Новое Начало

      Наш мир будет прекрасен, – говорила Сайя и сейчас Фуминори видел истину её слов. Реальность вокруг него действительно преображалась и вместо адского пейзажа, целиком и полностью состоящего из пульсирующей плоти и развешенных гирляндами внутренностей, сформированных в некое подобие зданий, он вновь видел город. Такой, каким он был до злосчастной аварии, унёсшей жизни родителей и непоправимо исказившей восприятие несчастного парня. Разрушившей его жизнь и психическое здоровье.       О, как же долго Фуминори вынужден был лицезреть тошнотворные картины, созданные его воспалённым воображением. Как же долго он существовал в изувеченном, больном совершенно-жутком мире, не оставившем ему даже крошечной толики света и надежды. В мире, где всё, абсолютно всё вокруг выглядело, пахло и ощущалось как полусгнившая, сырая плоть. Куда бы ни бросал он свой взгляд, всюду ему открывались кошмарные образы. Улицы, залитые нечистотами тошнотворного, красновато-лилового цвета, стены домов, словно забрызганные кишками и прочим, ещё менее аппетитным содержимым человеческих тел. Предметы интерьера, состоящие из жира и хрящей. И, конечно же, неуклюже-извивавшиеся, омерзительные существа, слепленные из гниющей плоти.       Это не было похоже на кошмарный сон или фантастический фильм ужасов. Нет, это было нечто гораздо более худшее – экзистенция биологического кошмара. Изнанка самой жизни. Искажённое восприятие позволило Фуминори заглянуть вглубь каждой вещи, каждого живого существа и обнаружить там созревающее семя гниения. Росток смерти, начинающий расти в момент рождения. Это откровение сломало некогда преуспевающего студента-медика. Опустошило его, а затем наполнило отчаянием и холодной враждебностью к изуродованному, истошно вопящему от боли миру, населённом кусками источающего дурно пахнущую слизь мяса.       Сознавая, насколько всё вокруг испорчено и извращено Фуминори с трудом сдерживал зревший где-то внутри беззвучный стон. Мертворождённый крик, которому так и не позволил сорваться со своих губ из страха, что кто-нибудь из соседей или случайных прохожих сможет услышать его. Он долго сдерживал ненависть и растущее отвращение. Но теперь с этим кошмаром было покончено!       Окружавшие его здания вновь стали просто зданиями. Не вздымающимися над болотом из слизи и сукровицы деформированными башнями из гниющего мяса, а аккуратными «коробками» из стекла и бетона, которые, к тому же, были украшены оплетающими их стены гигантскими растениями. Подобные стеблям волшебных бобов из старой сказки, они тянулись к заболоченному плотными облаками зимнему небу, расправляя широкие и длинные листья, по размерам сопоставимые с просторными парковочными площадками.       Но самым удивительным в них были цветы. Огромные, словно средних размеров частный дом, и здорово напоминавшие распускающиеся лилии, они озаряли ночную тьму красивейшим, бриллиантовым светом. Красота этих цветов была столь велика, что от одного взгляда на них становится больно. На глаза Фуминори наворачивались слёзы, а сердце щемило от осознания их хрупкой недолговечности – бутоны отцвели за пару минут, а лепестки их опали, уступив место похожим на приплюснутые фасолины плодам.       Поначалу они казались тёмными и тусклыми, но по мере того, как внутреннее сияние становилось всё более интенсивным, превращались в маленькие солнышки. Плотная, поначалу, кожура плодов истончалась, становясь прозрачной, и в какой-то момент лопались, выпуская наружу миллионы спор. Подобные частицам света, они разлетались по ветру, давая жизнь новым цветам. Цикл повторялся, преображая окружающий мир в нечто столько прекрасное, что обычный человек просто не смог бы этого вообразить.       