Проблема

      Геральт, на самом деле, перепробовал всё. Буквально всё. За кое-какими советами он даже ходил к Йен, — вы только представьте, сколько стресса он переживал при встрече с ней и всё ради этого мальчишки! — каждый раз нацепляя самую равнодушную маску из всех, стараясь не выдавать своего лёгкого смущения. Диво-то какое — ведьмак и стесняется простых вопросов о сексе! Но Йен сама каждый раз улыбалась так хитро-хитро, что чувствовать комфорт было невозможно.       Геральт пробовал и нежно, и грубо, и стоя, и сидя. В последний раз он предложил обмен ролями, на что Лютик удивлённо вскинул брови.       — Хочется почувствовать себя слабым, а, Мясник? — спросил он тогда в ответ, крутя в руках измученную походами лютню.       — Нет же, — ответил Геральт, который уже был на грани отчаяния. — Ты все время в постели молчишь! Ни единого слова или стона, Лютик!       Лютик оторвался от нежных струн. Он одновременно был в замешательстве и в лёгком испуге. Это правда — стонать в постели он не привык. Всё дело в том, что зачастую он раскладывал замужних дам где-нибудь прямо через стены от их мужей, так что издавать звуки в такие моменты было бы очевидным просчетом. Но это не единственная причина его упорного молчания.       Лютик выдохнул как-то совсем обречённо, начиная вновь перебирать струны, подбирая нужные ноты. Они должны были быть сильными — для новой баллады о великом Геральте из Ривии, но его пальцы сами создавали тревожную мелодию, будто на зло хозяину выдавая его. Он отложил несчастную лютню на полуразваленный стул.       — Присядь-ка, Геральт, — Лютик, не дожидаясь ответа, положил руки на чужие плечи, слегка надавливая, чтобы ведьмак сел на мягкую перину, и тут же переместил слегка вспотевшие ладони на его щеки. — Слушай… Я не хотел говорить, потому что не знал, как ты к этому отнесешься… Отношения отношениями, — боже, он сказал это слово, — но всем моим прошлым пассиям это не очень нравилось…       — Лю-ютик, — грозно протянул Геральт, поторапливая барда, который все пытался подобрать нужные слова. — Быстрее к делу.       — Да-да, — Он вздохнул, — не пойми неправильно, мне очень, хах, о-о-очень нравится наш секс, но…       Глубокий вдох. Глубокий выдох.       — Больше всего меня возбуждает кровь.       Лютик испуганно прикрыл глаза, не зная чего ожидать после своего признания. Ему действительно нравился Геральт, — во всех аспектах, — но, ох, чёрт, ещё в юношестве он пристрастился к лёгким играм с острыми предметами. Не так сильно, чтобы оставались шрамы, но достаточно сильно, чтобы могла идти кровь.       — И это всё? — спросил удивлённый Геральт спустя минуту молчания. — То есть я тут изворачивался… — Он накрыл ладони Лютика своими, — ходил к ведьме, — Отнял их от своих щёк, — предложил себя снизу, — И, наконец, резко поменял их местами, наваливаясь на спину Лютика сверху; кровать жалобно скрипнула. Геральт подумал, что их ложе обычно издаёт куда больше звуков, чем сам Лютик — даже трава (ну да, приходилось иногда заниматься непристойностями и на траве, такова уж участь ведьмака и его барда). — А всё, что тебе нужно было — чуть больше крови?       Это он уже прошипел ему в ухо.       — Я не мог знать, что ты на это ответишь, — проскулил Лютик, приглушенный тканью простыни.       Геральт нетерпеливо провел левой рукой по его пояснице, всё ещё удерживая руки в захвате. У ведьмака всегда должно быть оружие — от самого большого до самого маленького, даже если последнее может казаться слишком бесполезным. Что ж, пришёл черёд и его маленького — размером этот нож едва ли достигал геральтовой ладони — оружия, судя по всему. Оно всегда хранились где-то, где его проще всего достать.       Для начала, Геральт острием повёл по выстиранной недавно рубахе, распарывая её ткань и оголяя тёплую кожу, которая мгновенно покрылась крупными мурашками.       — Ну она же новая, черт возьми! — Вопреки возмущённому крику, лёгкий полустон сорвался с губ Лютика, стоило ему только ощутить кончик ножа. Это не был даже порез, но, ох-х, как же он давно позабыл, что есть для него истинное наслаждение! — Гер-р-ральт!..       Ведьмак сильнее прижал его к кровати, срывая испорченную одёжку. Слышать своё имя в таком тоне… Геральт не мог передать вспыхнувшее чувство никакими словами — это чувство связалось в тугой ком где-то в паху, посылая по телу множество колких всполыхов, как от настоящего пламени.       Лютик вновь тихонько проскулил, как не скулил никогда, и это заставило Геральта удовлетворённо выдохнуть ему в шею. Остриё ножа вновь совсем невесомо прошлось по лопаткам барда, раззадоривая, заставляя желать большего и выть от нетерпения.       — Ге-е-еральт!       Удовлетворённый новым стоном, Геральт все же надавил лезвием на кожу и провел так пару сантиметров. Выступили первые капельки крови, собираясь более крупными частицами, чтобы после покатиться с неглубокого пореза к низу. Лютик протянул тягучее «о-о-ох!», когда Геральт языком повёл по новоявленному порезу, стараясь обходить катившуюся кровь. Он отстранился от бардова тела, освобождая от крепкой хватки чужие запястья. Лютик без лишних вопросов развернулся к нему лицом, попутно стягивая дрожащими руками оставшуюся одежду. Он потянулся к Геральту за поцелуем, но тот только растянул губы в лёгкой, но очень уж хитрой ухмылке; так делать не умела даже Йениффер.       — Не сейчас, — прошептал он в миллиметре от мягкой розовой кожицы, которой безумно хотелось коснуться, но сейчас Геральт не мог позволить себе (и Лютику) столько сладостного наслаждения. — Это будет моя месть за твоё молчание.       — Гера-а-а-альт…       Ведьмак до этого и представить себе не мог, что его имя можно выстанывать со столь разнообразными выражениями лица. Он наклонился к скату шеи, переходящей в плечо, и коснулся её языком, пока Лютик все ещё судорожно пытался полностью раздеть себя сам. Геральт беззлобно усмехнулся, когда бард неловко плюхнулся на кровать, запутавшись в белье.       Он опустился на колени, помогая стащить тонкую ткань. Выцеловывая изящные икры, Геральт осторожно вёл лезвием по внешней стороне бедра, контролируя силу, с которой давил, чтобы не причинять слишком много вреда Лютику. Хозяин таверны будет в ярости, когда обнаружит перепачканные кровью простыни. Как ни странно, мысли об этом раззадоривали все больше.       Пока дорожкой поцелуев он добрался до возбужденного члена Лютика, лезвие шло вниз, к сгибу колена.       Лютика подбросило на кровати, нож немного ускользнул из рук Геральта из-за этого неосторожного движения, резко выворачивая порез. Лютик лишь громче простонал.       — Иисусе, Геральт, не останавливайся, я умру, если ты прекратишь это, охм-м-м-м!       Геральт отложил нож на пол, чтобы освободить обе руки. Он взял в рот эрегированный член, кладя ладони на бедра Лютика, левой рукой тут же чувствуя, как совсем ещё тёплая кровь растекается по коже, словно сладкий мёд.       Лютик попытался толкнуться в горло, но эта попытка была жёстко пресечена крепкой хваткой Геральта. Месть, мой дорогой бард, читалось в янтарных глазах, помни про мою месть.       Он нарочито медленно вёл языком по стволу, чувствуя каждую пульсирующую венку. Лютик медленно положил свои руки на чужую голову, вплетая пальцы в белоснежные волосы, которые так и хотелось оттянуть посильнее, однако сегодня он явно был ограничен. Максимум, что ему было дозволено, судя по всему, — стонать и получать удовольствие. Что ж, раз его ведьмак того желает… Лютик откинулся на постель, позволяя стонам срываться из уст, пока Геральт пропускал его член в тёплое узкое горло.       Грань между реальным миром и их комнатой стёрлась, Лютик действительно позабыл, что по ту сторону стен и потолка находились другие постоялицы, а уж учитывая их толщину, вероятно, даже прохожие могли слышать, как томно умеет Лютик выпрашивать Геральта о большем. Он также чувствовал кровь, которая засохла на его ноге, и это доставляло ему райское наслаждение, которое можно познать лишь в аду.       — Геральт, я сейчас!..       Но Геральт, несмотря на все предыдущие мольбы барда, выпустил член изо рта, сдерживая его у основания. У Лютика на глазах выступили слёзы, вырываясь вместе с новыми стонами.       Геральт отошёл в ванную, не жалея Лютика и оставляя его в одиночестве извиваться на постели. Нужный флакончик нашёл быстро — никто из них и не пытался его запрятать, зная, что зачастую они оскверняют каждую койку, на которой останавливаются.       Бард, тем временем, закусил свои пальцы зубами, пронзая мягкую кожу клыками, зализывая новоявленную рану.       — Геральт… — Его взгляд был туманным, будто разумом Лютик очутился в совсем другом месте. Такого эффекта ещё не было ни разу, сколько бы они не спали вместе. Геральт резко втянул воздух носом, чувствуя определённый дискомфорт из-за одежды, натиравшей его вставший член.       Сейчас не время, говорил ему разум, ещё немного, доведи его до окончательного исступления…Такими темпами сам ведьмак сойдёт с ума…       — П-пожалуйста, Геральт!       И как у Лютика это только получалось? Каждый раз он произносил его имя по-особенному, и каждый раз заставлял дыхание спереться от разрывающегося кома в самом паху.       