– Нам нужно поговорить.
– Приезжай.
Всего одно слово. Одно чёртово слово. А Юля забывает, что вообще-то нужно дышать. Она была у Кароль лишь однажды – перед Новым Годом, когда завозила подарок для Вени – но память услужливо подсказывает поворот за поворотом. За окном машины проносится ночной город, живущий по своим правилам, редко спящий и яркий, словно пламенеющие угольки; десять минут спустя она уже заворачивает в знакомый двор, несколько секунд неуверенно топчется перед дверью прежде, чем наконец-то нажать на звонок. Тина открывает почти мгновенно, словно она только и ждала её прихода: домашняя и сонная, в тёплом мягком костюме, с небрежно собранным пучком на голове – девушка не может отвести от неё глаз.
– Юлечка, – произносит блондинка её имя с такой теплотой, что хочется умереть на месте, – Проходи.
Санина скидывает обувь у двери и проходит вслед за хозяйкой в просторную гостиную. Интерьер дома до боли напоминает его обладательницу: такой же утонченный и элегантный, в светлых тонах, с большими окнами в пол, пропитанный запахом дерева. Юля с нескрываемым интересом осматривается вокруг, подмечая каждую деталь: фотографии на стенах, синтезатор в углу комнаты, большой шкаф с книгами, стопку писем на журнальном столике, вероятнее всего, от поклонников.
– Выпьем? – интересуется Кароль и брюнетка только кивает в ответ, не доверяя своему голосу. Женщина уходит на кухню, вскоре возвращаясь с открытой бутылкой вина и двумя бокалами; они устраиваются на ковре у камина с пылающими поленьями, разговаривают обо всём на свете, шутят, иногда молчат, наблюдая за весело потрескивающим пламенем. Юля чувствует нарастающее умиротворение, наверное, впервые за несколько прошедших недель.
– За то, что у нас всё получилось, – поднимает Тина бокал и брюнетка чокается с ней, счастливо улыбаясь. Ей вспоминается ночной звонок, их встреча в кафе, обсуждение песни, подготовка к съемкам клипа, и сама съёмка, долгожданная премьера, их эфиры на радио, выступления на Вечернем Квартале и Рождественской Истории – кажется, что прошло уже так много времени, а на самом деле только месяц. Безумный месяц, разделенный на двоих.
– До сих пор не верится, что мы действительно это сделали, – признается Санина, подпирая голову ладонью, – Мы ведь целый год не могли найти ту самую песню, которая подходила бы нам обеим.
Тина смеется, заливисто и по-настоящему, так как она умеет только тогда, когда камер нет рядом. Юля любит видеть её такой: непосредственной, искренней, немного сумасшедшей, говорящей то, что она думает, а не то, что прописано в сценарии.
– Так, о чём ты хотела поговорить? – неожиданно спрашивает женщина, отвлекая Юлю от собственных мыслей, она нервно теребит руками край объемного худи, которое на ней одето и упорно прячет глаза, от чего блондинка удивлённо вскидывает брови, – Ты что, меня боишься, что ли?
– Нет… Я не… – голос Юли тихий и срывающийся, она замолкает на несколько секунд, пытаясь подобрать правильные слова, – Я не тебя боюсь… – наконец-то продолжает девушка, смотря куда-то сквозь Кароль рассеянным, расфокусированным взглядом, – Я боюсь того, что чувствую к тебе.
– Юль, ты замужем, – тихо напоминает блондинка, – И я не…
– Не нужно, – не даёт договорить ей Юля, – Я знаю, что для тебя это было игрой. Что ты не чувствуешь…
– Не чувствую, – эхом отзывается Тина.
Юля поднимает бокал, чтобы занять чем-то дрожащие руки и отпивает небольшой глоток вина, словно это не её мир на краю гибели. Алкоголь обжигает горло, оставляет горький привкус на губах, дурманит разум. От отчаянья хочется схватить полупустую бутылку со столика и залпом выпить её до дна, но брюнетка успешно подавляет непрошенный порыв.
– Можно тебя поцеловать? – она вытирает влажные ладони о джинсы и впервые с момента признания смотрит блондинке прямо в глаза – Юля не знает, откуда берется эта смелость – ей просто необходимо видеть реакцию на свою просьбу, – Хотя бы один раз… Пожалуйста... Я просто хочу… – её голос срывается и она замолкает, так и не закончив предложение.
Несколько мгновений ничего не происходит, а потом Тина придвигается ближе, её глаза оказываются прямо напротив – голубые и пронзительные, они лучатся светом из глубины и Юле хочется кричать от переполняющих её чувств, но вместо этого она слегка касается лица блондинки, проводит пальцами по щеке. От Тины пахнет ванилью и чем-то цитрусовым, Юля делает глубокий вдох и поддаётся вперёд, покрывая её лицо мелкими тёплыми поцелуями.
Это не то, на что она просила разрешение, но удержаться нет сил. Тина, как наркотик, а ей нужно только одно – очередная доза.
Прижимает к себе её хрупкое тело, обнимает, сжимает руками, притягивает, словно имеет на неё какое-то право. А в голове стучит лишь одна мысль:
«Только бы это не заканчивалось. Только бы это не заканчивалось. Только бы это не заканчивалось». Их губы соприкасаются и её тело словно пробивает электрическим током, блондинка подаётся ей навстречу, заставляя прижиматься сильнее, её язык уже без всякого стеснения исследует чужие губы, облизывает, кусает, оставляя, мелкие кровоточащие ранки. Они целуются медленно, бесконечно долго, до одурения. Юле не хватает воздуха, сердце бьется с такой силой будто хочет проломить грудную клетку, еле слышный стон слетает с её губ и Тина вздрагивает, отстраняясь. Юля обхватывает пальцами чужое запястье, оставляя мимолетный поцелуй, в том месте, где голубая венка тонкой ниточкой просвечивается сквозь кожу и столько безграничной нежности таится в сдержанности этого жеста; столько счастья и столько боли, что Тина не смеет шелохнуться, а Юле приходится кусать губы до крови, чтобы сдержать рвущиеся наружу всхлипы.
Тишину вокруг кажется можно резать ножом, они обе молчат и время будто замедляется, с Тиной она вообще забывает о таком понятии как «время». Рядом с ней оно течёт тягуче-медленно, хотя, на самом деле бежит чертовски быстро; так быстро, что она никогда не успевает насладиться редкими моментами близости – они пролетают, словно одно мгновение. Как сейчас.
– Тебе лучше уйти, – после длительного молчания слова Тины звучат оглушающе. Юля не сопротивляется, она и так получила больше, чем надеялась получить. Молча поднимается с пола, подхватывает свой пуховик, в последний раз пробегается глазами по такому родному (чужому) лицу и улыбается, словно это не её мир рушится, осыпаясь осколками.
Она уходит не оборачиваясь, потому что знает, что если обернётся, то не сможет уйти. А Тине это не нужно.
Она Тине н е н у ж н а.
Когда разбивается стекло, ломается ножка стола или со стены
падает картина, это производит шум. Но когда разбивается сердце, оно
разбивается бесшумно. Казалось бы, должен раздаться невероятный грохот
или какой-нибудь торжественный звук, например удар гонга или
колокольный звон. Но нет, это происходит в тишине.
Сесилия Ахерн «Посмотри на меня»
