***
— Лютик, ты знаешь, что такое хлеб? — спросил Геральт, позволяя себе улыбаться: можно было оставить суровость на то время, пока Дезире возится у пруда с сетью. — Да-а, — протянул бард с непринуждённым видом, раскладывая на расстеленной ткани булочки. — Тогда почему в этом сахара больше, чем муки? Геральт взял одну закрученную «улиткой» сладость и задумался, откуда в деревне подобная выпечка. Крестьяне не часто могли побаловать себя чем-то подобным, вряд ли она просто лежала на прилавке. Лютик попросил у кого-то приготовить для него на заказ? У барда была просто фантастическая способность добиваться желаемого, чем бы оно ни было. — Тебе кажется, Геральт. Ты просто ничего не смыслишь в кулинарии. Ведьмак хмыкнул и посмотрел на довольного барда. Несмотря на то, что Лютик весь день провёл в дороге, в нём было столько же энергии, сколько и всегда. Геральт вообще редко видел его вымотанным. А когда видел, то думал, что в этих грустных глазах, молящих о привале, затаённой лени и упрямства больше, чем усталости. — Пусть так, — согласился Геральт, подкидывая дрова в разгорающийся костерок, — но и ты тоже. И ешь ты, как воробей. — Ты просто сравниваешь меня с собой. Конечно, в меня не влезет столько, сколько в здоровенного и опасного ведьмака. Когда ты голодный, у тебя такой жуткий вид, что ты можешь не убивать монстров, а просто распугивать. — Тебя не спугнул, — усмехнулся Геральт, смотря в сторону пруда, откуда должен выйти Дезире. — А я похож на монстра? — Лютик собрал своё актёрское мастерство, чтобы разыграть злобу, но в итоге стал напоминать рассерженного котёнка, — Смейся-смейся. Но я от тебя никуда не денусь, уж поверь. Геральт пожалел, что бард сел напротив, а не рядом: чтобы обнять его, пришлось бы обойти костёр по кругу, а лишние движения сейчас совершать не хотелось. Они так давно не спали на кроватях, что болела спина. Это было неприятно, конечно. Но в остальном Геральт любил трудности такой жизни и гордился Лютиком за то, что тот стойко выносил всё, что было необходимо, и жаловался, только когда хотел поднять ему настроение ворчливыми размышлениями вслух. Или остановиться в таверне, где его ещё не закидывали едой. Баллады о «великом Геральте из Ривии» принимались на ура, но иногда барду хотелось разнообразия, и он пел то старые стихи, то новые, сочиненные на другие темы. Тогда помидоры по старой памяти находили знакомую цель. — Я знаю, — ответил Геральт, но после нахмурился от всплывшей в голове мысли, которую он отбросил утром, — сколько мы вместе? — Почти пять лет, наверно, если я правильно запомнил ту пьянку на дне рождения малышки. Надеюсь, мама из Йеннифер получилась лучше, чем массовик-затейник. Я второго такого праздника бы не пережил. Надо к ней заглянуть, кстати, как будем в Аэдирне. В Венгерберге я даже проездом никогда не был, — ответил Лютик, не так поняв вопрос, и ведьмак уточнил: — Я не об этом. Когда мы познакомились? Лютик отреагировал на вопрос странно. Он так смутился, будто Геральт не спросил простую и обыденную вещь, а попросил раскрыть все интимные подробности холостяцкой жизни. Ведьмак снова поднял глаза на тропу, а когда опустил — барда уже и след простыл на насиженном месте. Неслышный и будто невесомый, он обнаружил себя только когда прижался сбоку. Такое случалось часто и Геральт давно начал подумывать, что теряет хватку: хорошо хоть, что охота на чудовищ не страдает. Лютик устроил голову у него на плече. Лицо он развернул к его шее, и Геральт бы решил, что поза очень неудобная, если бы не знал, что бард и спит так же. Теперь, когда с ними был Дезире, они не могли позволить себе некоторых вольностей. Просыпаясь посреди ночи, ведьмак терялся. Его пугала пустота там, где последние годы привычно было ощущать чужое тело. Приходилось вертеть головой и искать глазами Лютика. Бард, конечно, всегда находился, но иногда в темноте это было задачей не из