Невиновные

      — Да мы уже сказали всё Вам, Хаширо-сан, нам больше нечего добавить, — сказал Чоромацу, который явно устал. Не сказать, что он не был рад тому, как усердно этот адвокат пытается им помочь — из всех пятерых только он мог полностью и чётко всё пересказать, но и рассказывать-то теперь нечего. Хаширо вздохнул, глядя на свои записи — диктофон он послушает уже завтра или хотя бы по дороге домой.       — Если бы этой информации было достаточно для того, чтобы оправдать вас всех с компенсацией — я бы и слова не сказал, Мацуно-сан, — отозвался мужчина, складывая записи и диктофон в кейс. — Я разговаривал с вашими родителями и братом — они хотят посетить вас на следующей неделе — я ещё уточню время для посещения, чтобы они точно к вам попали…       — Большое спасибо за беспокойство, Хаширо-сан, это очень благородно с Вашей стороны, — отозвался Карамацу, кивнув адвокату в знак благодарности и признательности.       На сегодня работа Хаширо закончена, но не сказать, что это обрадовало пятерых братьев.       — Времени мало остаётся, напрягает, — сказал Тодомацу. Эх, скучно без телефона.       — Да ладно тебе, Тодомацу, всего лишь поменяем место тунеядничества — раньше у родителей на шее висели, а сейчас повисим на шее у государства! — отозвался с ухмылочкой Осомацу, хотя перспектива сидеть под небом «в клеточку» в робе «в полосочку» не радовала даже его. Ни тебе в пачинко не сходить, ни тебе не прибухнуть пивка или чего покрепче!       — Лучше тунеядничать дома, если уж на то пошло, да-да! — сказал Джушимацу достаточно громко. В соседней каталажке застучали по железным прутьям и пару раз крикнули благим трёхэтажным, чтобы этот «ебантяй заткнулся и помер в углу камеры».       — Как бы странно ни звучало — я с ним согласен, аники. Вообще я не понимаю, почему именно нас заподозрили в таком коварстве. Типа, мы же даже дружили с ним…       — Если ты называешь дружбой тот инцидент с волоском на его лысой башке или случаи с долгами — то ты явно понимаешь дружбу как нечто мазохистское, Карамацу-ниисан.       А Чоромацу сидел у прутьев и думал. Меньше всего сейчас ему хотелось реагировать на споры братьев — благо, на одного меньше. Конечно, не было надежды, что это многое изменит, но если что — хотя бы один сын семейства не разочарует родителей… хотя хотелось бы, чтобы именно Чоромацу сейчас был на месте Ичимацу! Ну что за несправедливость!       Так, Чоромацу, вдох и выдох, вдох и выдох, не нервничай и не поджигай волос на жопе — тебе ещё надо пытаться скомпоновать в голове все факты. До сих пор в голове не укладывается, что вообще произошло. Даже когда Чоромацу пытался собрать мысли в кучу и даже не один, а с братьями-идиотами, то кто-то да точно отвлекался и начинал всё путать.       Впрочем, чему он удивляется? Это же сыновья Мацуно… и сам он таким страдает иногда, но потом вспоминает и начинает чувствовать стыд.       Итак, в голове снова начала прокручиваться та самая странная плёнка того дня, когда к ним в дом заявились полицейские. Денёк субботы, день после попойки у Чибиты. Вечер был хорошим: Чибита всё так же орал и размахивал поварёшкой, требуя уплату долга за который уже год (!), Осомацу бухал пиво без остановки, Карамацу пялился в отражение бульона в своей чашке и поправлял волосы (и ему не противно было бы, попади волос в еду?), Ичимацу медленно жевал и смотрел куда-то под ноги пустым взглядом, а Джушимацу спорил с Тодомацу, который подворовывал из его чашки кусочки рыбных котлеток. На фоне где-то маячил Иями, такой же бухой, как и все шестерняшки, но более подходящий под описание «бессознательного мешка картошки».       Затем Ичимацу пожаловался на то, что хочет спать уже и пойдёт домой. Отговаривать его никто не стал, и он ушёл восвояси. Наверняка же ещё пойдёт котов кормить — он делает это практически каждую свободную минуту, если запасы сардин да консервов ещё позволяли это делать.       Через пару часов, ближе к полуночи, пятеро братьев быстро откланялись, расхваливая кормёжку Чибиты, и тот опять поплыл от хвалебных од, доносящихся до него со стороны бухих Мацуно. Те пьяной тихой сапой двинулись в сторону дома, наспех переоделись в пижамы и прыгнули под одеяло футона — Ичимацу уже дрых без задних ног, разве только умудрялся ими подпинывать Карамацу — ничего нового.       