О засосах и наглом преподавателе

— Спасибо за помощь, — улыбается мне преподавательница английского языка, — можешь идти. Я киваю ей и спешу на пару, на которую я уже как десять минут опаздываю. Надеюсь, что эта беготня с документами по всем корпусам зачтётся в будущем. Тихонько открываю дверь и захожу в аудиторию, миновав строгого преподавателя, который занят записью чего-то на доске. Сажусь на место, достаю из сумки тетрадь, ручку и смотрю на доску. Юрий Викторович заканчивает писать, кладёт мел и поворачивается к студентам, окидывая взглядом присутствующих. Останавливаясь на мне, замечает: — Краснова, в помещении не настолько холодно, так что будьте любезны, снимите шарф, — хочу возразить, но мне не хватает мужества, поэтому под его пристальный взгляд нехотя стягиваю шарфик, обнажая красные пятна на шее. Преподаватель прожигает меня взглядом, затем безразлично поворачивается и продолжает вести пару, а я молюсь, чтобы никто из окружения не заметил. Когда с задних парт, за которыми сидят одногруппницы, слышатся смешки и шёпотки, закрываю шею ладонями, пытаясь скрыться от чужих глаз. Одна из них, не стесняясь, язвит: — Наконец-то парень появился? — расплетаю косу, волосы падают на плечи, закрывая многострадальные засосы. — Тишина! — говорит Юрий Викторович негромко, но все успокаиваются, и в аудитории действительно становится тихо. Он снова поворачивается, а я обиженно смотрю ему в спину. Пара заканчивается неожиданно и слишком быстро, если учесть, что половину я продремала. Преподаватель говорит: — Пара окончена, — и только тогда студенты встают, собирают вещи и выходят из аудитории. Он провожает их взглядом, кивая каждому, кто попрощался. Когда мимо него прохожу я, меня окликают и просят остаться. Когда за одногруппницей, которая бросала колкости в мой адрес, закрывается дверь, преподаватель садится за стол и спрашивает: — Почему же вы на моих парах носом клюете? Неужели я настолько неинтересно рассказываю? — Нет, что вы. Я не выспалась, — признаюсь, ёжась от его настойчивого взгляда. — И чем же вы занимались ночью? — он складывает руки на груди и смотрит чуть прищурившись. — Чем… — медленно протягиваю, — ночью мы с любимым мужчиной играли в строгого учителя и непослушную ученицу, — он смотрит на меня строго, хмурится, пытаясь не меняться в лице, но спустя секунды его брови начинают чуть подрагивать, а губы расплываются в улыбке. Встав, он подходит ближе и притягивает к себе. — Ну что же ты творишь… — обнимает, поглаживая спину, и утыкается носом в волосы на макушке, — я снова тебя хочу. Я бы его поцеловала, обняла в ответ, но теперь, из-за его собственнических наклонностей мне придётся терпеть высказывания других студентов. — Вы сами виноваты, Юрий Викторович, — холодно отвечаю я, переводя взгляд на дверь. Дверная ручка опускается вниз, я мгновенно отскакиваю от него и, строя серьёзное лицо, начинаю тараторить: — Поэтому я и не сделала реферат, это уважительная причина, но я обещаю, завтра принесу. В появившийся проём втискивается голова студента, и он, извинившись, спрашивает: — Можно? — Да-да, конечно, — он устало отступает к столу и поворачивается ко мне, — завтра я жду ваш реферат. Я киваю и выскальзываю из кабинета, снова повязывая шарф на шею. После пар я как обычно жду его у выхода, чтобы мы могли вместе поехать домой, но вместо преподавателя мне приходит сообщение, которое гласит: «Мне нужно остаться, поезжай домой одна» До дома я добираюсь на общественном транспорте, попутно обдумывая план мести за деяние преподавателя на паре. Когда захожу в квартиру, в голове возникает не особо оригинальная, но коварная мысль. Я всё у него выпытаю: и прощение, за то что он заставил шарф снять и информацию о том, где он был после того как меня домой отправил. Когда он возвращается домой, я полностью готова к воплощению плана мести в жизнь. Еда разогрета и уже стоит на столе, а я выполнив все приготовления, жду того самого момента. Юра ведёт себя странно: отстранённо, задумчиво и тихо. Когда он, оставив еду, говорит, что ему нужно работать, и уходит в другую комнату, где стоит письменный стол, я иду за ним. Сажусь на колени, обнимаю за шею и шепчу на ухо: — Пошли в постель, — он судорожно