Но Сакисаки Фуминори не был обычным человеком. И прогуливаясь по залитой сиянием древосветных рощ улице, он с восхищением наблюдал за происходящими изменениями, ощущая, как в измученном сердце расцветает горькая, как полынь, радость. Он наконец-то получил то, о чём так долго мечтал – мир, который не заставит его каждую секунду содрогаться от отвращения, вызванного соприкосновением к отвратительным вещам. Где ему не придётся больше дышать гнилостным смрадом вместо свежего воздуха и заставлять себя глотать вонючие помои вместо нормальной еды. А главное – видеть в людях раздувавшиеся мясные туши.       Самым ужасным в его искажённой реальности были именно именно люди, смотревшие на него выпирающими из кровоточащих глазниц шарами и вяло переругивавшиеся друг с друг ом с помощью шипения и рёва. Произнесённые ими слова тонули в нечленораздельных звуках, а потому о содержании сказанного Фуминори оставалось лишь догадываться, вглядываясь в источающие гной и покрытые червеобразными щупальцами лица жутких созданий. Но всё это было уже позади. Дурной сон, от которого юноша так долго не мог очнуться, закончился, и вокруг вновь были нормальные люди. Нормальные, с его искажённой точки зрения, конечно.       Фуминори понимал, что где-то там, в не имевшей к нему никакого отношения реальности, эти несчастные кричали от боли и ужаса. Ведь ведь их мир превращался в чудовищное место, которое нельзя было назвать иначе, чем адом, а сами они мутировали в уродливых монстров. Их тела скручивались и деформировались в новые, не имеющие ничего человеческого формы. Но сколько бы они не противились изменение, спровоцированное Сайей, было неизбежно как восход солнца, и не было на Земле человека, способного противиться перерождению. Они были облагодетельствованы и получили шанс обрести новое начало в обновлённом мире.       Мире без Сайи. Мысль о ней пронзила Фуминори словно осколок стекла, вонзившийся в изодранное болью сердце. Сайя... его Сайя. Хрупкая девчушка, что явилась ему в момент чернейшего отчаяния, когда он остался один в исковерканном, больном мире и готовился совершить самоубийство, дабы избежать неизбежного соскальзывания в бездну безумия. Подобно спустившемуся с небес ангелу она наполнила его жизнь надеждой и красотой. Именно Сайя была его спасительницей и любовью всей жизни. Без неё Фуминори больше не мыслил себя и не хотел жить в мире, где не было Сайи, пусть тот и сделался невыразимо-прекрасным. Как Рай.       Раньше Фуминори часто жаловался ей, говоря что не хочет видеть ужас искажённого мира и отдал бы всё, что угодно, только бы не вдыхать его тошнотворных запахов и не слушать омерзительных звуков, способных даже самого спокойного человека превратить в параноика. Но сейчас готов был вновь окунуться в этот гротескный кошмар, чтобы вновь услышать её чистый, как перезвон серебряного колокольчика голос, коснуться маленькой хрупкой руки и хоть на секунду вдохнуть цветочный запах, исходивший от её длинных волос. Пусть даже для этого ему вновь пришлось бы давиться вызывающей отвращение, зловонной пищей и старательно подавлять отвращение при виде монстров. Всё, что угодно, лишь бы Сайя была рядом и дарила ему искреннюю и безусловную любовь.       Но её не было. Она исчезла, растворилась в облаке сияющих спор, разлетевшихся по ночному небу рекой света. А вместе с ней исчез и тот изорванный, изувеченный, больной мир, который Фуминори так сильно ненавидел. Теперь его окружал райский сад и всюду, куда бы ни устремлял юноша свой взор, его глаза видели Райский Сад. Он шёл по улице, которая словно расцветала вокруг него. Из-под асфальта пробивалась сочная трава, а среди её шелковистых, покачивающихся на ветру стеблей распускались призрачно светившиеся бутоны неведомых, похожих на кувшинки цветов. Их белые, чуть вытянутые лепестки походили на пальцы, протянутые к светящемуся небу в отчаянной мольбе. И Фуминори, безмолвно вторил ей, прося всех известных ему богов вернуть Сайю.       Юноше не было дела до окружавшей его красоты.