лёгких: дыхание его было беззвучным и настолько поверхностным, что грудь будто не вздымалась. Правда, частенько он разговаривал во сне. Бормотал, мурлыкал и почти что напевал. И пусть каждый ребёнок знал, что ведьмаки не способны испытывать эмоции, Геральт в этот момент дурел от чувства неописуемой нежности. В первое утро совместного путешествия побелевший Дезире легонько растолкал Геральта и дрожащими губами спросил: «Умер?». Поняв о чём идёт речь, ведьмак сонно протянул руку к на этот раз молчащему барду и коснулся его лица. «Тёплый», — просто ответил он тогда. Сегодня был первый раз с тех пор, когда после этого Дезире снова заговорил о Лютике. Ночь выдалась тёплой, а костёр — большим и жарким. Геральт позволил Лютику себя обнять, а потом посмотрел на небо. Когда они доберутся до Аэдирна, звёзд будет больше. Красивый край. Хорошо, что бард его не видел, можно будет показать все известные места, из тех немногих, с которыми не связывали дурные воспоминания. Тропа совсем исчезла в темноте, и вглядываться в неё не было смысла даже приученным к охоте глазам ведьмака. Лишь редкие звери сейчас могли бы различить очертания чего-то в черноте. Будто и не ночь совсем, а тот самый час перед рассветом. Новолуние, наверно, виновато. Оно вызывало у ведьмака странные чувства. С одной стороны, все проклятые твари ждали полную луну, а с другой, без привычного ориентира над головой его одолевала тревога. Лютик прошёлся зубами по выпуклой вене на его шее. — Даже не думай, — одёрнул ведьмак. — Почему? Боишься, что какой-то рыбак будет на каждом углу трепать, что ты мужеложец? Не бойся, в моих балладах ты любимец женщин, а не опальных аристократов с лютней, ему никто не поверит, — Лютик требовательно уставился на него с самым невинным выражением лица, но Геральт был непреклонен. — Нет. Тогда я могу его не услышать, — честно признался Геральт, хотя сомневался, что Дезире вернётся молча. — Я услышу, — не унимался Лютик, но ведьмак небрежно и решительно отодвинул его подальше. — С чего бы это? — Я… музыкант. У меня отменный слух, между прочим. — Да? А по твоим песням и не скажешь, — съязвил Геральт, а Лютик обиженно надулся. Ведьмак не выдержал и пригладил топорщащиеся волосы. — Отлично. Ты бесчувственный чурбан. Я это знал, конечно, но всё же. Надо было послушать Йен, когда она говорила, что у меня больше шансов соблазнить дерево. — Когда она это говорила? — искренне удивился Геральт и наткнулся на порозовевшие от смущения щеки Лютика. — Да так. На празднике одном… Геральт хотел высказать болтливому барду, что он думает о подобных откровениях, когда со стороны озера донёсся истошный мужской крик. Поблизости не было ни одного человека, кроме них двоих и Дезире. Рыбак на пруду. И Геральт тоже сегодня был там: его медальон не сработал. Геральт медленно поднялся и на всякий случай прихватил меч. — Эй, стой! Ты уверен, что стоит туда идти? Он больше не кричит! Может это вообще и не он. Сова. Или койот. Чёрт возьми, Геральт, вернись! В спину продолжали прилетать причитания испуганного барда, но ведьмак не обращал внимания. Да, Лютик прав. Криков больше нет. Возможно, рыбак напоролся рукой на крючок или запутался в сети, но даже в таком случае не стоит бросать его одного столь недружелюбной ночью. Геральту не нравился незваный попутчик, но тот был неплохим человеком. Ведьмак надеялся, что хоть раз путешествие обойдётся без внезапных столкновений с монстрами. Но когда он подошёл ближе, волчья голова на цепочке засияла. Геральт ступал неслышно. Водная гладь была ровной, не потревоженной ни единым листком или дуновением ветра. Всё вокруг будто замерло. Только запахи били тревогу: слабо несло рыбой и сильно — кровью, гнильём, болотом. Здесь пахло смертью. Носок его сапога коснулся нелепо раскинувшегося на земле Дезире. Его ноги были по колено в воде, оставшиеся от рубахи лохмотья держались на одних только