В Бразилии люди наслаждаются жизнью как ни в одной другой стране.
Морена Баккарин
Шарль без разбору швыряет вещи в лежащую на полу сумку, сопровождая каждое своё движение отборным французским ругательством. Он не рассержен или зол, всё куда серьёзнее. Ярость вперемешку с обидой раскалённым докрасна железом растекается по венам и артериям, и в глазах уже щиплет от неожиданно подступивших слёз, но руки всё ещё чешутся от непреодолимого желания ударить виновника этого ужасного настроения. Стоит только убрать последнюю футболку, как громкой, уверенной автоматной очередью раздаётся стук в дверь. Шарлю даже не надо спрашивать кто там, он прекрасно всё знает, поэтому только вполголоса произносит va tefaire foutre* и запинывает едва застегнувшуюся сумку под кровать. Он стоит посреди гостиничного номера, уперев руки в бока, и пытается не слушать непрекращающийся артобстрел. В конце концов, спустя минуты или, может, это были целые часы, кажется, что от стука лопаются перепонки, и Леклер в несколько шагов преодолевает расстояние до двери, и распахивает её. На пороге ожидаемо стоит Себастьян, его костяшки красные, почти под цвет рубашки, в некоторых местах кожа ободралась, и выступили микроскопические капельки крови. Он растрёпан и выглядит безумно уставшим, нервно выстукивая пальцами какую-то мелодию на косяке. — Уходи, я не хочу… — Себастьян не даёт договорить, хватая напарника за грудки, грубо вталкивая его глубже в номер. — Убирайся! — Мне наплевать, — он трясёт Шарля так, что его голова несильно, но весьма ощутимо ударяется о стену, — я, например, не хотел сойти, мелкий ты ублюдок. Но кто меня спрашивал? Леклер буквально задыхается от этих слов, от того, насколько это непривычно — слышать холодные, жёсткие, словно отчеканенные слова из уст Себа. Что бы ни случалось на трассе или за её пределами Феттель всегда оставался собой, даже в моменты грубости он был чутким и внимательным, боялся сделать слишком больно, даже если Шарль умолял его об этом. Теперь же он не собирался сдерживаться, и от этого, стыдно признаться, приятно щекотало внизу живота. — Я ничего не сделал, — тихо процеживает монегаск, отцепляя чужие руки со своей футболки, он буквально слышит, как от этих, по сути правдивых слов, у Феттеля закипает кровь, — не надо делать меня виновником собственной ошибки. Он даже не может понять, говорит ли это специально, чтобы взвинтить немца до состояния предела, или потому что на самом деле так чувствует, но это даёт ровно тот эффект, на который и был расчёт. В почти звенящей тишине раздаётся громкий шлепок, после которого на несколько мгновений всё снова затихает, и Шарль держится за обожжённую, гладко выбритую щёку, изо всех сил терпит, чтобы не зашипеть. Себастьян сам с трудом верит, что всё же сделал то, что сделал. Его пальцы немного саднят, и это приятно, но куда приятнее видеть ошарашенный взгляд молодого напарника, сведённые к переносице брови и сжатые в тонкую нитку губы. Себ отводит руку Шарля в сторону, и теперь сам едва ощутимо касается покрасневшей кожи, чувствует её тепло, шумно сглатывает от странных ощущений. Ему это незнакомо, и почему-то так тянет повторить. — Если тебе так легче справиться с грузом поражения, то можешь ударить ещё раз, — в следующее мгновение Леклер уже жалеет о том, что позволил этим словам слететь с языка, потому что Феттель совершенно точно вошёл во вкус. — О, я сделаю всё возможное, чтобы справиться с грузом поражения, можешь даже не сомневаться, — горячий шёпот заставляет Леклера отвлечься от жгучей боли, вновь обдавшей ту же самую щёку. Себастьян крепко прижимает Шарля к стене, наваливаясь на него всем своим весом, выбивая воздух из лёгких, сжимает тазовые кости так, что потом наверняка останутся синяки, и зубами вцепляется в нежную кожу шеи над самыми ключицами. Он долго не отпускает, всё сильнее смыкая укус, ровно до тех пор пока не слышит стон полный боли и вместе с тем просьбы не останавливаться, пока не чувствует, как Шарль бёдрами трётся об него и смущённо отводит взгляд. — Не знал, что ты настолько шлюха, — Себ не может сдержать ехидной усмешки, когда Леклер, красный то ли от пощёчин, то ли от настолько быстро накатившего возбуждения, опускается перед ним на колени, хватается за тяжёлый кожаный ремень и трясущимися руками пытается вытащить его из шлёвок.