Песнь земли / Игра безымянных

Г̷̡̱̤̭̜̇ͨͨ̏ͤ͆л̸̫͇̣̄̉ͫ͋͢а̢͈̺̳̘̮̺͗͌͐ͭ͜в̻̗̞̬̜̃̏̀͊̉͌̌ͦ́͜͡а̷̡̻̻̲̠̙͔̹̉̓ͥͩ̈̏͝ ̯͉̞͖̰̙̔̉͊̀#̨̯̠͉̺͚̣̦ͫ̆̆ͣ͂͢͢м̶̩̰̜̀͛̔̓̓̿ͅи̵̡̗̻̼̫ͣͪ̆̑̇͋͋̚н̷̠̣̮̫͉̭͓̼̤̔̀ͤ̒ͯ́͝у̶̮̫̼͙̙̽͗ͩ̓с̛̘͍̾̒ͭ͂̚ ̹̞̹̬̖̙ͮ͐̌̓͂ͪ̎̀͜ ͈̺̩̣͙̘͖̫̅͐̀ͦ͜͢͝9̛̟͚̫̬͔͇̖ͥ͌1̶̏ͣ̈́̉ͭ̀̀.̞̯̱̘̯̪͑̏͐̔̍́̕.̢̩̲͕͎̗̑͐̂̍̀͟.̸͆̂͏̸͇̜̩̘̻̺

      Земля к земле, прах к праху.       Была не долгой дорога от удачи до краха.             Черный Обелиск. Песня “Земля к земле” Как и много раз ранее, в этот вечер Джон предавался воспоминаниям. С грустью он признавал, что вся его жизнь после того, как его во второй раз отправили на Стену, теперь уже в виде ссылки, только и состояла что из воспоминаний и сожалений. Прошедшие годы сделали из него того ещё зануду и брюзгу. И его так называемая семья сыграла в создании такого взгляда на жизнь не последнюю роль. Годы шли, а из всех его родственников, оставшихся по ту сторону Стены, о нём вспоминала только Арья, изредка навещавшая своего двоюродного брата. Для обучавшейся в храме Безликих, казалось, было совсем несложно попасть незамеченной из одного края Вестероса в другой. Джон бы не удивился, если бы узнал, что она частенько посещала и Эссос и множество других мест, может, даже и неизведанных. Поначалу Арья хвасталась перед ним раскрытыми заговорами и убитыми мятежниками, выступившими тайно или открыто против Брана. Каждый раз, когда она появлялась у него после очередного неудавшегося мятежа или заговора, то неизменно упоминала, какой же хорошей идеей было притвориться, будто она уплывает на запад, в поисках новых земель и дать расслабившимся ублюдкам почувствовать себя свободнее. – Джон, ты представляешь, – делилась она тогда с ним своими чувствами, на свой третий, или четвёртый свой визит, – они только сейчас начали подозревать что-то неладное! И эти недотёпы хотят захватить власть в королевствах. Мне даже становится их иногда жалко, перед тем, как я убиваю самых неудачливых из них. – Да ты настоящая волчица, – усмехаясь, погладил он её по голове, ловя возмущённый взгляд Арьи. – Уже и в моих советах не нуждаешься, великая победительница Короля Ночи. – Да я уже давно смогу положить тебя на лопатки, неблагодарный братец! И вообще, ты мне сам об этом говорил, – я тебя тогда спасла. Я всех спасла. И теперь слышу от тебя подобные речи?! Возмущённая девушка, способная не напрягаясь сломать шею любому противнику, бросилась с кулаками на закутанного в чёрный плащ парня, норовя поколотить его, но тот только засмеялся и прижал её к себе. – А что же Бран? – спросил он, отдышавшись и успокоившись после шуточной драки. – Как же он допустил новую попытку переворота? – А, – разочарованно протянула Арья, – он до сих пор пытается увидеть дракона Дейнерис, а когда не занят этим, то просто сидит и смотрит свои картинки про прошлое. Тут невысокая девушка, отстранившись от брата, изобразила закатившиеся глаза, состроив при этом кривое лицо, должное, по её мнению, изобразить Брана в такие моменты. Имя любимой тогда болезненно резануло душу Джона, но тот предпочёл притвориться что ничего не произошло, отшутившись. – Благородной леди не пристало корчить такие гримасы, – через силу улыбнувшись, произнёс он. – Я же говорила тебе, глупый, что никогда не буду благородной леди. Оставлю эту высочайшую честь Сансе. – Ну конечно я помню, – грустно улыбнулся он. Джон всегда с улыбкой вспоминал те времена. Несмотря на свою свершившуюся месть, его двоюродная сестрёнка так и не смогла избавиться от привычки убивать людей. И не ему было упрекать её за это. Позже её разговоры перешли на другую тему – детей, а позже и внуков Арьи. Несмотря на то, что в своё время Арья отказала Джендри, ставшему по прихоти мёртвой королевы Баратеоном, она всё ещё его любила. В итоге новоиспечённый Баратеон женился, обзавёлся детьми и… бастардами. Количество которых постоянно росло. Бастардами, которых он очень любил. Бастардами, которых король неизменно признавал полноправными Баратеонами, под видом попытки восстановить численность в прошлом великого, а сейчас практически обескровленного Дома. Да и стоило ли удивляться такому развитию событий? Как-никак это были его племянники, и король хотел им как можно более хорошей жизни, а оставив их жить Што́рмами он бы не удовлетворил это своё желание. Да и заслуги Арьи в деле умерщвления врагов короны не стоило сбрасывать со счетов. Саму же Арью тоже всё более чем устраивало – она получала свободу и хорошие условия для своих детей, вместе с тем сбрасывая большую часть их воспитания на своего любовника и его жену. Учитывая характер своей сестры, Джон не был сильно удивлён всей этой ситуацией. Также Арья приносила ему и другие новости. После многочисленных войн Север начал оживать. Зима отступила, в северных землях утвердилась надёжная власть Королевы Севера и даже начали появляться люди, пришедшие на север, чтобы наконец-то обрести здесь спокойную жизнь, поскольку в Шести Королевствах