плечах. Геральт наклонился. Перевернув рыбака на спину, он бы изучил раны и понял, кто совершил нападение. Но не успел он присесть, как по спине пробежал холодок. Желудок сжался, накатила тошнота: совсем рядом кто-то смрадно и шумно выдохнул. Ведьмак резко развернулся, заваливаясь на бок и выставляя меч. Огромный красный глаз твари светился в темноте, как уголёк, и опускался всё ниже и ниже. Она прижималась к земле, чтобы сделать прыжок. Кикимора-воин. Геральт проткнул ей брюхо ещё в полете, не дав корявым клыкам и отравленной шкуре даже приблизиться к коже и уж тем более вцепиться в шею. Существо с гортанным хрипом рухнуло и больше не издало ни звука. Но его смерть ровным счётом ничего не принесла: медальон продолжал сиять, и ведьмак понял, что на этот раз он встретил колонию, а не одиночку. У него не было времени подготовиться. Идти без подмоги против полчища тварей в любом случае было рискованно, но шанс имелся бы, играй в его пользу выгодная позиция, ловушки и пара припасённых для особого случая трюков. Сейчас же у него были только меч и огромная проблема: он видел лучше людей во мраке, но не в полной темноте. Геральт прислушивался к шорохам и искал глазами красные огни. Утром это место было безопасным, значит чудища пришли издалека. Вся колония бы не оставила гнездо, но десяток вполне мог отправиться на охоту. Медальон не гас, но Геральт не знал, с какой стороны ждать нападения. Кикиморы обычно пытались разодрать горло, поэтому он закрыл его мечом. С лезвия медленно стекала густая ядовитая желчь. Резкая боль в голени оказалась неожиданностью. Тварь за этот укус лишилась головы, но успела впрыснуть достаточно яда, чтобы Геральт перестал видеть даже смутные тени. С двух сторон на него навалились чудовища. Их тела накрыли его полностью, а лапы так глубоко зарылись в песок, что удар сапогом в окостеневшее брюхо не дал никаких результатов: кикимора не сдвинулась ни на дюйм. На лицо ручьем сбегала слюна, обжигающая кожу. Геральт никогда не думал, что его смерть будет такой. Когда он закрыл глаза, то увидел ожидаемое красное марево. Оно являлось всегда, когда сознание начинало ускользать от боли и ран. Но почти сразу его сменило яркое полуденное солнце. Вонь перестала бить в ноздри, и Геральт понял, что сверху больше ничего не давит. Хрипы кикимор доносились со всех сторон, но рядом не было ни одной. Геральт подскочил, силясь разобраться в происходящем. Он думал, что желтизна перед глазами возникла из-за яда, но когда присмотрелся, то понял: это действительно нечто, окутавшее пляж целиком. Песок? Что-то странное, вроде густого и тяжелого тумана, распылённого колдовского порошка, застыло в воздухе и струилось, пульсировало, дышало. Предсмертные вопли кикимор прекратились. Нечто, растёкшееся в воздухе, начинало собираться и концентрировать перед ним, за спиной Геральта уже снова было темно. Ведьмак сделал пару шагов назад и поднял меч. В голове помутилось от яда, но он не сомневался, что это — живое существо, хотя медальон, наконец, успокоился, говоря: «Опасности нет». Область, которую занимал туман, становилась всё меньше. Это пятно перестало напоминать ему солнце — никакого света, просто яркий, естественный и привычный жёлтый цвет. Жёлтый, как одуванчики. Или… лютики. Ноги всё же предали ведьмака, и он упал на колени, теряя сознание. Спасшая его субстанция исчезла. Над ним склонился его возлюбленный бард: встревоженный и несчастный, но в его глазах читались остатки недавнего гнева. Геральт понял, что никогда не видел злость своего спутника. В это не верилось после стольких лет, проведённых вместе, но его добрый, забавный и искренний Лютик был способен на настоящую ярость.***