– Видели бы тебя остальные, думаю, мало кто устоял бы перед желанием попробовать. Шарль с трудом, но всё же справляется с ремнём, быстро расстёгивает пуговицу и молнию, стаскивает джинсы вместе с бельём и завороженно, словно в первый раз смотрит на твёрдый, сочащийся смазкой член своего напарника. Во рту мгновенно пересыхает, дышать становится почти что больно, время словно прекращает свой ход, до тех пор, пока Феттель не хватается за тёмные волосы на затылке Шарля, и не подталкивает его ближе. Он размашисто, нарочито медленно проводит языком по головке, задевает уздечку и слизывает каплю белёсой смазки, отчего пальцы Себастьяна сжимаются крепче, а сам он вздрагивает и тихо шепчет что-то неразборчивое. От немецкого Шарль теряет последние крупицы самообладания, которых и без того оставалось немного, и насаживается так глубоко, как только позволяет его горло. Себ не даёт ему отстраниться, властно удерживая его за локоны, Леклер чувствует, как в уголках глаз скапливаются слёзы. И теперь уже действительно совсем нечем дышать, но это, кажется, волнует только его. Себастьян отталкивает его неожиданно быстро, почти не даёт времени хотя бы на пару мимолётных глотков воздуха и снова проникает в горячий рот младшего товарища, трахает его, не обращая внимания на солёные дорожки на щеках и руки, упёршиеся в его бёдра, чтобы немного сбавить темп. Так продолжается немного, до тех пор, пока перед глазами монегаска не начинают плясать разноцветные звёздочки, тогда хватка на затылке ослабевает, а через ещё одно мгновение пропадает и вовсе. Шарль отстраняется и заходится долгим кашлем, запястьем утирает слёзы и выжидающе смотрит на Феттеля снизу вверх, словно ожидая одобрения. Вместо этого Себ проводит блестящей от слюны головкой по опухшим и обветренным губам Шарля, смотрит на его длинные дрожащие ресницы, большие покрасневшие глаза, затуманенные похотью, и удовлетворённо, но едва заметно улыбается. Леклер податлив, он самозабвенно трётся виском о ладонь Себастьяна, почти что просит, чтобы его почесали за ушком, похвалили, как настоящего хорошего мальчика, но в ответ раздаётся только тишина. Шарль чувствует, как ноет в его собственном паху, как на боксерах медленно расходится тёмное влажное пятно, но стоит ему только прикоснуться к собственным джинсам, как Себастьян больно сжимает руку на его плече, заставляя поморщиться от очередных неприятных ощущений. — Не смей притрагиваться к себе, пока я не разрешу, — он хнычет от этого запрета словно маленький ребёнок, которому не разрешают взять конфетку, которая лежит прямо перед ним. — Интересно, сможешь ли ты дотерпеть или кончишь себе в штаны, как подросток? Всё с той же ехидной полуухмылкой Феттель проводит ногой по промежности Леклера, заставляя его нетерпеливо толкнуться бёдрами вперёд, и громко застонать. — Ты всё же хочешь, чтобы тебя услышали, и к нам присоединились ещё восемнадцать человек? — Шарль утыкается лбом в холодную, золотистую пряжу ремня Себа, и его кожа почти шипит от разницы температур. — Не думаю, что после этого ты сможешь ходить, разговаривать, даже сидеть будет проблематично. Но разве это остановит твоё желание обслужить их всех? — Я хочу только тебя. — Хрипит Шарль в ответ, хотя, на самом деле, ему даже себе стыдно признаться в том, что мысли о подобном возбуждали только сильнее. — Пожалуйста. Себастьян дёргает его наверх за ворот, заставляя быстро подняться на подгибающихся ногах, обхватывает длинными пальцами шею, чувствует, как под подушечками быстро пульсирует венка, не перекрывает кислород, но даёт понять, что контроль над ситуацией принадлежит только ему. Леклер слегка подаётся вперёд, чтобы получить свой выстраданный поцелуй, чувствует, как сжимается его кадык, но Феттель не спешит ответить на этот внезапный чувственный порыв, свободной рукой пробираясь под лёгкую ткань футболки. Он ведёт от пупка вниз, ласкает тонкую кожу внизу живота, вырисовывает