Двое

      Марк ненавидел войну. Она была рядом с самого его рождения, скалясь железными зубами роботов и целясь в грудь плазменными винтовками. Ребёнком он совершал свои первые вылазки в заброшенные здания, чтобы раздобыть хоть какой-то еды для семьи. Он с ранних лет знал, что такое голодать по нескольку дней. Выцарапывать жизнь собственными руками. Бояться тяжёлой поступи терминаторов, прижимать ладони ко рту и изо всех сил стараться не издать ни звука. Вытирать слёзы от боли и упорно продолжать идти вперёд, потому что иного выхода не было.       Марк ненавидел войну, но всю свою жизнь продолжал вести её, уже не надеясь, что когда-нибудь она закончится. Он перемещался с места на место, из одного убежища в другое, скрываясь от жестянок, отстреливаясь и прячась в укрытиях. Порой, просыпаясь и смотря на стены вокруг, он не мог сразу понять, где именно находился. Его постоянно окружали люди, но ни с кем он не успевал сродниться. Кого-то убивали, кто-то уходил, а кто-то пропадал, и Марку оставалось лишь надеяться, что они смогли уцелеть.       Иногда выжившие заводили разговор о возвращении в те места, откуда они убежали, и каждый раз Марк уходил от этой темы, отмалчивался и предпочитал поговорить о чём-то другом. Ему некуда было возвращаться. Там, где раньше стоял его дом, теперь находилась воронка взрыва. Чёрная, огромная дыра, на дне которой в обломках лежали растерзанные тела его семьи. Марк так их и не увидел, пришедшие за ним солдаты посчитали это зрелище слишком ужасным для ребёнка. С тех самых пор он скитался, нигде не находя себе места.       Когда он пришёл в Пасадену, то не думал, что это надолго. Но неожиданно ему действительно захотелось остаться. Наконец-то у него был собственный дом, а не кровать в углу многонаселённого убежища. Были соседи. Была иллюзия обычной мирной жизни, которой он был лишён. С утра он выходил в патруль, чтобы убедиться, что машины все ещё находятся далеко от них и что опасность не грозила. Днём помогал добывать припасы и поглядывал в небо, высматривая дроны. Вечером сидел возле костра и слушал истории Райана, которых у него, казалось, было в избытке. Этот бодрый старик в свои годы давал фору многим молодым, и Марку нравилось с ним общаться. Ещё он порой перебрасывался парой слов с Дарреном, учёным, который толком не умел стрелять и всё боялся, что когда-нибудь, промахнувшись, ненароком убьёт кого-то из своих. Марк старался помочь ему, хоть и сам был неидеальным стрелком.       Они все поддерживали друг друга, и на какое-то время Марк даже поверил, что война осталась на фоне. Где-то далеко-далеко, не с ними, с совершенно другими людьми, которые умирали на фронте, проигрывая борьбу с железными тварями. И он не хотел, чтобы что-то менялось. Это было эгоистично, и Марк держал подобные мысли при себе, стыдясь озвучить их кому-то другому. Но каждое утро, напряжённо смотря на горизонт, он внутренне молился, чтобы новый день обошёлся без сражений.       Когда терминаторы пришли, они все оказались не готовы. Металлические машины смерти ворвались в их дом, взрывая здания и оставляя после себя горы трупов. Марку повезло, что в этот момент он находился в подвале, проверяя арсенал. Те же, кто был на первом этаже, оказались менее удачливыми. Их окровавленные тела Марк нашёл среди остатков стен и мебели. Среди них был и Даррен.       Он знал, где располагалась точка эвакуации, и сразу помчался туда, стараясь по дороге искать выживших. Когда из-за угла неожиданно показался терминатор, прятаться было слишком поздно. Марк лишь успел сделать один выстрел из автомата, прежде чем в груди вспыхнуло оглушительной болью. Он прижал руки к ране, краем сознания отмечая тепло собственной крови, и пополз по земле, стараясь добраться хоть до какого-то укрытия. Он слышал звуки выстрелов, взрывы, но плохо понимал их источник. Всё, о чём он мог думать тогда — спрятаться, доползти, не упасть по дороге. Не закрывать глаза. Не отключаться.       Когда он открыл глаза в следующий раз, перед ним было лицо Эрин, взволнованное и перепачканное грязью. Она что-то говорила, но боль застилала собой остальное, позволяя видеть лишь красное марево перед глазами и слышать лишь шум собственной крови в ушах. Во рту был противный металлический привкус, и всё вокруг, казалось, утопало в противной тёплой вязкой жиже, что пропитывала наспех сделанную повязку на груди Марка. Он и до этого был ранен, и много раз, на войне нельзя обойтись без травм, но в первый раз настолько серьёзно.       