Он хотел лишь чтобы любимая снова была рядом. Но, к сожалению это было невозможно – Сайя пожертвовала своей жизнью, чтобы дать любимому то, чем он так отчаянно хотел. Чтобы исполнить его мечту она отдала всю себя без остатка и даже её хрупкое тельце, рассыпалось на руках рыдающего от горя Фуминори. И не важно, умерла ли она или перешла на новый уровень существования, сливший с буйством той жизни, которую создали рождённые из её тела споры – для него это не имело никакого значения. Ведь Сакисаки знал главное – Сайя больше не было с ним. Он остался один. Навсегда.       Тяжесть этой мысли обрушилась на плечи несчастного непосильным грузом и сколько бы он ни старался он так и не нашёл в себе сил примириться с ней. Без Сайи всё это не имело смысла. Его жизнь не имела смысла. Фуминори чувствовал себя пустым. Как будто это не она, а он отдал все силы ради перерождения мира. Мира, который потерял для него всякую привлекательность в тот самый миг, когда его любимая сделала свой последний вздох. Теперь он стоял посреди светящихся садов, наполненных цветочным благоуханием, и прикидывал, каким способом оборвёт свою жизнь. Будь у него в руках топор Фуминори, не задумываясь, воспользовался бы им, но орудие убийство осталось лежать в заброшенном лагере, а вокруг как назло не наблюдалось ничего подходящего.       Тяжело вздохнув, юноша направился в сторону ближайшего здания, решив подняться повыше и прыгнуть вниз. Сайя исчезла, а без неё ему здесь нечего было делать. Сам факт их вечной разлуки превращал его вдох в мучительную пытку и Фуминори мог думать лишь о том, чтобы покончить с этим как можно скорее. Боль, рвавшая в куски его душу была столь сильна, что он едва сдерживался, чтобы не закричать в голос. Сдерживался, потому что понимал, если сейчас закричит, если «отпустит» себя и поддастся эмоциям, то же не сможет остановиться. Он будет кричать, пока в его лёгких не кончится воздух, а из горла не пойдёт крови. А когда рефлекс заставит его остановиться и вдохнуть новую порцию воздуха он исторгнет из себя смех, что не иссякнет и до конца жизни.       Безумие ухмылялось ему в лицо, и Фуминори из последних сил сопротивлялся его жуткому и почти непреодолимому притяжению. Понимал, что должен во что бы то ни стало сохранить рассудок. Иначе он просто не сможет покончить с собой и будет обречён на судьбу, гораздо более страшную, чем смерть. Продолжить существовать в бесконечном кошмаре поглотившего его сумасшествия не в силах положить конец своим мучением. При этом какой-то своей частью он всё будет помнить Сайю и сознавать, что никогда больше не увидит её наяву. Только в своих видениях и галлюцинациях, которые не дадут ему покоя до конца жизни. Вероятно в итоге он деградирует до полуживотного состояния, превратившись в жалкое подобие Цукубы, способное лишь тихонько скулить в уголке.       Этого нельзя было допустить! Поэтому Фуминори упрямо продвигался к заветной цели, сулившей избавление от невыносимой душевной агонии. Зайдя в подъезд одного из многоквартирных домов, он снова окунулся в тошнотворный кошмар старого мира. Эту часть города споры ещё не успели изменить, а потому всё здесь выглядело вылепленным из загустевшей желчи и гниющего мяса. Вместо травы под ногами шевелился ковер из сплетающих друг с другом червей, а предметы интерьера можно было опознать лишь по их исковерканным очертаниям. Кошмарная пародия на обновлённый мир встретился Фуминори шквалом отвратной вони, но её, в отличие от разлуки с любимой девушкой, можно было стерпеть. Поэтому, зажав нос ладонью, парень шагнул навстречу построенному из плоти аду, отражавшему состояние его души. В исцелённом любовью мире Сакасаки остался единственным больным существом.       