Новым не было и то похмелье, которое настигло практически всех — только Ичимацу выглядел более-менее живым (ай да каламбур!), а потому он пошёл куда-то, да и остальные братья разбрелись кто куда на половину дня, пока не позвонила каждому мать и не потребовала живее вернуться домой. До Ичимацу дозвониться она не смогла, потому явились все, кроме него соответственно.       Дома их ждала полиция. Они без лишнего шума и без драк объяснили всю ситуацию — Чибита был прирезан у своей лавчонки, а вокруг него лежали… чёрт возьми, лежали россыпью блёстки голубого цвета и жёлуди. Они лежали так, что составляли дорожку, которая вела в сторону дома Мацуно.       Как никогда прежде Карамацу ещё не ощущал себя так мерзко, хотя и был уверен на все сто — ну не убивал он своего друга! А жёлуди принадлежали Джушимацу, но и его нельзя было всерьёз подозревать — он хоть и дурачок, но дебил же!       А вот Ичимацу имел алиби — мать встретила того дома, когда тот ушёл, и он сразу пошёл спать. По времени совсем не совпадало, а вот пятеро братьев как раз могли быть убийцами, разве только куда делся инструмент совершения гнусного преступления?..       Чоромацу думал до вечера, что всё это значит, и вот уже наступил поздний вечер. Осомацу уже дремал на койке, Карамацу сидел на своей и обнимал уже заснувшего Тодомацу — тот под конец дня умудрился расплакаться из-за всего этого абсурда, Джушимацу лежал и пялился на потолок. Один только Чоромацу не был на месте, а думал… но на сегодня достаточно размышлений — нового он ничего больше не придумает.       Ночь пролетела незаметно — храпели, мешали друг другу спать, но хоть не толкались, как это было в случае с общим шестиместным футоном. Снова нечего делать, кроме как сидеть, в течении всего дня да хуи считать…       И в такой скуке им сидеть ещё полтора месяца?!       Видимо да, и жить им так от посещения до посещения — и неважно кого, потому что что Хаширо, что родители — все они оживляли эту скуку смертную.       С родителями вышло встретиться только в четверг — пришли Мацуё, Мацузо и Ичимацу. Последний выглядел как-то совсем уж отстранёно, что не тянуло на типичное состояние четвёртого брата.       — Ма, с ним всё в порядке? — спросил Осомацу в голос, не заботясь о том, что вопрос слышал и тот, кого он касался. Ичимацу буркнул что-то, но кивнул, отвечая за мать. Он потом тупо сидел с каменной рожей и думал о чём-то — настолько эта дума была важной, что тот никак не реагировал на попытки Карамацу в чувствах (не то восторженных, не то расстроенных) обнять его… просто терпел эти обжимания.       У Чоромацу дёрнулся глаз, а Тодомацу рефлекторно потянулся к телефону, хотя его у парня не было.       — Вообще никаких продвижений нет? — спросил опечаленно Карамацу, не отлипая от Ичимацу. Мацузо покачал головой.       — Орудие так и не могут найти, хотя всё вокруг ларька и по его маршруту обыскали. У нас его, разумеется, тоже не нашли, но почему тогда вы тут сидите… — проговорила Мацуё.       Из всех восьмерых наиболее умиротворённо выглядел Осомацу.       — Ладно, не беспокойтесь, придумаем что-нибудь, ну, или дедуля Хаширо поможет — на вид толковый дядька!       — Толковый, но связались мы с ним на свой страх и риск — вы не помните, но когда вы ещё ходили в младшую школу, то он ещё тогда работал юристом-адвокатом. Скандал был большой — он не смог выиграть дело об изнасиловании дочери какого-то политика, и после этого чуть ли не на дно самое скатился.       — А зачем вы тогда к нему обратились? — спросил Чоромацу непонимающе.       — А никто бы больше не взялся за ваше дело, мои маленькие нииты, — всхлипнула Мацуё, притягивая к себе через стол Джушимацу.       Мацуно ещё долго говорили обо всём, что касается будущего слушания и заседания — настало время и прощаться, чтобы через неделю встретиться вновь и снова обсудить всё от начала до конца.       Ичимацу рассеянно кивнул братьям и ушёл вслед за родителями, получив в свою спину пять недоумевающих взглядов. Осомацу выдал что-то в своём духе, за что получил по голове от Чоромацу (кажется, тот в душе всё-таки садист больше, чем Ичимацу, хотя тот скорее садо-мазохист, чем просто садист). А вот Ичимацу в это время думал. Посреди болтовни о поднаготной Хаширо Морикавы он внезапно вспомнил, что у Саи и Номуры такая же фамилия. Случайное совпадение или же настоящая родственная связь — поди разбери, но об этом Ичимацу ещё хотелось подумать, и он думал, сидя на заднем сидении маминой машины.