выдыхает, трётся носом о моё плечо, смотрит на папки, лежащие на столе, а потом, подхватывая меня на руки, несёт в спальню. Как только оказываюсь на мягком покрывале, а сверху накрывает горячее тело, стаскиваю с него футболку, толкаю и, когда он перекатывается на спину, нависаю сверху. Преподаватель не сопротивляется, только пристально наблюдает, позволяя взять правление в свои руки. Провожу ладонями по вздымающейся груди, наклоняюсь, целую, прикусывая верхнюю губу, тяну руки ничего не заподозрившего преподавателя вверх, а он подчиняется, поднимает их к изголовью… Галстук, привязанный к прутьям кровати, оказывается туго связан на его запястьях. Во взгляде на мгновение проносится недоумение, а потом он издевательски вскидывает бровь, улыбается. — Ох, что я вижу, девочка повзрослела? — Нет, девочка обиделась, — стягиваю с себя майку, швыряю в сторону. — И что же ты собираешься делать? Воплотишь фантазии об игре в непослушную студентку и строгого преподавателя в жизнь? — Юрий Викторович нетерпеливо ёрзает, оглядывая мою грудь. — Если мы сегодня и будем играть, то только в требовательную студентку и обнаглевшего преподавателя. Он предвкушающее ухмыляется, а я начинаю пытку. Чертовски медленно наклоняюсь, касаюсь грудью подкаченной груди, мокро целую ключицы, поднимаюсь выше. Когда он начинает громко дышать, впиваюсь в кожу на шее, оставляя засос. Улыбаюсь скалящемуся преподавателю, закусываю губу и стаскиваю с него домашние штаны вместе с нижним бельём. — Мстишь мне? — он пытается освободить руки, а я смотрю на его шею, где уже горят красные пятна. — Именно… — целую в губы, он отвечает, подаваясь навстречу. Преподаватель целует подбородок, шею, насколько это возможно тянется ко мне. А я уже не могу терпеть. Снимаю бриджи и, оседлав его бёдра, опускаюсь на возбуждённое естество. Он стонет сквозь стиснутые зубы, смотрит на меня из-под опущенных ресниц, закрывает глаза, нетерпеливо толкается, а я, упираясь ладонями в пресс, схожу с ума от ощущения наполненности. — Презерватив… в тумбочке, — шепот, переходящий в хрип, тонет в моём стоне. Я мотаю головой, продолжая ритмично двигаться на нём, — ох, чёрт! Открываю глаза, глядя на преподавателя, который подаётся мне навстречу, хватается за металлические прутья, сжимает их так, что на руках проступают вены. Мне безумно нравится видеть, каким беспомощным и обескураженным может быть человек, который одним взглядом заставляет студентов заткнуться. Как он может извиваться и стонать, умоляя не медлить, закусывать губу и щуриться от удовольствия. Последний толчок, и в животе развязывается тугой узел, а по телу разливается вязкое тепло. Содрогаюсь, туман в голове окончательно затмевает разум, и я обмякаю, обессиленно опускаясь на преподавателя. Он выдыхает, стонет и, толкнувшись последний раз, откидывается на спину, громко и тяжело дыша. — Развяжешь? — шёпотом спрашивает он, а я непроизвольно тянусь к галстуку и дрожащими руками ослабляю узел, дальше преподаватель справляется сам. Едва я приподнимаюсь, понимаю, что зря ему помогла. Чую, сейчас меня этим же галстуком и придушат… но он осторожно перекладывает приходящую в сознание меня на кровать и, поворачиваясь на бок, обнимает и целует в висок. Я сильнее прижимаюсь к нему: в его объятьях тепло и уютно. Кажется, проходит вечность, прежде чем он начинает говорить. — Собственно, причина, по которой домой я отправил тебя одну… — он надевает штаны, отдаёт мне свою футболку, и, пока я её натягиваю, свешивается с кровати, что-то ищет. — Я надеюсь, что наши отношения для тебя это не просто полуторагодовая интрижка с целью повышения оценок по моему предмету, — он поднимает ладонь, протягивая мне бархатную коробочку с золотым кольцом. Я сажусь на кровати, натягиваю футболку на бедра, непрерывно глядя на футляр. Сказать, что мне больно от его слов — ничего не сказать. — Ты ведь взрослый человек, а такой глупый… Какая интрижка, какие оценки? Я люблю тебя безмерно… — преподаватель ставит коробочку на кровать, а я не заканчиваю, потому что меня тут же сгребают в охапку и затаскивают на колени. — Любимая… — шепчет, прижимаясь лбом к плечу, целует, трётся щекой, а я понимаю, что готова провести с этим человеком оставшуюся жизнь.