какие-то сложные узоры, и слегка надавливает и самыми кончиками пальцев проникает под пояс джинсов Шарля, слышит, как тот может только тяжело дышать, изо всех сил стараясь удержать равновесие и вновь не упасть на колени. — Ты думаешь, я должен поцеловать такую шлюху как ты? — Вопрос немца звучит издевательски, и Шарль крепко зажмуривается и беспрестанно кивает головой, как игрушечная собачка в автомобилях. — Я не слышу, скажи мне. — Да, пожалуйста. Себастьян, умоляю, — Шарль несёт какую-то околесицу, то говорит в полный голос, то едва слышно шепчет и выглядит так, словно вот-вот умрёт, если не получит то, чего так сильно хочет. Только вдоволь наслушавшись мольбы на английском вперемешку с французским, Себ позволяет ему придвинуться ещё ближе, вовлекает его в жёсткий поцелуй, кусает и без того истерзанные губы, вылизывает его рот. Шарль может только принимать эту настойчивость, поддаваться и зажмуриваться каждый раз, когда чувствует на языке металлический привкус. — На кровать. Живо! — Феттель подталкивает путающегося в ногах Леклера, бесцеремонно толкает его на постель и забирается следом, раздевает, буквально вытряхивая из одежды, и старается не касаться обнажённого горячего тела, оставляя это на потом. Он наслаждается прекрасным видом своих трудов, тем, как сильно Шарль хочет прикоснуться к себе, дёргается от малейшего дуновения ветерка из открытого окна, и постоянно зажмуривается, словно вот-вот заплачет. — Как жаль, что только я один вижу, насколько ты красив сейчас. Себастьян начинает цепочку влажных поцелуев на подбородке Шарля, вслед за губами на молочной коже расцветают алые пятна, они спускаются ниже, к груди. Себастьян кончиком языка обводит чувствительный сосок Шарля, зажимает его между зубов, больно прикусывает плоть, и мальчишка под ним извивается с новой силой, мотает головой, мнёт простыни, едва удерживаясь от того чтобы нарушить запрет. Вдоволь наигравшись, Себ спускается ещё ниже, оставляет следы на рёбрах, и останавливается, не доходя до самого главного. Шарль смотрит на него умоляюще, изнывает от недостатка прикосновений, и оттого громко вскрикивает, когда Феттель сжимает его напряжённый член у самого основания и плотным кольцом ведёт рукой вверх. Большим пальцем он проводит по кромке головки, пачкает подушечку в обильном количестве смазки и размазывает её по чувствительной, покрасневшей от ожидания коже. Леклер толкается ему в руку, запрокидывает голову назад, и перед глазами всё расплывается от долгожданного удовольствия, которое, впрочем, длится совсем недолго. Себастьян резко переворачивает его на живот, и Шарль скулит, вновь закусывая губы до крови, когда пахом скользит по слишком грубой хлопковой ткани простыни. Себастьян раздевается сам, скидывает одежду на пол, и замирает, оценивая план дальнейших действий. Леклер призывно крутит задницей, ни на секунду не прекращая скулить, он закусывает кожу на запястьях стараясь отвлечься на эту боль, и Феттель решает ему совсем немного помочь. — Ты же знаешь, что плохих мальчиков нужно наказывать, да? — Не дожидаясь ответа, Себ крепко шлёпает Шарля по ягодице, отчего тот буквально подпрыгивает, и то ли стонет, то ли кричит что-то в жёсткий матрац. А потом заглаживает мгновенно раскрасневшийся участок тела, целует в загривок, утыкается носом в мокрые от пота волосы, и снова чередует кнут с пряником до тех пор, пока Шарль не просит его остановиться. — Я больше не могу, Себастьян, пожалуйста! — Что «пожалуйста»? — Феттель хватает Шарля за длинные пряди на затылке и тянет, заставляя приподняться на коленях и локтях, коленом раздвигая его ноги ещё шире, оглаживает поясницу, скользит пальцами по влажному позвоночнику. — Ты что-то хотел сказать? — Пожалуйста, возьми меня, — он говорит это слишком громко, настолько, что в соседних номерах могут услышать, но им обоим абсолютно наплевать на это. Себ подтягивает Шарля к себе, заставляя его стоять на одних коленях, трётся о его спину, и кладёт пальцы в приоткрытый рот, прекрасно давая понять, что нужно сделать. Леклер обводит их языком, добротно смачивая слюной, так, что тоненькая паутинка тянется