Поездку на автобусе он почти не запомнил. Его лихорадило, он то и дело проваливался в мутное забытье, пока не потерял сознание. В редкие промежутки между погружением во тьму он продолжал видеть рядом с собой Эрин, которая что-то шептала, перебинтовывая его рану. Он понял, что они находились в очередном убежище, но не думал, что сможет выкарабкаться и попытаться привыкнуть к новому месту.       Но он выжил. Благодаря бойцу Сопротивления Джейкобу, который оказался в Пасадене в столь нужный час и который принёс антибиотики. Благодаря заботе Эрин, их верного и самоотверженного врача, что не спала ночами, пытаясь помочь всем раненым. Благодаря остальным членам их небольшого лагеря, что сплотили свои силы в попытке противостоять врагу. Благодаря Лоре, которую он неожиданно увидел возле своей кровати, когда окончательно пришёл в себя.       С Лорой он познакомился сразу, как поселился в Пасадене. Она была довольно миловидной девушкой с острым языком, который не боялась использовать. Их общение никогда не выходило за границы приятельских, порой они оба могли обменяться парой ничего не значащих слов, но не более. Марк больше интересовался тем, как сделать свой дом безопаснее и находиться подальше от войны, Лора же, наоборот, рвалась в бой. Позже Марк узнал, что она не так давно потеряла брата в стычке с терминаторами, и её желание сражаться сразу стало понятным. Но тогда он старался держаться особняком, как, впрочем, и Лора. Они были разными людьми со своими жизнями и желаниями.       Поэтому Марк очень удивился, когда оказалось, что Лора проводила возле его кровати часы, пока он лежал без сознания. Она помогала Эрин менять повязки, давать лекарства и даже попыталась побрить его, оставив на щеке небольшой шрам на память. Чужая забота была неожиданной и очень приятной, отзывавшейся теплом глубоко внутри. Давно кто-то другой не думал о нём. Не потому, что он был важным членом отряда, не по долгу службы, а просто так.       Время, проведённое в убежище, Марк вспоминал с особым чувством. Это время было совсем недолгим, но за эти дни он открыл для себя Лору с совершенно иной стороны. Она была… удивительной. Восхитительной. Самой смелой и отчаянной на свете. Марк знал, что она была намного храбрее него, но порой не мог провести границу между её храбростью и безрассудством. Казалось, что собственная жизнь Лору совсем не интересовала, и Марк изо всех сил старался изменить это. Он не хотел даже думать о том, что, едва встретив, он мог её потерять.       А затем им снова пришлось бежать. Терминаторы нашли их, и лишь чудом им удалось спастись. Они едва не потеряли Патрика, но всё обошлось.       Новое место. Новые люди. Новые порядки. Командир Бэрон цепкими руками держала своих людей в подчинении, муштруя и заставляя отрабатывать каждый кусок хлеба. Зачастую приходилось трудиться по восемнадцать часов, и к концу дня Марк просто валился от усталости. Он не привык жаловаться, но из-за ранения его поставили выполнять самую унылую работу, от которой хотелось выть. Он ловил крыс на ужин, помогал с уборкой и всё время прислушивался: не доносится ли тяжёлая поступь машин. За столько лет он так и не привык к ней, каждый раз при звуке шагов роботов снова превращаясь в маленького перепуганного ребёнка, который старается не дышать, чтобы не выдать себя. Он не говорил никому, что до сих пор иногда просыпался по ночам, слышал возле уха этот отвратительный, пробирающий до мурашек звук и не мог сразу понять, где реальность, а где — остатки кошмара.       Только с Лорой он мог поговорить об этом. Она его понимала и никогда не смеялась над его слабостями. Ей тоже было непросто на новом месте, но она предпочитала молчать. Связываться с Бэрон никому не хотелось, к тому же, они понимали, что всё, что они делали, было на благо остальных. В одиночку никому не выжить.       Но когда послышались слухи об инфильтраторе, самой совершенной машине, что способна маскироваться под человека, атмосфера в убежище, и без того бывшая не самой тёплой, начала накаляться. Люди стали коситься друг на друга, подозревать своего соседа, напряжение витало в воздухе. Каждый думал, что его могут окружать враги, ждущие лишь удобного момента, чтобы напасть. Исчезло доверие, и скоро появились ночные патрули, призванные сторожить сон уставших за день людей. Но никто не мог гарантировать, что эти самые сторожи не являлись терминаторами. После пары дней, проведённых таким образом, Марк понял, что пора уходить. Он до этого хотел вступить в Сопротивление, чтобы выразить благодарность Джейкобу и оказать посильную помощь человечеству, но теперь решение это откладывалось на неопределённый срок. Марк хотел лишь одного — уверенности, что ночью его не убьёт замаскированный терминатор, и безопасности для Лоры. В ней он был уверен, и кроме неё ему никто был не нужен. Об остальном они могли подумать и позже.       