сентябрьская вечность

i don’t want to compare you to the moon, sun, or stars, because you’re more important to me than they are.

первое воспоминание о минхене расплывчатое, с винным оттенком мучительной юности, но такое свободное и воздушное. воздушное, свободное, но тянет вниз. тянет вниз безвыходно и заставляет грудную клетку наливатся золотистым медом. мед сочится сквозь кости, течет ниже и тянет внизу живота. теплое чувство. теплеет только, когда еще больше влюблен. в такие моменты тепло чувствуешь всегда. дождь отчаянно хлещет по школьному пиджаку и закинутому на плечо черному рюкзаку. по карамельной макушке дождь не то, чтобы хлещет, а просто всю свою злость будто выплескивает парню на голову. наушники доставать из рюкзака лень, как и телефон. остается лишь слушать, как холодные капли вымывают город от морского запаха. морем здесь пахнет всегда. теплым и соленым. пропитывает город летним теплом, пока все тот же дождь пытается вымыть приевшийся запах из своих улиц. донхек думает, что он скорее ближе к дождю, чем к морю. море слишком беспокойное, слишком сильное для него. слишком большое для него, такого маленького, карамельного и слишком по-меланхоличному домашнего. отдатся дождю в пыльные обьятия не позволяет черный зонтик, раскрытый прямо над головой намокшего хека, теплое "заболеешь же, боже" и "меня зовут ли минхен, а ты же вроде донхек, да? я слышал, ты из моей параллели. я новенький здесь." откуда-то из грудной клетки. запах моря донхек чувствует еще больше. вроде друзья? пару раз болтают на переменах, если видят друг друга. минхен просто говорит дежурные дружелюбные фразы и тепло улыбается, но донхек уже чувствует, как готов вырвать налитое медом сердце и подарить старшему в качестве подарка на четырнадцатое февраля. хотя, зачем же ждать февраль. подарки приятнее получать без повода. холодный сентябрь — такой же холодный ноябрь сближаются так быстро, будто их тянут за веревки и связывают друг друга, эти бедные веревки сплетая. так и есть, по сути. обе разные, переплетаются и сливаются в одну. они выделяют тепло. и минхен, и донхек это чувствуют. могут ли веревки выделять такое родное тепло? донхек лежит на темно-синем ковре в своей комнате. рядом сидит минхен и старательно что-то черкает в своем любимом алом блокноте черным маркером. — дай сюда руку. — просит он и хек послушно протягивает ту, худощавую, с нежно-смуглой кожей. старший рисует ему солнце на запятье, усмехается и говорит, глядя прямо в глаза. — улыбайся чаще. кажется, эту руку донхек никогда больше не будет мыть. ноябрь — январь (но им даже больше, чем тепло) — давай сходим в ресторан? — задумчиво донхек, спускаясь вместе с минхеном вниз по улице. темнота с легким туманом уже опустилась на город, погружая все в прохладную зимнюю дымку. — звучит, наверное слишком примитивно, да? или глупо. минхену хочется посмеятся, схватить младшего за руку и побежать так быстро, чтобы потом без сил упасть на землю и так и лежать. лежать, пока темнота не сменится искристым днем, а день снова не перекрасит небосвод в темно-синий. черту все еще пересечь нельзя. счастье требует тишины, поэтому он будет подходить очень медленно и очень-очень тихо. — если как свидание, то окей. схожу с тобой куда угодно. — спокойным голосом отвечает тот, хоть в груди уже настоящая метель из лепестков сакуры. — вот и отлично. донхеку кажется, что морем пахнет даже зимой. январь — апрель весной дышать еще приятнее. донхек, наверное, никогда бы не подумал, что кто-то так чертовски легко излечит его. будто все изрезанное сердце — ранка на коленке. сейчас подует, наклеет пластырь с цветочками и все пройдет. чувства пылают в груди огнем. не прежнее тепло, не простая весна под ребрами. под ребрами настоящее лето, когда на ухо шепчут мимолетное "я так люблю тебя" и прижимают к себе, впитывая соленые, горячие слезы своей футболкой. слезы пропитывают ткань и грудную клетку, распостраняя это горящее лето. любовь заразна. сентябрь — кажется, у нас впереди еще целая вечность.