за рукой Себастьяна, даже когда он, удовлетворённый результатом, толкает напарника обратно на локти. Они оба понимают, что этого катастрофически мало, и, скорее всего, Шарлю будет мучительно больно, но никто даже не заикается о том, чтобы достать смазку из сумки. Даже мысль об этом не проскакивает на границах сознания, Леклер слишком долго ждал подобного момента, а Себастьян всё ещё слишком зол, чтобы думать об этом. Они оба слишком долго не позволяли себе делать то, чего хотелось на самом деле, и теперь пришла пора расплачиваться за эту сдержанность. Он начинает с одного пальца, хотя обоим кажется, что и этого слишком много, даёт Леклеру немного времени чтобы привыкнуть, а затем добавляет второй, начинает медленно двигаться, растягивая тугую дырку. Слюны много, но её совершенно точно не хватает, и Шарль шипит, утыкаясь лицом в кровать, но повинуясь какому-то блядскому душевному порыву, всё равно подмахивает бёдрами, насаживаясь ещё глубже. С губ слетают только сдавленные хрипы, и всё тело буквально горит огнём, новыми очагами вспыхивая в местах прикосновений. Свободной рукой Себ обнимает Шарля, обхватывает ладонью его член, чтобы хоть немного отвлечь от болезненных ощущений. От смешения двух совершенно противоположных чувств его ведёт, и вся Вселенная схлопывается до размеров этой маленькой комнатки.Он взвизгивает как побитый щенок, когда пальцы Себастьяна проезжаются по простате, вскидывает задницу ещё выше и понимает, что не продержится долго. — Я готов, — он тихо, насколько хватает сил, простанывает, когда боль становится чуть менее оглушающей, и оборачивается назад, вылавливая такой же расфокусированный, как и его собственный взгляд голубых глаз. Себастьян сомневается, он прекрасно понимает, что не стоит идти на поводу у нетерпеливого мальчишки, но Шарль подначивает его. — Ну же, не тяни! — Удивительно, как сильно ты этого хочешь, раз готов терпеть, — Феттель ухмыляется, вытаскивая пальцы из Шарля, и тот стонет, ощущая холодную, неприятную пустоту. — Hure*! Себастьян обильно сплёвывает на почти не растянутый вход, и размазывает слюну головкой, подтягивая Шарля за бедро, ещё ближе. Леклер может только жадно хватать ртом воздух, до боли в суставах сжимать смятую простыню, когда Себастьян медленно, но очень настойчиво входит на всю длину. От его глубокого, пронзительного голоса по спине бегут мурашки, и Шарлю кажется, что он вот-вот кончит на очередном fotze*. Стоит только Себу начать двигаться, как из глаз Шарля начинают сыпаться искры вперемешку со слезами. Кажется, он в очередной раз переоценил свои возможности и вновь вынужден расплачиваться за это. На этот раз собственным телом. – Блять, насколько же ты тугой. — Себастьян утирает испарину и поправляет волосы, упавшие на лоб, он не в силах справиться с устрашающим желанием отвесить ещё один крепкий, звонкий шлепок по всё ещё горящей ягодице. И Леклер вскрикивает, сжимается вокруг него ещё уже, и Себастьян едва не придавливает его всем своим весом к кровати, но во время успевает подставить руку и теперь прижимается к блестящей от влаги, солёной спине. Он покрывает сильную шею поцелуями-укусами, а потом скользит по коже языком, зализывает впадинки собственных зубов, не извиняясь, скорее, дразня. И через секунду любуется тем, как расцветают яркие багровые и фиолетовые следы, которые уже завтра придётся стыдливо прятать за воротом одежды. Феттель не может сдержаться, оставляет всё новые и новые метки, поднимает их до самой мочки уха. — Я больше не могу, Себастьян, — ноги Шарля мелко трясутся, и локти подгибаются, так что приходится подхватить мальчишку под грудью, из последних сил держать, чтобы он не завалился на постель. — Можно? — Не сейчас. — Слова звучат для Шарля приговором, и он боится, что расплачется от переизбытка чувств, эмоций, от того, насколько это неожиданно приятно, это в сотню раз превышает все ожидания, это, в очередной раз стыдно признаться, в десяток раз приятнее, чем шампанское, стекающее по волосам за ворот костюма. — Я хочу видеть тебя. Шарль разочарованно стонет, когда Себастьян вновь оставляет его болезненно пустым, он