Они ушли ещё через день. Райан был заметно разочарован, но Марк ничего не мог ему ответить. Он не считал себя трусом, который позорно удирает в тяжёлый час — в конце концов, убежище покинули многие, помимо него. Он не хотел ждать часа, когда построенное упорным трудом рухнет, лопнув как огромный мыльный пузырь. И он знал, что война никуда не денется, будет ли он здесь или где-то далеко. Он просто хотел полагаться на себя, а не кого-то другого, кому он больше не мог доверять.       Когда много времени спустя он узнал о катастрофе в убежище, то не был рад, что ушёл вовремя. Всё, о чём он мог тогда думать — смог ли спастись хоть кто-то. Он порывался вернуться, но быстро понял всю тщетность этой попытки. Он находился слишком далеко, чтобы успеть помочь, а трупы… им уже ничего не было нужно. Он лишь пообещал себе, что постарается найти выживших после войны, если она когда-нибудь закончится.       Марк так и не вступил в Сопротивление. Но он и без того мог убивать железных ублюдков и делал это даже отлично. Он никогда не умел превосходно стрелять, но сейчас для этого рядом с ним была Лора. Она и винтовка, казалось, составляли единое целое, и иногда Марк не мог оторвать взгляда, невольно любуясь тем, как изящно она обращалась с оружием. Конечно, только тогда, когда им не угрожала опасность. Сам же он, будучи неплохим инженером, предпочитал пользоваться различными хитроумными устройствами и гранатами, создавая для тупых жестянок смертельные ловушки. Они уничтожали тварей так успешно, что их даже пригласили вступить в Сопротивление сражавшиеся с ними вместе солдаты. Но Марк решительно отказался: он был одиночкой и окончательно понял, что в этом его преимущество. Только теперь ему, всё же, был нужен один человек рядом.       Они не говорили о любви. Марк не считал нужным, да и не умел он говорить на такие темы. Отвык. Лора же ничего от него не требовала. Да и зачем нужны слова, когда каждое утро он просыпался, чувствуя тепло её тела под боком и видя её сонное лицо с падающей на глаза тёмной прядкой? Когда целовал её, чувствуя на губах горький привкус пороха и грязи и глупо улыбаясь от осознания, что целуются они среди разодранных останков терминаторов? Когда смотрел на неё, но не мог наглядеться, стараясь впитать каждой своей клеточкой, словно это могло быть последним, что он видел в своей жизни?       Он любил её, а она — его, и это было самым важным. Марк никогда не думал, что найдёт самое прекрасное в своей жизни среди боли, крови, грязи и смерти. Словно цветок, выросший среди войны, красивый, неожиданный, внешне хрупкий, но обладающий шипами, которые могли разодрать руку, если неосторожно прикоснуться.       Он мог потерять её много раз. Когда она старалась проскользнуть мимо очередной машины, но неловко задела её рукой — тогда ему пришлось истратить весь свой боезапас, чтобы отвлечь внимание на себя. Когда она чудом успела уклониться от гранаты и спрятаться за стеной — он до сих пор видел возможное развитие этой сцены в кошмарах. Когда у неё кончились патроны, и ей пришлось убегать от преследующего её терминатора. Но каждый раз им везло. Они не были людьми со сверхспособностями и не обладали каким-то особым оружием. Они не совершали подвигов и не запомнились как герои войны. Они просто старались делать максимум и при этом выжить.       Марк ненавидел войну. Она была рядом с самого его рождения, но теперь наконец в его жизни появилось что-то ещё.       Когда стоявший перед ними терминатор, за которым они наблюдали в засаде, вдруг затрещал внутри, посыпался искрами и грузно упал на землю, Марк не понял, что произошло. Когда то же самое произошло с другими машинами, он продолжал не верить в мысль, что упорно билась в голове. Но когда он убедился, что из строя выходили терминаторы по всей стране, то осознал с невероятной чёткостью факт, в который боялся поверить. На что перестал надеяться уже очень давно.       Война закончилась.       По-настоящему.       Он не помнил, что случилось после. Вроде бы, он просто стоял и смотрел в небо, тёмное, полное дыма и гари, но пустое. Абсолютно пустое. Без дронов, летающих машин и снарядов. Пустое. Таким он не видел его даже в детстве.       Вроде бы, он глупо улыбался. Вроде бы, чувствовал, как по его щекам катятся слёзы. Вроде бы, Лора подошла к нему сзади и обняла крепко-крепко, до боли, но боль эта была самым приятным, что он мог почувствовать в тот момент.       