Коричневый сахар

Трасса из Позилиппо в Неаполь в это время обычно была пустой. Ну, это уж не говоря о том, что с недавних пор ей мало кто пользовался, кроме туристов, вооружённых или слишком старыми путеводителями или упрямым любопытством иностранцев. Однако ехать по новой дороге Бруно не собирался — здесь, возможно, и было дольше, но зато никогда не было пробок и светофоров. Только один, недужно мигающий красным и тускло-зелёным, на самом въезде в город… да покосившиеся знаки об ограничении скорости, споткнувшиеся на самом краю обрыва, под которым плескалось маслянистое на вид ночное море — за мягким шумом мотора Бруно слышал сонное бормотание чернильно-чёрных волн. В воздухе пахло солью и далёкой грозой, дневной жар уступил место ласковому прохладному ветру, нежно целующему в щёки и играющему волосами. Дорога петляла между фонарями, то взлетая над морем, то припадая к ногам Неаполя, блестящего вдалеке огнями машин, домов и вывесок, точно драгоценное ожерелье, нанизанное на горизонт. Где-то в этих неоновых рубинах, электрическом золоте и натриевых бриллиантах Бруно ждал Польпо, заточенный в четырёх тюремных стенах, точно моллюск в тесной, изъеденной временем и морской солью раковине. Его неожиданный звонок вырвал Бруно из ресторана и сейчас он тревожно считал каждую милю и минуту, разделяющую их… считал, пока бархатную ночную темноту за его спиной не разрезала сирена и сине-красные вспышки. Патрульная машина вынырнула словно из ниоткуда, и Бруно поморщился и затормозил, съехав на обочину. Хлопнула дверь, блеснул фонарик, ослепительный свет наполнил его машину, и Бруно вздохнул, опустив стекло. — Добрый вечер, синьор. Можно ваши документы? Бруно поднял на него взгляд. Полицейский оказался молодым, наверное, не старше его самого — и в голубовато-белом ореоле света Бруно разглядел чёрные, с глянцево-фиолетовым блеском губы, не по возрасту раннюю морщинку, залёгшую между нахмуренных бровей, и короткие серебристые волосы. Полицейский значок сверкнул в ночи яркой звёздочкой. Разве только в обмен на ваш номер, лейтенант, хотел было пошутить Бруно, но заставил себя опустить глаза и найти водительские права и документы на машину. Он протянул их копу, их руки нечаянно соприкоснулись, и Бруно удивлённо приподнял брови, заметив сколотый чёрный лак на его ногтях. — Лейтенант Абаккио, к вашим услугам, — хмуро сказал полицейский, изучая его бумаги. — Что ж, документы в порядке, но… Вы ехали со скоростью почти сто двадцать километров в час. Разве вы не видели дорожные знаки, ограничивающие скорость до шестидесяти? Бруно прикусил губу. Конечно же, видел. Ну разве он был виноват, что спешил к Польпо, которому что-то неожиданно от него потребовалось, и что на пустой, позабытой самим богом трассе окажется этот коп, который сейчас смотрел на него так сурово, хоть в его голосе и слышалась какая-то вежливая снисходительность. Бруно взмолился всем святым, чтобы лейтенант Абаккио оказался обычным, скучающим на этой заброшенной дороге полицейским, остановившим его лишь ради нравоучения и пары сотен шальных лир, а не переодетым убийцей из враждебной Пассионе банды… или даже новым любимчиком Польпо. Бруно похолодел при этой мысли. Мог ли он чем-нибудь вызвать недовольство капо? Этот странный вызов, встревоженный и раздражённый голос Польпо… Бруно не знал, что случилось, но сейчас он понял только одно — ему нужно было убираться отсюда как можно скорее. — Куда вы, позвольте спросить, спешили так поздно? — всё так же бесстрастно продолжал лейтенант Абаккио. — К вашей девушке? — Нет, лейтенант, — нарочито расстроенно произнёс Бруно, — к моей дорогой, любимой, единственной бабушке… видите ли, она умирает, а я как раз был за городом, когда узнал об этом. Прошу вас, отпустите меня. Я не хотел ничего плохого, да и трасса была пу… — Ещё один вопрос, — хмуро сказал лейтенант Абаккио и цепким взглядом окинул его машину — гладкий чёрный