Геральт пошевелился. В ногу стрельнуло, рёбра заныли, но в голове было на удивление ясно. Ведьмак без труда открыл глаза и уставился на пышные переплетённые между собой кроны каштанов. Кажется, время клонилось к полудню. Вот только никакой уверенности, что он проспал только ночь, а не пару суток, не было. — Пить хочешь? — прервал его размышления Лютик, подсаживаясь рядом. Бард откинул уголок одеяла и вложил ему в руку кружку. Просто поднести к губам не решился: когда-то давно Геральт сказал ему, что если он способен что-то сделать, то сделает, потому что без нужды воин не примет ни помощи, ни жалости. Наверное, смешно было барду обрабатывать смертельные для обычных людей раны ведьмака, когда он знал, сам мог уничтожить оставивших их тварей прежде, чем они успеют моргнуть. Кружка не сдвинулась с места, Геральт даже не сжал пальцы. Он проснулся с мыслями о произошедшем и помнил всё чётко, до малейшей детали. Строчки из давно прочитанного Бестиария всплывали в голове последовательно и спокойно. Он был самым дерьмовым ведьмаком на свете, если ничего не заподозрил за тридцать лет. — Э-эй, — позвал его бард, не решаясь трогать, — ты что? Я порылся в твоих склянках, это должно было помочь, кикиморы не такие уж и ядовитые. Ты даже очнулся раньше, чем я думал, прямо к обеду. Суп будешь? Лютик силился выглядеть непринуждённым, но его голос слегка подрагивал. От этого Геральту стало ещё хуже. Он не знал, что с этим делать, и не ответил. После пары минут тишины, разрываемой только птичьим щебетом, ведьмак попил воды, с раздражением замечая многочисленные перевязки на теле. Кожа горела сильнее, чем год назад, когда охота закончилась неудачно, и пришлось несколько часов бежать сквозь объятый пламенем лес. Сильно его потрепало. Кто бы мог подумать, что Белый Волк умрёт, разодранный стаей кикимор. Лютик вот точно не ожидал, поэтому, наверно, и пришёл так поздно. Или прилетел. Уже не было никакой уверенности насчёт того, что делает бард и на что способен. — Слушай, я знаю, что ты готовишь лучше, но… — Почему ты не сказал мне? — не стал оттягивать неизбежное Геральт. Несчастное лицо барда доказало, что воспоминания о вчерашней ночи — не лихорадочный бред от отвратительного яда. Такого отчаяния ведьмак не видел с тех пор, как прогнал Лютика после ссоры с Йеннифер. Бард грузно опустился на землю и сел, сложив руки на коленях, а потом заговорил. Он смотрел куда угодно, но только не на Геральта. Не было в мире ни одного живого существа, которое бы взывало к жалости сильнее, чем Лютик. — Ну… Возможно, потому что ты бы меня убил. Ну, то есть, попытался. Я бы, конечно, после этого не умер, но удовольствия не получил, уж точно. Да и повода не было. Не думаю, что я мог просто с утреца пораньше заявить тебе: «Проснись и пой! Давно хотел сказать, что я вампир. Будешь омлет»? Йен советовала признаться, пока ты не догадался сам, но я… Не смог, как видишь. Лютик пожал плечами и будто стал меньше, чем обычно. Теперь Геральт знал, что в этом теле больше силы, чем во всех монстрах, которых он убил, вместе взятых. Но желание защитить и успокоить барда после этого открытия никуда не делось. Ведьмак попытался сесть, но боль заставила его выругаться и повалиться обратно. — Йен знала? Откуда? — без особого интереса спросил Геральт, чтобы дать понять: он не собирается бросаться на барда с мечом или просить убраться с глаз долой на веки вечные. — Да с самого начала, — Лютик почувствовал его настрой и повеселел, — я не болею, но джиново проклятье на меня подействовало. Она действительно помогла. Я спросил, почему она не рассказала, но Йен ответила, что это не её дело. Что правда, то правда. Я пару раз хотел её убить, так что с её стороны это было предусмотрительно. Или нет. Лютик улыбнулся несколько кровожадно. Ведьмак задумался, видел ли он такое прежде. Наверное, да. Просто игнорировал также, как и всё остальное, считая, что бард прост настолько, насколько выглядит. Отсутствие тени и отражения, реакция животных, затянувшаяся молодость — Геральт закрывал глаза на всё, забывая сразу, как замечал. Лютик был неожиданным, но