Все для нее

Несколько дней отдыха после окончания съемок его просто измучили. К морю поехать было нельзя — еще были дела в Стамбуле, - а жара в мегаполисе разжижала мозг, и тот отказывался функционировать в привычном режиме. Любимым временем в эти дни у Бурака стали несколько часов перед сном. Вот тогда в его голове рождались здоровые мысли и жизнеспособные идеи. А ложась в постель, он позволял себе на некоторое время окунуться в мир грез и воспоминаний. Тот мир безраздельно принадлежал ЕЙ — непокорной красавице Фахрийе. За отсутствием реальных встреч он каждый вечер воскрешал в памяти их совместные съемки: шутки и розыгрыши на съемочной площадке, романтические моменты, курьезные случаи, споры и ссоры. Даже ссоры воспринимались теперь неотъемлемой частью их маленького общего мирка и не вызывали отторжения. Бурак готов был на что угодно: плакать и ссориться, шутить и смеяться, читать стихи и петь, - только бы с ней. Но больше всего ему хотелось любить ее, постоянно видеть в ее глазах свет и радость, слышать ее заразительный смех-колокольчик. Хотелось сжимать ее в объятьях, чувствовать отклик на свою любовь, ловить губами срывающиеся с ее губ стоны. И каждый день баловать, задаривать подарками и радоваться ее счастливой улыбке. Нет, он еще не утратил надежды на вероятность такого счастья, но невозможность видеться с ней иногда приводила в отчаяние. Что эта девчонка с ним сотворила? Она единственная, кто мог мгновенно сделать его счастливым и так же стремительно сбросить с небес на землю. В один из вечеров Бурак вспомнил последние съемочные дни, которые они провели вдали от людей и городской сутолоки. Маленькая деревенька Агва, близ Шиле, приняла их очень радушно и сразу околдовала непривычной тишиной и умиротворенностью. Фахрийе там просто расцвела, была раскованной и беззаботной. Так весело и свободно они чувствовали себя, пожалуй, только в Каннах, оторвавшись от суеты съемочных будней и вовсю наслаждаясь свободой. Два дня за городом пролетели, как несколько часов, счастливых и наполненных. Весь необходимый материал отсняли достаточно быстро — съемочная бригада и актеры работали с небывалым воодушевлением. Было ли тому причиной скорое завершение проекта или свежий загородный воздух, без примесей выхлопных газов, так повлиял на всех, но второй день пребывания вдали от Стамбула почти целиком оказался свободным. Покидать гостеприимных людей, простых и искренних, встретивших их, как родных, не хотелось, вот и дурачились на природе, раз уж выпал такой шанс. Бурак надеялся, что они с Фахрийе и в Стамбул вернутся вместе, но девушка вдруг засобиралась раньше, никого не дожидаясь. - Ты уже уезжаешь? - удивился он ее поспешности, когда она, с сумкой через плечо, подошла со всеми попрощаться. - Да. Пора, - тепло и несколько смущенно улыбнулась Эфджи. Бурак не стал упоминать о своих надеждах на совместный отъезд, но до машины ее проводил и помог донести сумку. - Когда мы увидимся? - слова вылетели сами собой, словно случайно выпущенная стрела. - Думаю, скоро. В особняке, - говоря это, Фахрийе прятала глаза и, как будто ей было безразлично, пожала плечиком. Он так надеялся, что эта поездка поможет им стать ближе друг другу. Еще и получаса не прошло с того момента, как Эф звонко и беззаботно смеялась над его шутками и была такой близкой. Позволяла даже прикоснуться к себе, пощекотать и смотрела на него очень открыто, и он мог бы поклясться, что с нежностью. Потом неожиданно снова загрустила и отгородилась от него. А теперь уезжала, а он смотрел ей вслед, не понимая, почему она так поступает с ними, почему упорно желает расстаться с ним так надолго. Причина его огорчения, отъехав всего несколько километров от деревушки, остановила машину и горько расплакалась. У Фахрийе тоже были свои надежды на этот день. Она думала, что вернув ненадолго их общению прежнюю беззаботность и открытость, сможет облегчить расставание и придать обоим сил в долгом ожидании новой встречи, но получилось все иначе. В эти дни она почувствовала себя настолько счастливой, что их разлука стала казаться ей страшной ошибкой. Однако твердая решимость в любимых глазах пугала Эвджи. Бурак был способен завтра же, несмотря ни на что, объявить всем, что они вместе. Но это было бы неправильно. Где-то там, в Стамбуле, была девушка, чью репутацию они могли окончательно погубить этим заявлением. Вот Эвджи и сбежала, чтобы не поддаться искушению — когда его глаза смотрели на нее так, будто всего остального мира вовсе не существовало, поддаться ему казалось единственно верным. Фахрийе тоже часто вспоминала эти дни и свой спонтанный отъезд. Когда ей случалось перебирать в памяти счастливые моменты, связанные с Бураком, она обычно уходила из дому. Лучше бродить по лесу, предаваясь мечтам, чем бессмысленно ждать невозможного: что он придет и заставит ее передумать. Просто возьмет и скажет, на том простом основании, что он мужчина: «Ты моя, и пусть все, кому это не нравится, катятся к черту!» Вот только не придет и не скажет. Оберегая ее же от сплетен и нападок прессы, будет терпеливо ждать, когда она сама позволит ему прийти.