Найти лестницу среди нагромождений сочащегося гноем мяса оказалось непросто, но Фуминори достаточно хорошо научился ориентироваться в этом ужасе, а потому справился с этой задачей и начал подъём. Стараясь не касаться костяных перил, скреплённых влажными жилами, он упрямо двигался наверх – туда, где сможет покончить со своими страданиями и воссоединиться с Сайей. Потому, что если в этой сошедшей с ума Вселенной существовало хотя бы подобие справедливости, они должны были встретиться там – на небесах или в преисподней – не важно! Главное, что вместе. С этой мыслью молодой человек одолевал один лестничный пролёт за другим, ощущая усиливающуюся боль в боку. Его лёгкие горели от недостатка кислорода, глаза заливал пот, но он заставлял себя переставлять ноги максимально быстро. Ведь слабость была не единственным и не основным препятствием на его пути.       Изменение догоняло его. Сквозь напластования мерзкой органики, причудливой бахромой свисавшей со стен и потолка, пробивалась трава. Зелёные стебли поглощали гниющую плоть, заменяя её собой. Они росли, сплетались и скручивались, образуя преграды из листьев. Видимо любовь Сайи к нему передалась этим растениям, и теперь они инстинктивно пытались защитить его от самого себя и не дать совершить самоубийство. Какое-то время Фуминори ловко удавалось избегать их, но, в конце концов, гибкие лианы просто перекрыли лестницу, лишив его доступа на крышу. Вынудили свернуть в коридор на одном из верхних этажей.       Не давая докучливой зелёной поросли удержать себя, он плечом выбил хлипкую дверь одной из квартир и ворвался внутрь. Бегло оглядел вызывающий тошноты интерьер и, не обращая внимания на звуки содрогавшегося в углу монстроподобного существа, переживавшего мучительное перерождение, направился к ближайшему окну. Несчастный кричал от страха и разрывающей тело боли, но гость отчётливо слышал в его воплях отзвуки той самой Песни, что объявила пришествие нового мира и уничтожение старого.       Стекло, казавшееся Фуминори мутной органической мембраной, отсутствовало, разбитое, по всей видимости, буйствующей снаружи зеленью. И это здорово облегчило ему задачу. Взгромоздившись на стоящий у окна кусок мяса, в котором лишь смутно удавалось различить очертания письменного стола, молодой человек взглянул вниз – в разверзшуюся у его ног бездну, глубиной в десяток этажей. Стоит ему сделать шаг и всё будет кончено. Боль пройдёт, как пройдёт и поглотившее его беспросветно-чёрное горе.       Однако заставить себя расстаться с жизнью оказалось не так-то просто. Фуминори понял это, лишь оказавшись на краю и ощутив прикосновение ветра на своём лице. Его дыхание пахло Сайей, принесённые им споры, закружившиеся перед лицом парня словно рой ночных светляков, напомнил о последних мгновениях её жизни. Вновь ощутив боль от утраты самого дорого ему существа, Фуминори стиснул кулаки, собирая в кулак всю свою боль и всю решимость, которая у него ещё осталась после всего пережитого.       Давай же! Ну давай, трус! – подбодрил он сам себя,глядя на улицу, которая полностью заросла зелёным ковром. В попытке преодолеть инстинктивный страх перед смертью Фуминори заставил себя поверить, что шагнув вниз, он сразу окажется в объятьях Сайи.       И когда он уже почти решился прыгнуть путь ему преградил сиявший внутренним светом цветок. Похожий на нераспустившуюся лилию он был значительно меньше своих собратьев и едва ли превышал пять метров в диаметре. Это совершенное творение природы появилось из-за края подоконника так неожиданно, что Фуминори инстинктивно отпрянул назад, едва не свалившись со стола. Кое-как восстановив равновесие, он замер, растерянно наблюдая за тем, как лепестки цветка медленно-медленно раскрываются, обнажая сияющую сердцевину. Оттуда, из переплетающихся друг с другом тычинок, в потоках мягкого света перед ним появилась...       — Сайя! – задыхаясь от охватившей его отчаянной радости, Фуминори глаз не мог отвести от девушки, легко и грациозно выступившей на край лепестка, так удобно протянувшегося прямо к окну и образовавшему нечто наподобие надувного трапа на самолёте.       