спорткар, со стороны выглядевший точно волна, поднявшаяся из моря и замеревшая на пыльной обочине. — Кем вы работаете, синьор Буччеллати? Я рыбак, чуть было не сказал Бруно, но понял, что у рыбака не может быть такой машины. Так или иначе, в каком-то смысле он и правда был рыбаком. Я рыбак, лейтенант, как и мой отец, только он ловил рыбу и креветок, а я ловлю в свои сети людей, чтобы они не достались мафии, как достался ей я. — Я работаю с моделями, — наконец вежливо ответил Бруно. — Я помощник владельца модельного агентства. — С моделями, значит, — равнодушно повторил лейтенант Абаккио и снова повертел в руках документы на машину. — Поставляете девочек в постель каморристам? Сердце Бруно пропустило удар, но он взял себя в руки и возмущённо начал было: — Лейтенант, да как вы… Лейтенант Абаккио примирительно улыбнулся. — Всего лишь неудачная шутка с моей стороны, синьор Буччеллати. Однако… — он помедлил, — понимаете, дело в том, что сегодня мы вынуждены проверять все машины, въезжающие и выезжающие из Неаполя. В Форчелле начались погромы из-за ареста Шиобаны, и люди этого сопляка повсюду. Ввозят и вывозят своих, оружие, деньги, драгоценности. Выйдите из машины, мне нужно досмотреть вас и ваш автомобиль. — Простите? — переспросил Бруно, не в силах поверить, что всё это ему не послышалось. Погромы? Харуно арестован? Ему необходимо было к Польпо. Хрупкое равновесие сил было нарушено и мирная жизнь всего Неаполя была похожа на этот старый дорожный знак, висевший на осыпающемся склоне на краю обрыва. — Лейтенант, — умоляюще сказал Бруно, — я очень спешу. Очень. Возможно… мы можем договориться? Сколько вы хотите? — Сколько — что? — переспросил лейтенант Абаккио каким-то удивлённым голосом, приподняв бровь. Бруно раздражённо закусил губу. То ли он его не понял, то ли играл в святошу — скорее всего, второе. Честных полицейских на земле ещё меньше, чем вампиров, а по правде сказать — нет вообще. Он решительно выхватил у лейтенанта Абаккио свои права, сунул в них три десятитысячные бумажки и протянул ему обратно. Их взгляды на миг столкнулись, и Бруно с ужасом понял, что лейтенант Абаккио выглядел по-настоящему… оскорблённым. Разозлённым и оскорблённым, точно Бруно плюнул ему в лицо, а не предложил ему деньги. Сердце Бруно замерло — что могло пойти не так? — Я не беру взятки, — отрезал лейтенант Абаккио, яростно сверкнув глазами. — И вообще-то вы сейчас только что ухудшили своё положение, предложив взятку полицейскому при исполнении. Выходите из машины, немедленно, иначе ко всем вашим неприятностям, помимо умирающей бабули, добавится ещё и обвинение в сопротивлении при задержании. Ядом в голосе лейтенанта Абаккио можно было отравить как минимум целую семью, и как максимум, мафиозную. Он не поверил ни единому слову Бруно — и, что ещё хуже, собирался докопаться до правды. Его рука нарочито небрежно скользнула по пистолету, огладив ствол и зацепившись за курок, но Бруно всё равно загляделся на порядком потускневшие чёрные пятна лака на его ногтях. Что именно в нём вызвало у лейтенанта Абаккио подозрения? Слишком дорогая машина? Слишком дорогая одежда? Слишком глубокий вырез на груди? Бруно вышел из машины, зябко поёжившись, когда ночной воздух коснулся его. Любопытная луна выглянула из-за туч, чёрным бархатом окутавших небо, и только сейчас он разглядел лейтенанта Абаккио. Бруно с неохотой признал, что пытаться бороться с ним будет бесполезно — Абаккио был явно сильнее, чем он, крепче, и выше Бруно почти на голову. Тёмно-синий полицейский мундир только подчёркивал его широкую грудь и плечи и несомненно накачанные руки, а тонкая, почти как у девчонки, талия, перетянутая белым ремнём, могла бы уместиться у Бруно в ладонях. Вообще-то коп мог быть моделью — и очень сексуальной — и Бруно машинально едва не попросил его повернуться спиной, чтобы оценить его осанку и задницу, как ему приходилось делать с