяня. Никогда раньше не видел, чтобы двое так свободно общались друг с другом, вне зависимости от обстоятельств. Вэй Усянь считает, что это — тоже комплимент. — Думаю, худшие недопонимания мы с Лань Чжанем пережили уже давно, — говорит он. — И где бы мы были, если бы позволили чему-то подобному разлучить нас теперь? Вэй Усянь не смотрит на него, но чувствует, как рука Лань Ванцзи, лежащая на его бедре, сжимается сильнее. Он сдерживает улыбку, совершенно очарованный тем, как легко добиться от мужа проявления привязанности. Лань Сичэнь вздыхает. — Да. Полагаю, так и есть. — Он многозначительно смотрит в тёмное небо и вновь опускает взгляд. — Уже очень поздно. Думаю, после переживаний этой недели отдых нам очень даже не помешает. Вэй Усянь опознаёт это как сигнал расходиться. Он поднимается на ноги и протягивает Лань Ванцзи руку, хотя тому вовсе не нужна его поддержка. Лань Ванцзи принимает её, позволяя Вэй Усяню помочь ему встать. Кролики разбегаются. — Ты присоединишься к нам за завтраком? — спрашивает он у брата. Лань Сичэня приглашение, кажется, радует. — Конечно. С превеликим удовольствием. — Сычжуй тоже может прийти, — добавляет Вэй Усянь. — Вам стоит разрешить ему. Он был очень терпелив, учитывая все обстоятельства. — Знаешь, дядя считает все его проступки твоим дурным влиянием, — говорит Лань Сичэнь. — Сначала ты испортил его лучшего ученика нашего поколения, а теперь старательно портишь другого. — Сычжуй сам принимает решения, — бодро отзывается Вэй Усянь. — Хотя должен отметить: он отлично умеет принимать верные. Лань Сичэнь улыбается ему. — Увидимся утром, Вэй Усянь. Пожалуйста, заботься и дальше о моём брате. — Всегда, — отвечает Вэй Усянь. Может, даже слишком честно. Они возвращаются к цзинши, держась за руки. Это более открыто, чем обычно позволяет себе Лань Ванцзи в Облачных Глубинах, но Вэй Усянь полагает, что, с учётом произошедшего, они имеют право цепляться друг за друга. — Ты быстро устанешь из-за всей этой суеты вокруг тебя, — говорит он по дороге. — Думаю, ученики будут тебя подстерегать. — Хм, — спокойно отзывается Лань Ванцзи. — Вскоре можем снова куда-нибудь уйти. — Только когда Лань Фэйянь разрешит. — Конечно. Когда разрешит. Возможно, стоит задержаться подольше, чтобы по-настоящему убедить всех, что с Лань Ванцзи всё хорошо, но оба знают, что им не хватит терпения. Они уступят Лань Сичэню, Лань Сычжую и остальным ученикам, вновь почувствуют себя в безопасности — пусть и временно, — а потом уйдут. Так было всегда. И, кроме того, Вэй Усянь эгоистично хочет, чтобы Лань Ванцзи был с ним, хочет влюбляться в него снова и снова, заново выучивать изгибы живота и плеч. Хочет бродить с ним по дорогам только вдвоём. Но сейчас он готов делиться. Он лучше всех знает, как это — любить Лань Ванцзи и скучать по нему, и не посмеет увести его, пока все не успокоятся. Пусть для Вэй Усяня всё было иначе, но для остальных последнюю неделю Лань Ванцзи был отрезан от мира во всех смыслах этого слова. Лань Сичэнь хорошо сказал: пусть видеть, как Лань Ванцзи угасает, было тяжело, но Вэй Усянь не чувствовал себя одиноким до самого конца. Всегда был выход — взгляды, когда исчез звук, прикосновения, когда не стало зрения. Он скучал по мужу, но не потому, что ему было одиноко. Просто безмолвный, неподвижный Лань Ванцзи — не тот Лань Ванцзи, которым он должен быть, не тот, кого Вэй Усянь любил сильнее всего. Не тот, кто был способен затмить весь остальной мир. — Когда разрешит, — соглашается Вэй Усянь. — К тому же нам надо забрать Яблочко. — Конечно, — подтверждает Лань Ванцзи. — И тогда мы снова будем втроём. Как и должно быть. В ответ Лань Ванцзи улыбается. — Вэй Ин. Вэй Усянь невинно, как ребёнок, раскачивает их переплетённые руки. — Что? Лань Ванцзи останавливается, подтягивает его к себе. Свободной рукой приподнимает подбородок и целует, тепло и знакомо. — Всё, что захочет Вэй Ин. — А если Вэй Ин хочет упрямиться, и чтобы его побаловали? Сбежать вместе с уважаемым Ханьгуан-цзюнем и осликом и устроить по дороге кучу шалостей? — говорит Вэй Усянь с самым невозмутимым видом, который только может изобразить. — Тогда именно этим мы и займёмся. Вэй Усянь не знает, плакать ему или смеяться. — Ты иногда такой глупый, Лань Чжань. Я невероятно сильно люблю тебя. Если когда-нибудь ты перестанешь любить меня в ответ, я буду совершенно разбит. — Этого никогда не случится, — твёрдо отвечает Лань Ванцзи. Вэй Усянь ему верит. Даже если бы Лань Ванцзи говорил правду не всегда, сейчас точно была бы она. Об ином и помыслить нельзя. — Хорошо. Снова сбежим вместе с осликом. Но сначала поспим. — Поспим, — соглашается Лань Ванцзи. — И позавтракаем с братом и Сычжуем. — И заглянем к ученикам, — добавляет Вэй Усянь. — И Лань Фэйянь ещё разок поблагодарим. — И кролики. — Точно, как я мог о них забыть? И попрощаемся с кроликами, — Вэй Усянь умолкает. — Я больше ничего не забыл? — Дядя. — Нет, ничего не забыл, — решительно продолжает Вэй Усянь — лишь для того, чтобы увидеть улыбку Лань Ванцзи. Потом поднимается на носочки и целует его. — А теперь главный вопрос: ты сильно устал или отведëшь меня в постель? И ответ, конечно — нет, нет, не устал. Вэй Усянь счастливо задыхается, впиваясь ногтями Лань Ванцзи в спину, обхватывает ногами его талию, путается в волосах. Не переставая шепчет на ухо его имя, когда Лань Ванцзи, вздрогнув, кончает. От его касаний остаются синяки, по которым Вэй Усянь так скучал — он с нетерпением ждёт завтрашнего дня, чтобы увидеть лицо Лань Цижэня, когда тот заметит на его запястьях отпечатки. После Лань Ванцзи быстро засыпает: он всё ещё измотан. Вэй Усянь смотрит, как он спит — на веер длинных ресниц, безмятежное лицо, — и чувствует, как тонет в переполняющей его любви. За окном блёкнет луна. Восходит солнце. И в первый раз за неделю Вэй Усянь радуется восходу.