самым нормальным из всего, что случалось за его долгую жизнь. Насколько сильно ведьмак хотел, чтобы так всё и оставалось? Достаточно сильно, раз даже недалёкий рыбак смекнул, что с бардом творится неладное. Теперь его вопросы обрели смысл. Деревенский дурачок догадался быстрее него. — И что теперь? — устало спросил Геральт, понимая, что сил на возмущение у него нет. — Ну… Ты съешь суп, отдохнёшь, и мы продолжим ехать к Синим горам. Ничего не изменилось, — с уверенностью заявил бард и привычно улёгся рядом. — Я так не думаю, — суровый голос заставил Лютика напрячься, но ведьмак продолжил: — только попробуй теперь сказать, что ты устал, простыл или испугался. — Хорошо, — засмеялся Лютик, — теперь буду честно говорить, когда сил у меня немерено, но дублет после дождя можно будет только выбросить. И, да, учти: теперь я буду сопротивляться по-настоящему, когда ты решишь потащить меня куда-то за шкирку. Геральт улыбнулся, притягивая к себе Лютика. Он попытался понять, изменилось ли что-то ещё, но бард казался прежним. Пожалуй, в этом были только плюсы. Они будут вместе ещё долго: ни смерть, ни старость не грозят им обоим. Бард потянулся к его шее. Жест был привычным, но под влиянием недавнего открытия, Геральт дёрнулся. — Даже не думай, — снова предостерёг он, уже по другой причине, и Лютик смерил его сначала удивленным, а затем игривым взглядом. — А если… Но не успел он закончить, как в разговор вмешался третий. Целый и невредимый Дезире заговорил с ними, почти полностью спрятавшись за мерином. — Я это, пойду, наверно. Город хороший рядом. Отсижусь пару недель, — произнёс невредимый Дезире, смотря на них нечитаемым взглядом. — Ты жив? Геральт так удивился, что снова попробовал сесть, позабыв о прошлой неудаче. Лютик же перевернулся на спину и приподнялся, опираясь руками о землю. Он был не менее ошарашен, так что ведьмак не стал предполагать, что тот был как-то причастен к спасению рыбака. Сегодняшнее утро выдалось таким безумным, что в голову полезли предположения, будто и Дезире какое-то бессмертное создание или чародей, но Геральт прогнал их из головы. Даже если мир сошёл с ума, то не до такой степени. — Да. Я это… Рыбу ловил вчера. Потрошил. Жрать охота, но дай думаю ещё разок сеть закину и к вам, а то мелочь одна попалась: прудёшко-то считай лужа. Кидаю значит, тяну обратно, а она ни в какую. Я опять тяну, уже вроде пошло, а потом меня как в воду бах! Отпустить надо было, да я не подумал. Ищу её, нырнул. А там морда страх какая. Я на берег, а она меня за подол цапнула, тащит. Рубаху порвала, я и бегом, а тут передо мной — раз! — и из земли глаза красные, штук сто, не меньше, все двести! И всё. Темно. Я уж думал, что помер, а нет, трухнул и только, надо ж, прям как девица. А они видать решили, что падаль. Ну или что ты вкусней будешь, — Дезире легкомысленно пожал плечами, будто не видел в произошедшем ничего удивительного и их объятья показались ему зрелищем пострашнее: он всё ещё частично скрывался за конём, — Я как проснулся, так и думаю — ну его этот Махакам. Здесь вона-как готовят вкусно. Тут и жить буду. Дезире нервно жевал одну из булок, купленных вчера Лютиком. Ветер трепал надетый на голое тело плащ: второй рубахи у бедняка не водилось. Вряд ли он оставил мечту всей жизни, но если Дезире хотел найти спутников получше, Геральт не собирался ему мешать. — Удачной тебе дороги, — бодро распрощался Лютик. Дезире с радостью закивал и потащил дрожащего мерина из леса. Бард вернулся в исходную позицию, едва скрывая облегчение: он сразу был против попутчика. И наверняка припугнул его в первую ночь путешествия, хоть ведьмак такого и не ожидал. А Дезире не так глуп, как казалось: понял что к чему. Геральт прожил сотню лет, прежде чем понял, что совершенно не разбирается в людях. Однако его это совершенно не волновало. Предназначение всё равно приведёт его туда, где он должен быть.