Спящие

Крепко спит под покровом немой и глухой тишины Неизведанный край, что забыт и на картах навеки затерян. Ведь лишь раз в сотню лет чьи-то странные, жуткие сны Отпирают небрежно в безумие мрачные двери. Здесь бескрайние пустоши хмурого серого льда И выцветшей краской мерцают седые пустыни. Стремительно в руслах застыла когда-то живая вода, Укрытая мёртвой, колючей серебряной пылью. Ни души — здесь лишь только холодная мгла, Рёв снегов угрожает покорным прибрежным равнинам. Замёрзшего моря бессильно трещат зеркала, И солнце бледнеющим оком шевелит лениво. Этот край навсегда погребён в цитадели угрюмых снегов, Уничтожен давно во владениях зимней агонии. Невзначай разглядеть его в тьме кровоточащих, призрачных снов — Вечно слышать ревущую Зова симфонию. Ведь под толщею льда, во владеньях глубоких пучин, Заключённый в тюрьму рокового забвения, Дремлет Он — мутно-чёрного дна властелин, Разбросав сети щупалец с наслаждением. Рядом с Ним, распластавшись в объятиях вечного сна, Средь созданий морских, никогда не известных природе, Чуть порыкивая, спит величаво Она И сжирает хребет своего же морского отродья. А под слоем снегов и мертвенно-мерзлотной земли, Облачившись в блестящую, скользкую сизую кожу, Уже много ли лет (иль веков?) спят Они, Безмятежно хвостами прикрыв многоглазые рожи. А во мраке тайги, в сотне лье от суровой зимы, Где лишь воющий ветер замёрзшими иглами крутит, Под покровом лесным беспокойно спим Мы, В ожиданьи того, кто нас плотью и кровью пробудит. Хоть лишь камни со льдом застревают в ослабших клыках, Терпеливо свободы желанной ждём Мы. Улыбаемся Мы — в этих долгих, бесцветных, мучительных снах Возвышаются три беспощадно-багровых Луны. Нам подняться под шёпот костров суждено, Воскресив плоть свою на смердящих покоем руинах. И все Мы — Он, Она, и Они… и Оно — Никогда не уснём: Вечно будем владеть этим миром.