Смысл

Время давно перетекло к ночи, но он не опускает кисти. Под рукой копится хорошая такая стопка рисунков - не стопка, покатая горка. Словно оползень, она раз в какое-то время, почти бесшумно, обваливается. Листы скользят со стола, опадают на пол. Сковывают его белым мраморным морем. Тихим шорохом касаются опаленного сознания. Он не обращает внимания. Он продолжает рисовать. Пальцы перемазаны краской - ну и пусть. Так он ощущает себя ярче, живей. Ближе к правде, к истине, что пытается сотворить своими руками. Окунуться в нее. Стать наконец ее частью. По его губам скользит улыбка - она застыла, будто вживленная. Не избавиться, не искоренить этой привычки - улыбаться, улыбаться всем вокруг, прогоняя их горести и печали. Освещать улыбкой мрачную холодную пустоту внутри - ее гулкие своды, ее необъятные акведуки. Интересно, есть ли у него вообще душа? Где-то там, в груди - только темный, холодный вакуум. Всегда был. Хотя, какая чертова разница, он никогда и не задумывался об этом всерьез. Да и не интересно, на самом деле. Вся его жизнь сейчас - на бумаге. Яркие пятна, разводы краски и лица. Безымянные фигуры людей, которых он никогда не встречал в своей жизни, он их не знает и никогда с ними не познакомится. Безликие. Едва очерченные силуэты - безумные вспышки, вырванные из воображения, вышвырнутые на бумагу. Они окровавлены, на самом деле. Они кричат. Они извиваются от боли - и вопят, что есть мочи под его кистью. Но на их слепых лицах всегда улыбка. Еще там есть животные: ящерицы, змеи, черепахи, кролики, лисы. Они совсем разные: по размеру, по цвету, по стилю. Но всегда - яркие. Такие невозможно радостные, восторженные, благостные. Он не запоминает, сколько раз уже нарисовал каждого из них. Ему нравится их рисовать, особенно лис. Но еще больше - журавлей. Эти птицы - его послание. Письма, которые он пишет из своего сердца и направляет стрелой - в чужое. К чужому. Веря, что не промахнется. Зная, что его услышат. Услышит тот, кто тепло улыбнется, кто отогреет словом, кто мягко укроет нежным прикосновением. Тот, чья улыбка - отражение его собственной. Вернее, чью улыбку он так старательно отражает своей, ведь только для него улыбка - орудие. В улыбке светлого, будто тысяча звезд, сверкающих в ночи, мужчины - только жизнь. И бесконечное море любви. Он любит эту улыбку, он любит эти глаза. Немыслимо. Он задыхается, бьется в агонии, чертит ногтями кровавые полосы на своем теле и дрожит. Смотрит слепо во тьму, в которой теряется белый потолок и окружающий его мир. Перед внутренним взором стоит нежное лицо, и он не чувствует влаги, застывшей на глубине бездонных зрачков. Он лишь улыбается. Он знает, что его ждут. Сейчас рисунков так много, что на столе совсем не остается места. Он мазками наносит на последнюю свою картину горы и глядит мгновение, оценивая. Добавляет птиц в небе и довольно откладывает в сторону законченный кусочек признания. Тянется за чистой бумагой и понимает, что ее нет. Переводит странно поблескивающий, стеклянный взгляд к краскам и выпускает из себя смешок. Сгребает рисовальные принадлежности и выбирает для себя самый большой холст. Здесь будет самая красивая картина, самая прекрасная. Она будет носить имя - ей он будет улыбаться всем сердцем, совершенно искренне. Он хочет, чтобы ее видели, чтобы она пела, чтобы кричала. Смеялась и улыбалась - ему. С любовью. Он обмакивает в краску кисть и ведет длинную линию по стене. Потом еще одну и еще. Добавляет брызг. Потом берет плошку с водой - она совершенно вся цветная, в ней столько цветов намешано, все цвета его жизни, цвета его невысказанных слов - и швыряет ее о стену. Как ни в чем не бывало набирает краски из баночки и рисует россыпь фейерверков. Мириады празднично горящих салютов. Нераспустившиеся бутоны, благоухающие в саду. Журчание тихого ручья, затерянного где-то в горах. Негромкий шорох листьев на ветру. В голове играет какая-то мелодия, он напевает ее, как умеет, продолжая рисовать. И улыбаться. Он вдыхает жизнь и отдает ей себя - без конца, без остатка. Он бросается в нее с головой, раскрывая навстречу свое сердце. Свою пустую душу, свой цепкий разум, который зовет его разными голосами, зовет, зовет, пытаясь вырваться на волю. Но он не поддается ему, нет. Он хочет чувствовать, он хочет ощущать все по-настоящему. Хочет, чтобы получилось, чтобы, подняв голову, он смог заглянуть в теплые карие глаза напротив, и прикоснуться к мягкой улыбке, затерянной там. Хочет потрогать ее - так близко. Хочет услышать голос. Хочет увидеть еще раз... Улыбка, задрожав, гаснет. Остается лишь ее легкий призрак - а он замирает, невидяще глядя сквозь медленную пульсацию окровавленной грудной мышцы на подсыхающие разводы на стене. Смотрит и не видит, не слышит звука раскрывающейся за спиной двери, не чувствует, как кто-то с силой заламывает ему руки. Не замечает острой боли, резко уколовшей шею. Перед глазами плывут белые стены, потолок, узкое зарешеченное окно, через которое не пробивается больше ни одного солнечного луча. Где-то слышатся неразборчивые голоса, кто-то поддерживает его, но он падает, падает куда-то в пустоту, навстречу тянущимся к нему из холодной бездны рукам. Он знает, кому принадлежат эти руки, он бежит от их смертельных объятий прочь, но бег его скоро прекращается. Он больше не улыбается, хотя губы удивительно легко складываются во что-то привычное, на щеках немедленно образуются маленькие провалы ямочек. Он не чувствует ничего вокруг. Он не уверен, что еще способен. Он вспоминает свои картинки и плачет - без слез. Не в силах сдержать подступающее безумие. Позже станет известно, что Лань Сичэнь разбился в этот день на машине.