Время жить и время умирать

— Нехило тебя потрепало, дружище, — сказал человек в балахоне и с тюрбаном на голове. — Тоже увидел с утра на пороге спальни собственный труп? Хотя, говоря откровенно, в спальне я свою тушку видел всего один раз, остальные появлялись совершенно рандомно по всему городу и никого не радовали, кроме Мелифаро, но и ему эта несмешная шутка надоела после пятого повторения. Фёдор осторожно сел и осмотрелся. Совсем не похоже на тюремную камеру, подсказали ему глаза, много света, деревьев, ты на крыше ужасно старого дома, а на тебя пялится без капли страха незнакомец и усмехается так, будто читает мысли. И говорит про трупы. — Я не умер, — что странно, поскольку с учётом других переменных шансы дожить до утра у него были примерно один к десяти. — Или не чувствую себя мёртвым, что больше похоже на правду. Незнакомец хрипло рассмеялся и отпил из обыкновенной белой керамической чашки, какие Фёдор видел в кофейнях по всей России и Европе. Где-то хуже качеством, где-то лучше, но не узнать запах свежего, только что заваренного кофе он не мог. Ты можешь сбежать хоть на край света, но прошлое никогда тебя не отпустит. Даже не надейся. — Надежда — глупое чувство, — заметил незнакомец и вдруг предложил, кивнув на чашку в своей руке: — Хочешь? — Чаю, если можно, — вежливо откликнулся Фёдор. Незнакомец фыркнул: — Ты как сэр Шурф, надо же!.. И достал из воздуха большую чашку с чаем. Чашку, из которой Фёдор пил, когда ютился в питерской квартирке и постоянно мёрз, ведь в сентябре ещё не включали отопление, а из старых окон ползли сквозняки, как змеи. Даже щербинка была — он тогда упал в обморок и не подхватил воспаление лёгких только благодаря Ивану. Со странным щемящим чувством в груди Фёдор принял чашку, обнял обеими ладонями и вдохнул пар. Он ни о чём — впервые за долгие годы — не думал. С крыши открывался потрясающий вид на город, будто бы сошедший с картинок в детских книжках. Яркий, причудливый, аккуратный и тёплый, он пузырился невероятными крышами, ажурными мостами, тихими улочками и утопал в радуге. Небо постоянно меняло свой цвет и ни секунды не желало выбирать что-то одно; оно находилось в постоянном поиске себя. Незнакомец пил кофе и косил на Фёдора правым глазом. — Сновидец, — вынес он вердикт. — Впервые у нас? Фёдор поджал колени к груди и отметил, что вместо тюремной робы на нём такой же причудливый наряд, как и у его визави. Мягкая ткань так и льнула к телу, а тюрбан сам свалился на черепицу рядом, почувствовав собственную ненужность. — Никогда не видел ничего подобного. Так ты считаешь, что мне всё — и ты, и город — снитесь? — Почему же считаю, я знаю. Только и я, и город существуем на самом деле, в отличие от тебя. Кстати, меня зовут Макс. — Фёдор. Макс взглянул на него с любопытством. — Странный ты парень. Не носишься по городу, не создаёшь цветной ветер, не пишешь стихов на небе. Тебе никогда не хотелось стать кем-то настолько могущественным, чтобы менять реальность? Вопрос был без подвоха, Фёдор чувствовал это. И ответил также откровенно, хотя и допускал, что этот разговор во сне может быть и не плодом его воображения. — Мне не нужно хотеть быть тем, кем я уже являюсь, — на подвижном, слепленном будто бы из глины лице Макса не отразилось ни удивления, ни шока. Он воспринимал каждое слово Фёдора как правду, непреложную истину. — В своём мире я самый разыскиваемый преступник. Заснул я в камере накануне своей казни, так что не отрицаю возможности, что ты — один из тех, кого могли отправить меня убить. — Ну нет, мантию Смерти я надевать больше не собираюсь! — возмутился Макс. — А если ты такой страшный и жуткий, в чём я сомневаюсь, то можешь попросить у меня политическое убежище. Формально я имею право на такую причуду, хотя уже дюжину лет как даровал своим подданным свободу… — Ты король? — разговаривать с Максом было почти также странно, как молчать с Николаем. Николай никогда не молчал. — Король, Смерть на Королевской Службе, Вершитель, Тайный Сыщик, бывшее Ночное Лицо нашего Почтеннейшего Начальника, который наверняка дрыхнет без задних ног и пропускает самое интересное! По-всякому меня называли. Сейчас моя работа — искать таких, как ты, и будить. Фёдор отпил чая. Было тепло, спокойно и в кончиках пальцев разгоралось приятное тепло. — А если я не захочу просыпаться? Макс пожал плечами. — Тогда я заявлюсь в твой мир, вытащу тебя из-под одеяла… а, ты же в тюрьме, извини, в общем, потрясу, как следует, покричу для профилактики. Могу ещё пострадать, если хочешь, над твоим бездыханным телом, но потом мне эта фигня надоест и я просто кину в тебя своим смертным шаром и прикажу просыпаться. Фёдор представил этого человека — это существо — в тюремной камере, перед Дазаем, который ожидал всякого, но точно не подобного, и рассмеялся, едва не вылив чай себе на колени. — Точно-точно не хочешь просыпаться? — с интересом уточнил Макс. Для него это игра, понял Фёдор, необычная и важная до тех пор, пока Максу не станет скучно. — Не хочу, — Фёдор зажмурился от удовольствия, когда Макс вообще без каких-либо усилий уронил ему на ноги плед и сладко потянулся. — Лучше я переберусь сюда насовсем. — И как же ты это сделаешь? Фёдор вспомнил: белая полоска пляжа, сдвоенная цепочка следов, и он, бредущий параллельно им, потому что ничего иного в этом странном пространстве сновидения попросту не существует. Это после был оглушительный крик, руки, что тянули в тысячу разных дверей, и тёплая крыша под спиной. Сначала Фёдор прошёл долгий путь от себя к себе. И он запомнил дорогу. — Что в твоём мире делают с преступниками? Реакция Макса была занятной. — Обычных — ловит полиция, а необычных — мы, то есть Тайный Сыск. Меня зовут только в самых интересных и запущенных случаях! То есть когда ещё не Конец Света, но уже вот-вот. Фёдор мягко улыбнулся, засунул руку под плед и вытащил свою шапку. — Будет тебе Конец Света, — пообещал он Максу, в глазах которого отражались нерождённые звёзды. — И Страна Чудес без тормозов. Макс не спросил, где он читал эту книгу. Он знал, и этого было достаточно.