Сбой

      Ванна, полная льда. Столько мыслей.       — Ты готов?       Он сейчас сидит с ним в этой чёртовой ванне, дрожит от холода. Он не понимает, когда всё пошло по наклонной.       Посиделки у Джонсона стали неким спасательным кругом для Фишера. Но даже спасательный круг не вечен. В голову всё равно пробирались мысли о самоубийстве, как ни крути. Ларри всегда смеётся, всегда жизнерадостный, спасает Сала, всегда. Его никогда не мучали мысли о смерти, в отличии от протезника. В один день они просто опять пересекаются, и Фишер видит патлатого совсем-совсем другим. Синяки под воспалёнными от слёз глазами, кто бы подумал, что Джонсон когда-нибудь станет таким. Все бы ахуели. На вопрос «что случилось?» он ничего не отвечает, на фразу «я хочу тебе помочь» — вздыхает, снова чуть-ли не плачет. Начать всё рассказывать трудно, он не понимает, не знает почему он стал таким. Депрессия заразна? Навряд ли. Нет никакой безответной любви, мать — святая женщина. Он просто устал от вечных драк за свою принцессу, устал скрывать от Лизы подавленное состояние за с трудом натянутой улыбкой. Каждое утро рот вяжет от крепкого чая, ему нравится. По утрам он приходит к Салли, дарит эти поцелуи со вкусом того же сладкого чая, расслабляется и забывается, отдыхает хоть пару минут от разрушающих мыслей.       Он просто перегорел — сломался — так сам для себя утверждал Сал, настраивая себя на помощь любимому человеку. Пришёл его черёд спасать Ларри, но ему не хватает сил. Нет-нет, он не сдаётся, уверенно идёт вперед, но ему не хватает сил пробить эту стену Джонсона. Как-будто он всю жизнь ждал того момента, когда он сможет упасть в пропасть, где темно, холодно, нет ни одного лучика света. Как-будто он жаждал этого одиночества, своеобразного отдыха от других.       Сал и Ларри, они вдвоём, как два торчка, с воспалёнными глазами, злым на них миром, необъяснимой печалью, темнотой в душе. Они зависимы, у каждого свой метод лечения, правильный и неправильный. Антидепрессанты, алкоголь, наркотики — это просто окно в новый мир, более цветной, спокойный, умиротворяющий, дурманящий, идиотский…       — Идиотские методы, идиотские! — Сал кричит, понимая, что они идут не по той тропинке к спасению, но позже понимает, что дороги назад уже нет, они уже зависимы от ядерной смеси алкашки и наркотиков. Антидепрессантов и крепкого чая с хУевой тучей сахара.       Скоро прозрачная вода окрасится в красный.       — Ты готов? — зуб на зуб не попадает.       Сал отрицательно качает головой. Медленно пододвигается к Ларри, каждое движение сопровождается приятным звуком льда в воде. Ледяными и без того бледно-синеватыми ладонями нежно берет уже впалые щеки Джонсона. Оглаживает большими пальцами щетину парня. Медленно тянется к его губам, патлатый наклоняется навстречу. Поцелуй длится долго, пока лёгкие не начинают болеть. Звук вдоха такой тихий, чем-то напоминает звон песка под водой, который шуршит под силой волн, как на пляже.       — Нам кайфово и так, — задумчиво произносит Сал совсем тихо, почти шепотом, по телу бегут мурашки.       Он начинает понимать, что можно что-то исправить. Можно слезть с иглы и таблеток, можно поговорить с Лизой и заручиться поддержкой, но всё равно ясно, что они сорвутся вновь. Это не лечится. Он опять целует Ларри, не может остановиться, не хочет обрывать жизнь из-за этого. Возможно единственное, что его держит в мире живых, но если Джонсон рано или поздно всё равно покончит с жизнью, то и смысла нет сейчас прекращать весь этот бардак.       Ларри достаёт пачку с лезвиями для т-образных станков. Теперь у парней по лезвию, в голову патлатого лезет сравнение тонкого кусочка стали с кожей Салли, да, и его самого.       — Я готов, — и лезвия скользят по запястьям.       Кровь багровыми каплями падает на воду, Фишер опускает руку наблюдая за распространением красного цвета в чистой жидкости. На глаза наворачиваются слёзы, а Джонсон глубоко дышит, пытаясь осознать, что всё скоро кончится.       Он целует его, в последний раз, Салли теряет сознание со вкусом ебаного чёрного сладкого чая.