Геральт снова присел на корточки у разведенных ног, кладя одну руку на икру, а второй распахивая флакончик и смазывая тугой вход. Масла он не жалел, выливая так, чтобы Лютик уж точно не чувствовал никакой боли.       Когда его язык коснулся сжатого отверстия, Лютик начал терзать уже свои губы, срывая зубами тонкий бесцветный слой кожи. Кровь не шла, но боль, разносившаяся по всему телу, приводила в чувства, не давая вырубиться от переизбытка чувств.       Влажный язык продолжал ввинчиваться внутрь, оглаживая нежные стенки, плутая внутри. Прелюдии никогда не были любимой частью Лютика, потому что без крови это казалось скучным, слишком ненужным и не доставляющим так много удовольствия, как основной процесс, но Геральт, этот чёртов ведьмак, в который раз перевернул мир Лютика. Он заново полюбил эту прекрасную игру, предзнаменующую куда большее.       Когда Геральт отстранился, бард уже не мог ясно мыслить, чтобы произносить что-то более длинное, чем «ах, Геральт!» или стонать, но этого определённо было достаточно.       Нож снова оказался в руках Геральта. Ведьмак поднялся с колен, чтобы нависнуть над полубессознательным Лютиком и начать острием выводить на поросшей тёмными волосками груди слова. Он все ещё не пытался резать слишком глубоко, но делал это ощутимо; так, чтобы бард сорвал свой прекрасный голос, так, чтобы все в этом доме знали, чем они тут занимаются.       — Что ты дел-лаешь? — спросил Лютик, когда, наконец, понял, что Геральт выводит вполне себе имеющие смысл слова, а не беспорядочные узоры.       Его тёмная чёлка взмокла от пота, прилипая ко лбу, глаза приобрели ещё больший шальной блеск, а губы распухли и безо всяких поцелуев, будто Геральт одним своим присутствием мог заставить Лютика сходить с ума. Геральт прикрыл глаза, стараясь не сорваться, хоть, ох, как хотелось коснуться этих губ и провести языком по чужому нёбу, вызывая больше и больше стонов. Как же хотелось ощутить эту вибрацию…       — Увидишь.       Геральт вернулся к своему делу, разрывая лезвием кожу барда до крови. Слова были немного рваными и слишком грубыми, но они должны зажить недели через две-три, не оставляя за собой никаких следов; тогда можно будет сделать так ещё, а потом ещё и ещё, чтобы все всегда знали, кому принадлежало тело, душа и голос Лютика.       Кровь не заставила себя ждать, выступая уже намного более крупными каплями. В местах, где порезы были слишком слабыми, она быстро свёртывалась, не успевая начать собираться вместе. Однако другие же капли скатывались вместе и текли вниз, к торсу.       Стони, мой Юлиан.       Фраза не была особо большой и не занимала много места, но кожа вокруг покраснела и припухла, прямо как та, где был длинный, срывающийся к колену, порез.       Геральт шумно выдохнул через нос, его грудная клетка, казалось, осела слишком низко. Ведьмак торопился стянуть свои штаны и освободить всё, что было сдавлено, будто тяжёлыми тисками.       Подхватывая Лютика под бедра, Геральт одним слитым движением вошёл внутрь, пока сам Лютик размазывал свою же кровь по телу. Он потянул перемазанные пальцы в рот, ощущая этот кисло-солёный привкус, как если в рот взять меч.       Геральт специально двигался адски медленно, выбивая из барда как можно больше просьб, пытаясь насладиться его голосом в постели. Его член все попадал по маленькому бугорку нервов, заставляя Лютика закатывать глаза, а Геральта рычать все больше. Он наклонился к Лютику, стирая пространство между ними, разделяя одну кровь. Наконец, он начал наращивать темп.       Смазанная фраза точно отпечаталась на его теле и осознание этого факта очень заводило.       В последние секунды перед тем, как оба кончили, Геральт переплетает пальцы их рук и накрыл, наконец, манящие так давно губы.       — Юлиан… — прошептал Геральт прямо в поцелуй.

***

      — Это было хорошо, очень хорошо, — сказал Лютик, когда они успели отмыться от его крови, накрыть простыни одеялом так, чтобы пятен не было заметно и сменить испорченную одежду. — У меня даже есть парочка идей о новой…       — Если ты сочинишь об этом балладу, клянусь, в следующий раз я оставлю тебя одного в лесу, — прошипел Геральт.       Лютик показушно надул губы, пытаясь не выдать своей весёлой улыбки.       — Ну и ладно. — Он все же отложил лютню в сторону под злым взглядом Геральта. — Но знаешь что? Я люблю тебя.       Геральт вздохнул, прямо как уставший родитель, но на деле, эти слова нашли отклик в его медленно бьющемся сердце.       — Я тоже. Я тоже…