всё ещё продолжалась борьба за власть, что не приносило мира и безопасности в жизни простых людей. Вместе с беженцами пришли и проповедники чужой для Севера веры. Вот только это были не странствующие монахи, верующие в Семерых, а слуги Красного Бога. Если раньше Старые Боги сражались за людские души с Семерыми, то теперь они сражались с огнём. Иногда – буквально. Дело было в том, что даже среди северян нет-нет, да находились те, кто хотел бы поменять веру. Даже среди тех, кто сражался с Иными. Особенно среди них. Жрецы и жрицы несли веру в Рглора, и всё больше людей в него верили. Чем дольше Джон жил, тем больше сожжённых богорощ мог бы назвать. Слуги Огненного Бога творили чудеса, за что купались в любви народа, а за перешейком продолжалась грызня выживших лордов. Там голодал народ, в некоторых местах голодал уже десятилетия. Голодал, но был жив. Ведь зи́мы были всё ещё редки и непродолжительны. За время правления Брандона Спокойного, названного так вопреки стараниям Беса и самого Брана называться Сломленным, хотя по мнению Джона его двоюродного брата правильнее бы было именовать Равнодушным, пресеклось ещё несколько благородных Домов. Постоянные мелкие стычки, непрестанно бурлящий Дорн, почуявшие слабость железнорождённые и королевское окружение, у которого хорошо получалось лишь интриговать, вело королевства ко дну, и это понимал даже Джон. Даже до вольного народа доходили слухи о претензиях железного банка к Шести Королевствам и то и дело вспыхивающих на их землях голодных бунтах. На этом фоне борьба красных жрецов со старыми богами и трудный, но стабильный быт среди вольного народа смотрелись чуть ли не пределом мечтаний. Джон усмехнулся, про себя обдумывая последнюю мысль. Его проблема была в том, что эти самые пресловутые мечтания у него были. Несбывшиеся мечты и целая гора сожалений высотой со Стену. Хоть Джон и был благодарен Арье за то, что она время от времени его навещала, но всё равно чувствовал, как в глубине его души тлеет обида. Обида и злость. И тех, на кого он мог злиться было в достатке: его коронованные родственники; спасённые в том числе и Джоном люди Севера, и, скорее всего, прочих земель Семи Королевств; Север; Вестерос и даже Арья. Последней Джон завидовал за её, казалось бы, нестареющее тело и ту лёгкость, с которой она перемещалась по Королевствам. Завидовал её свободе. С одной стороны, он понимал, что с вольным народом ему самое место – короткого нахождения в столице ему хватило на всю оставшуюся жизнь, а в Винтерфелле, как оказалось, ему не были рады, о чём свидетельствовало молчание Сансы. И всё равно обида, злость, зависть и усугублявшая эти чувства старость ядом разъедали его изнутри, заодно отравляя жизнь и всем окружающим его людям. Всё чаще он ловил себя на мысли, что по характеру стал таким же, как Торн. И чем больше он старел, тем больше понимал сира Аллисера. Находясь на краю мира, без какого-либо будущего, обречённый сдохнуть преданным, и никому не нужным стариком, он думал, что в своё время Аллисер чувствовал себя если и не так же, то весьма схоже, всё же он попал на стену после восстания Роберта, за то, что выбрал не ту сторону. Выбрал и проиграл. Из всего вольного народа с ним дружил только Тормунд да дети из разных племён, которые он время от времени посещал, всех остальных Джон под старость лет предпочитал всячески оскорблять, а то и калечить, что неплохо у него получалось даже в преклонном возрасте. Терпели его только из уважения к его дару – сильный варг да со своим зверем в хозяйстве вольных племён был поистине незаменим, так что терпеть его были готовы почти что с радостью. Из-за своего испортившегося характера с девушками Джон так больше и не сходился. Да и не хотелось ему больше нарушать данных клятв, ведь его отправили в ссылку с условием, что детей у него не будет. Значит, так тому и быть. А время от времени появляющиеся в его снах фиолетовые глаза его любимой, но безумной королевы только ухудшали положение. Он любил Дейнерис. И на её фоне любая девушка блекла, так что хранить свою клятву ему было несложно. Возможно, найдись среди вольного народа девушка, похожая на другую его любовь – Игритт, и он смог бы подпустить её к себе. Вот только, к сожалению, или к счастью, таких не находилось. "Давно уже сестрёнка меня не навещала", – грустно подумал Джон. А ещё, несмотря на то, что конец его жизни был весьма печальным и жалким, Джону всё ещё не хотелось умирать. Он боялся смерти. Так он и умер, в своей лежанке из шкур, в низкой землянке с небольшим вырубленным оконцем с видом на богорощу. Умер дряхлым и до самого последнего своего мгновения сожалеющим о прожитой жизни, среди тех, кого он однажды спас, впустив за Стену. А вместе с ним ушёл к богам и его зверь, положивший голову к нему на ноги, и проживший уже намного больше, чем отмеряно любому другому лютоволку. Хотя, говорят, что среди варгов это обычное дело.