красотками, желающими сделать карьеру. Кроме того, Абаккио был вооружён и очень… не зол, нет, скорее, отчаянно упорен в своём необъяснимом желании выполнить свой долг, выяснить правду, размотать самого Бруно как магнитофонную ленту. Сирена отбрасывала голубые и красные всполохи на его задумчивое хмурое лицо, и на миг Бруно показался себе неудачливым героем из фильма ужасов — он, до странного принципиальный коп, пустая ночная дорога и равнодушный шум далёкого моря вместо пробирающего до дрожи саундтрека. — Руки на капот, ладони на высоте плеч, — отрывисто скомандовал лейтенант Абаккио. — И не двигаться. — Сам он распахнул дверь автомобиля Бруно, внимательно изучая его матово блестящий кожаный салон. Свет полицейского фонарика рассекал темноту, скакал по сиденьям и приборной панели. Бруно сдержал нервный смешок. Что он вообще ожидал там увидеть — пакеты с героином, расчленённые трупы, автоматы Калашникова? Лейтенант Абаккио заглянул в багажник, ещё раз обошёл машину кругом и вернулся к Бруно, безразлично глядящему в своё неясное отражение на шелковистой поверхности. Он вздрогнул, почувствовав, как широкие тёплые ладони лейтенанта Абаккио легли на его талию. Абаккио осторожно похлопал ладонями вдоль его ребёр, поднялся чуть выше, игнорируя то, что на груди у Бруно не было карманов. Его прохладные пальцы скользнули по коже Бруно, нечаянно — или нарочно — задев соски, и на миг Бруно пожалел, что надел сегодня именно этот пиджак с вырезом на груди. Только на миг. Бруно переступил с ноги на ногу, неожиданно почувствовав, что обыск его… заводит. Он сказал себе, что во всём виновато волнение и холодок, тянувший с моря, хоть и знал, что это было совсем не так. Жаркое дыхание лейтенанта Абаккио отдавало мятным сахаром, щекотало его шею, и Бруно не мог перестать думать о том, что его губы почти касаются его кожи, и о том, как следы помады расцвели бы на его затылке. Абаккио провёл руками по бокам Бруно, неторопливо спускаясь от подмышек к бёдрам и погладил их, слегка сжав в своих ладонях. Его пальцы почти касались паха, и Бруно отрывисто вздохнул — наверное, слишком громко. — Что-то не так, синьор Буччеллати? — невозмутимо спросил Абаккио. — Это у вас пистолет в кармане, лейтенант Абаккио? — невинно уточнил Бруно, выгнувшись ему навстречу и потеревшись о его пах. — Или вам так нравится меня лапать? — Я вас не лапаю, я вас обыскиваю, — резко ответил лейтенант Абаккио, развернул Бруно к себе лицом и прижав его к машине. Он властно раздвинул его ноги коленом, наклонился к его уху и спросил жарким шёпотом, навалившись на Бруно всем своим телом: — А если и да, то что? Что вообще ты сейчас сделаешь? Позовёшь на помощь своего мафиозного папочку? — Нет, — почти задыхаясь, пробормотал Бруно, — скажу, что мне тоже нравится. Руки лейтенанта Абаккио всё ещё жадно блуждали по его телу, спускаясь от подмышек до самых бёдер, то нежно гладя его талию, то невзначай выкручивая его соски. Бруно ойкнул и попытался отстраниться, но лейтенант Абаккио схватил его за плечи и притянул ещё ближе к себе, точно не замечая того, как молнии на плечах Бруно царапают его пальцы. — Вот как вы коротаете смены, лейтенант? — не удержавшись, спросил Бруно и потёрся о него бёдрами, вырвав у Абаккио невольный тихий стон. — Лапаете одиноких водителей? — Нет, — выдохнул лейтенант Абаккио, — только нарушителей. — Красивых нарушителей, — уточнил Бруно и прежде чем лейтенант Абаккио успел ему что-нибудь возразить, обвил ногами его талию. Лейтенант охнул, проехался ладонями по его спине и сжал его задницу. Они могли бы поцеловаться — Бруно игриво коснулся носом его щеки, но так и не решился. Никакой нежности — в конце концов, они были знакомы всего несколько минут. Пистолет на поясе лейтенанта Абаккио давил ему на рёбра и Бруно скользнул к нему рукой, раздумывая, не выхватить ли его и не попытаться ли сбежать отсюда как можно скорее… но тут лейтенант Абаккио