sheepdog

Карл заканчивает играть свои песни, быстро благодарит публику и уходит, окинув зал из-под длинной светлой челки. Тур подходил к концу, но казалось, что он длился вечно. Сколько было выступлений? Одно, два, он не считал. Время будто остановилось еще тогда, давно, когда он впервые столкнулся с Бьорном на кухне их дома. Когда тот неловко поздоровался и ослепительно улыбнулся. Когда позже он оставался с ночевкой и они с Густавом запирались в его комнате, а утром сталкивался с Карлом на пороге в ванную и все также улыбался. Бьорн в растянутой футболке брата, которую он видел на нем еще вчера за ужином. Карл всегда улыбается ему в ответ, стараясь не замечать россыпь красных отметин на его открытой широким воротом футболки шее, и уходит обратно в свою комнату. Все это запечатлелось, как на кинопленке, и осталось в его памяти. Записи, которые он прокручивает постоянно, не давая им исчезнуть. Карл изредка смотрит на сцену, сквозь призму бутылочного стекла и просто ждет окончания концерта. Он старается отвлечься и высчитывает сегодняшний день недели и место, где они находятся. Кто-то со сцены выкрикивает название города, и он, салютуя в пустоту, делает очередной глоток из полупустой бутылки.

***

Он идет по темным коридорами и ищет место, где можно укрыться, избегая всех вокруг и опуская глаза. Осталось подождать еще немного до отправления в соседний город, пятый или шестой по счету. Голос за сценой кричит всем о том, что остался час до отъезда. Все спешно собирались и в этой суматохе едва ли замечали Карла, слоняющегося по помещению и дергающего дверные ручки одну за другой. Первая, вторая, третья, все двери были заперты либо заполнены ящиками с оборудованием. В конце коридора из приоткрытой двери общей грмерки сочился яркий свет и с надеждой, что там никого не будет, он направился к ней. В темноте казалось, что дверь была обрамлена каким-то нелепым божественным свечением, и Карл усмехнулся этому. Белая комната была обставлена минимальным набором мебели: пара диванов с подушками, небольшой столик, потертый ковер под ним и два массивных зеркала на стене. Он сел на диван, откинулся на его спинку и начал еще раз прокручивать кинопленку воспоминаний в своей голове. Прикрыв глаза, он вспоминает все детали еще раз. У Бьорна длинные светлые слипшиеся ресницы, припухшие ярко-розовые губы, взъерошенные волосы и на нем вся та же растянутая и полинявшая футболка брата. Все тот же Бьорн, который никак не выходит из его головы. Дверь распахивается и бьется ручкой о стену, заставляя его вздрогнуть. Дверь ударяется еще раз и вваливаются Густав и Бьорн, настолько увлеченные друг другом, что не замечают Карла сидящего в комнате. Они с размаху вжимаются в ближайшую стену и целуются рвано, быстро, вцепившись друг в друга. Они как два пса сорвавшихся с цепи, как свора собак, что гонится за тобой вниз по улице. Густав первым замечает его и кричит, чтобы тот убирался. Карл переводит взгляд на тяжело дышашего Бьорна, читает беззвучное «прости» с его искусанных губ и выходит, плотно закрывая за собой дверь. Ему и правда жаль. Но это все еще тот самый Бьорн, что не выходит из его головы. С такими же взъерошенными светлыми волосами, с губами, припухшими от поцелуев, и по-прежнему одетый в вещи его старшего брата. Он думает обо всем этом, прокручивая увиденное снова и снова, и сохраняет в своей памяти еще одну запись на пленку цвета сепии.