Стройная, лёгкая и грациозная она напоминала ему фею, выбирающуюся из своего цветочного домика. Сходство это усиливалось, при взгляде на роскошные крылья, развернувшиеся за её спиной. Впрочем, приглядевшись более внимательно, Фуминори понял, что это были и не крылья вовсе, а листья побегов, усыпанные алмазной крошкой спор. Источаемый ими свет заливал тонкое тело девушки чернотой, превращая его в тонкий и изящный силуэт, который молодой человек узнал бы и из десятков тысяч подобных.       Сомнений быть не могло – перед ним действительно была именно Сайя вот только, она тоже изменилась как, изменился и мир вокруг них. Прошла через перерождения, обретя, наконец, сформировавшееся тело молодой женщины, подчёркнутое развеваю газовой дымкой лёгкого белого платья, невесомо летевшего по воздуху. Сайя выглядела гораздо более оформившейся, чем раньше и теперь напоминала скорее Цукубу, чем себя прежнюю. На секунду Фуминори смутился, отметив произошедшие с возлюбленной изменения, но её нежная улыбка, озарившая сияющее незамутнённой красотой лицо, заставили его забыть о лёгком несоответствии между Сайей прежней и Сайей нынешней. Задыхаясь от переполнившего его счастья, он обнял возлюбленную, крепко прижимая к себе.       — Сая ты вернулась ко мне! – даже не пытаясь сдержать слёз воскликнул Фуминори, проведя рукой по длинным, развевавшихся на ветру волосам Сайи, обладавшим редким цветом морской волны и мягкостью, сопоставимой с высококачественным кашемиром.       — Конечно вернулась глупый, – девушка доверчиво склонила голову ему на плечо, но почти сразу отстранилась. Поглядела на него пронзительно-изумрудными глазами, в которых любовь, радость и сострадание слились в вихре, бушующем в глубине зрачков.       — Но как..? Ты же умерла... у меня на руках... – прошептал парень, завороженный гипнотическим взглядом любимых глаз.       — Я не умерла, – заверила его девушка, мягко коснувшись щеки Фуминори тонкой ладонью. – Я переродилась. Вдохнула свою жизнь в эти цветы, а моё сознание... мой разум и душа продолжили жить в них. Их глазами я видела, как ты страдаешь, Фуминори и понимала, что должна вернуться к тебе. Оставалось только создать себе новое тело и... я не знаю, как сказать... воплотиться в нём. В итоге, это заняло чуть больше времени, но в конце-концов это ведь был мой первый раз. – Сайя улыбнулась ему чуть застенчиво.       — Нет, ты как раз вовремя. Ты уже во второй раз спасаешь меня, Сайя, – лишённый он опустился на колени перед сияющей неземным светом девушкой, готовый целовать землю, по которой она ступала. Сайя вернулась к нему. Остальное не имело значения.       — Да, я пришла вовремя... а вот ты мог бы и больше заботиться о своей жизни... – упрекнула девушка, уперев руки в бёдра.       — Прости... – только и смог вымолвить Фуминори, глядя на разгневанную Сайю снизу вверх. Теперь, когда бесконечный эгоизм, управлявший каждым его действием открылся ему во всей неприглядности, парень мог лишь униженно молить возлюбленную о прощении. Он ведь не просто швырнул ей в лицо её дар, ради которого она пошла на такую жертву, но и попытался убить себя, даже не подумав, о том, что бы она подумала об этом. Боль, рождённая чувством потери, ослепила его, но теперь Фуминори прозрел и устыдился самого себя и своих поступков. К счастью, красавица с волосами цвета тины простила его, предав забвению эту глупость.       — Не надо, не вини себя, – её голос звучал мягко, пока она, взяв его лицо в ладони, утирала слёзы, катившиеся из его глаз. – Теперь мы будем вместе всегда. И когда губы Сайи коснулись его губ, а источающие свет и тепло крылья, сомкнулись вокруг них в защитном объятии, образовав нечто вроде кокона или, скорее, беседки в саду, Фуминори убедился в истинности слов любимой.       После всех трудностей и испытаний, выпавших на их долю, влюблённые наконец-то воссоединились и светящиеся семена жизни, ищущие приют в плодородной земле Японии освещала их путь в совместное будущее, полное любви и заслуженного счастья.