легко поддаётся и переворачивается на спину, чувствует, как он слизывает с его опухших губ кровь, снова целует, но на этот раз намного мягче, почти не цепляется зубами, почти нежно. Леклер двигает бёдрами, ноющим членом трётся о тазовые кости Себа, пытается как можно быстрее достичь и без того скорой разрядки, наплевав на запреты. Но Себастьян не одобряет этого, отстраняется, нависает так, чтобы не касаться, и снова входит, теперь намного быстрее, не даёт времени, чтобы восстановить дыхание и начинает вколачиваться в податливое, разгорячённое тело, извивающееся под ним. Леклер протягивает руку к паху, сходя с ума без прикосновений, но тут же чувствует, как в стальной хватке сжимается запястье, кажется, что ещё чуть-чуть и глухо захрустят кости. Он не видит, только ощущает, потому что веки сомкнуты, больше нет сил смотреть на идеального в своей жестокости и грубости Себастьяна. Словно весь сезон он по крупицам собирал этот образ, и только теперь всё сошлось, встало на свои места. — Какой нетерпеливый, — Феттель не позволяет ему притронуться к себе, но зато делает это сам, несколько размашисто проводит рукой от основания вверх, и его слух ласкают громкие вскрики, сменяющиеся французскими, изящными ругательствами, и он понимает, что Шарль держится из последних сил. — Можно. Себастьян даёт отмашку, и Шарлю нужно совсем немного времени, чтобы, наконец, дойти до пика. Он стонет в плотно сжатые губы, закатывает глаза так, что это почти больно, и пальцы, сжимающие простыню, сводит судорогой, так, что их теперь не разогнуть. Впалый бледный живот пересекают несколько белых полосок, и Шарль обессиленно обмякает на кровати, откидывает голову назад и сбивчиво шепчет что-то неразборчивое — перед глазами встают библейские, блять, картины. От этого вида Себастьян чувствует, как внутри него всё сжимается, он делает ещё несколько сильных толчков, и кончает в напарника, упираясь мокрым лбом в его худое плечо, размазывая сперму между их телами. От усталости он не может удержаться на ногах и наваливается на Шарля, выбивая из того остатки воздуха, гладит его по мокрым спутанным волосам, проводит кончиками пальцев по дрожащим ресницам. Это слишком красиво, будь его воля, Леклер выглядел бы так вечно, неважно, к чему бы это привело, и что бы подумали остальные. — Ты тяжёлый, — Шарль спихивает с себя тело Себастьяна, но тут же подвигается к нему, укладывая голову на грудь, слышит, как быстро бьётся чужое сердце, почти так же быстро, как и его собственное, биение которого он может почувствовать где-то в глотке. — Знаешь, если это единственный способ получить такой результат, то я готов пропустить вперёд даже Ред Булл или Рено, да кого угодно. — Пошёл к чёрту, — вопреки собственным словам Себ обвивает талию Шарля рукой и не глядя целует его куда-то в макушку. — Только попробуй провернуть что-то подобное ещё раз, и я тебя убью. Клянусь. Леклер хочет напомнить, что вообще-то он не виноват, и ему самому было до ужаса обидно за полученный результат, но понимает, что зад ещё слишком болит, а в мышцах чувствуется слабость, и он не готов приступить ко второму раунду, поэтому только недовольно хмыкает и прикрывает глаза. В какой-то момент Себастьян накрывает их смятым одеялом, ещё крепче стискивает Шарля в своих медвежьих объятьях и покрывает его лицо мелкими, лёгкими и почти невесомыми поцелуями, теперь можно позволить себе побыть нежным. Он чувствует, как парнишка под ним довольно улыбается и понимает, что в этот раз точно сделал всё так, как было нужно. — Я тебя люблю, — едва слышно шепчет Шарль и подставляет щёки под россыпь поцелуев, хватает Себастьяна за шею и тянет к себе, чтобы поцеловать в губы. — Ты же знаешь это, да? Он только кивает и закрывает глаза, позволяя себе, наконец, откинуть голову на мягкие подушки. В номере его ждут ещё не собранные вещи, со злости разбитый стакан и наверняка куча пропущенных сообщений и звонков от всех возможных людей. Но всё это, конечно, может подождать, сейчас есть дела куда важнее — признания в любви, мимолётные прикосновения и чёткое осознание того, что это один из лучших моментов в жизни.