Вроде бы, он был по-настоящему, всепоглощающе счастлив.       Привыкать к мирной жизни было непросто. Очень долго Марку мерещились звуки сирен и выстрелов, и он, вздрагивая, тянул руки к оружию, которого у него больше не было. Тогда Лора мягко клала руки ему на плечи, заглядывала в глаза, проводила ладонями по волосам, и становилось легче. Очень долго Лора просыпалась ночью с криком и утыкалась в грудь Марку, плача, пока он гладил её по голове и шептал, что это всего лишь сон и что они вернулись. Очень долго они боялись громких звуков, доносящихся с улицы, которые могли значить, что машины снова здесь.       Возможно, эти и другие «очень долго» останутся с ними на всю жизнь. Но они вернулись. И это было самым главным.       Когда они более-менее обосновались на новом месте, Марк тут же отправился искать Джейкоба, который стал самым настоящим героем. Человек, поспособствовавший окончанию войны… он заслуживал званий, которыми его тут же наградили. Не Джон Коннор, но тоже любимец Америки. Добраться до него было непросто, герой страны предпочёл скрыться сразу после победы над терминаторами, но у Марка были связи в Сопротивлении, которые он обрёл за время совместных сражений.       Он нашёл его. Вместе с Дженнифер и Патриком, которые тоже сумели сбежать. Джейкоб не ожидал увидеть когда-то спасённого им человека, но был очень рад встрече. Они обнялись, Марк поблагодарил Риверса за всё то, что он сделал для него и для Лоры, после чего Дженнифер пригласила Марка на ужин.       Сидя за столом рядом с ней, Джейкобом и весело разговаривающим о своём новом доме Патриком, Марк неожиданно почувствовал себя на своём месте. Чужим в этой конкретной семье, но готовым создать семью собственную. Он знал, что война никуда не уйдёт, но тогда, смотря на троих обретших друг друга людей, он в который раз подумал, что есть вещи намного сильнее, чем приобретённые травмы и страхи. Что пока рядом есть другой человек, можно пережить если не всё, то многое.       Когда он вернулся домой, Лора уже спала. Он осторожно залез в кровать, стараясь не разбудить, но она всё же проснулась. Её короткие волосы разлохматились и смешно торчали во все стороны. На ней была его футболка, слишком большая для неё, но Марк любил, как Лора выглядит в ней. Она казалась обманчиво хрупкой, и хотелось прижать её к себе и никогда не отпускать.       Неожиданно Марк подумал, что, наверное, он становился романтиком. Неизбежный бонус, когда рядом находилась самая прекрасная девушка в мире.       — Завтра наши соседи собирались устроить барбекю… мы пойдём?       — Не знаю, — искренне ответил Марк. Их соседями была милая пожилая пара. Они обрели друг друга во время войны после того, как каждый из них потерял супруга, и с тех пор не расставались. Марк находил это очень романтичным… чёрт, он действительно становился слишком сентиментальным.       — Они очень классные, но…       — Мы побудем дома.       — Да. Ты самый лучший.       Лора поцеловала Марка и улыбнулась. Они слишком изголодались по обычной жизни и пока не хотели куда-либо выходить. Каждый справлялся с изменившимся миропорядком по-своему. Кто-то активно делал ремонт, кто-то, как их соседи, устраивал барбекю и изо всех старался вернуть всё, как было до войны. А кто-то, как Марк и Лора, наслаждались обществом друг друга. И никто им был не нужен.       — Но в следующие выходные обязательно пойдём. Я хочу приготовить что-то сногсшибательное, что все будут долго помнить.       — Обязательно.       — А пока у меня совсем другие планы… я, вообще-то, соскучилась.       Она снова улыбнулась, а затем прижалась лицом к груди Марка и задумчиво провела пальцами по шраму на его руке. Оставил один из терминаторов, когда Марк неосторожно вступил с ним в более близкий контакт, чем хотелось.       — У нас же всё будет хорошо?       — Будет.       — Ты обещаешь?       — Обещаю.       — Тогда я тебе верю.       Он поцеловал её, стараясь отвлечь от неприятных мыслей. Всё не могло быть хорошо, но, смотря в тёмные глаза Лоры, Марк хотел наивно верить хотя бы на секунду, что это всё-таки было возможно. Если он не мог обещать этого для себя, то он мог обещать для неё, потому что это самое немногое, что он мог для неё сделать. Обещать — и изо всех сил стараться, чтобы так было на самом деле.       Возможно, в их жизни ещё было место множеству плохих, грустных, неприятных, выводящих из себя вещей, но пока они были друг у друга, они могли справиться со всем. Он любил её, а она — его, война закончилась, и важнее этого не было ничего.