вздохнул и опустил его на землю. — А теперь поговорим о вашем штрафе, синьор Буччеллати, — хрипло сказал он и нетерпеливо надавил ему на плечо. — Или найдём лучшее применение вашему рту. Бруно прикусил губу, поняв, чего он от него хочет, и глубоко вдохнул. Он опустился на колени и представил себя в камере с немытыми бродягами, карманниками, проститутками с ввалившимися носами или даже с Харуно Шиобаной. По сравнению с этим отсосать какому-то копу и уехать отсюда на все четыре стороны казалось не так уж и плохо. Кроме того Бруно бы солгал, если бы сказал, что лейтенант Абаккио ему не… ну, понравился. Разумеется, он всё ещё раздумывал, не призвать ли ему Sticky Fingers и не отстегнуть ли ему член лейтенанта Абаккио, так недвусмысленно желающий с ним познакомиться, чтобы затем вежливо попрощаться и уехать, но, на своё счастье, Абаккио был слишком красивым. Бруно прикусил губу, поняв, что так и не узнал, какого цвета у него глаза. Не то чтобы ему действительно было интересно, конечно. Бруно послушно расстегнул его ремень, затем — молнию на тёмно-синих форменных брюках и сдвинул вниз ткань белья. Абаккио требовательно вжал его голову в свой пах, нырнув пальцами в волосы Бруно и задумчиво разглядывая его заколки. Бруно обхватил его член двумя пальцами и неловко погладил. Изогнутый длинный ствол влажно поблёскивал, и головка, зардевшаяся, точно от смущения, льнула к низу его живота. Сам-то лейтенант Абаккио излишней скромностью явно не страдал. Бруно нерешительно обвёл языком тонкую венку, пульсирующую жаром под нежной кожей, подул на шелковистую головку и сомкнул на ней губы, слизнув жемчужную капельку смазки. Абаккио шумно выдохнул и расставил ноги пошире, нетерпеливо подавшись бёдрами вперёд. Бруно почувствовал, как головка упёрлась ему прямо в горло, и нервно сглотнул. — Не так быстро, лейтенант, — задыхаясь, пробормотал Бруно. Опыта в минетах у него совсем не было, поэтому он помогал себе рукой, то выпуская член изо рта и рвано выдыхая, то снова втягивая его губами и размазывая языком смазку по всему стволу, чувствуя, как она липнет к пальцам и щекам. Вид у него, должно быть, был жалкий, и Бруно твёрдо вознамерился попросить у лейтенанта Абаккио салфетку, когда они закончат. Абаккио смотрел на него — Бруно чувствовал на себе его взгляд, — и хоть расслабиться не получалось, он с приятным ужасом понимал, что и сам начинает возбуждаться. Господи, это было так грязно, так волнующе и так необычно. Трасса всё ещё была пуста, но у Бруно уже шумело в ушах и ему казалось, что где-то далеко гудят машины и любой, случайно проезжающий мимо в этот поздний час, может увидеть, как он отсасывает копу, стоя на коленях. Он знал, что его белый костюм сияет в сине-сиренево-черных сумерках, мерцая неверными отблесками полицейской сирены. Однако, чтобы там ни казалось со стороны, это он вёл, задавая темп их движений, с каждым прикосновением языка и губ вырывая у лейтенанта Абаккио сладкие, еле слышные вздохи. Вздохи, даже не ругательства. Даже сейчас лейтенант Абаккио был таким правильным, нежно поглаживая Бруно по волосам и зарываясь в них пальцами. Это был всего лишь минет без обязательств, странное минутное безумство, охватившее их обоих — не больше, но почему-то Бруно всё равно было приятно. Он чуть отстранился и лизнул бедро Абаккио, чувствуя, как голова закружилась от чистого и мускусного запаха его тела. — Назад, — срывающимся голосом приказал ему лейтенант, и Бруно снова взял его в рот, кажется, слегка оцарапав зубами. Смазка и его собственная слюна уже подтекала на подбородок, тягучие капли собирались в ямочке на горле, и Бруно казался себе невероятно грязным. Он потёрся щеками о головку, снова пробуя её кончиком языка, зажмурившись от горьковатого привкуса смазки, разлившегося во рту. Наверное, он делал всё правильно, потому что лейтенант Абаккио отрывисто вздохнул и хрипло пробормотал его имя, и это завело Бруно ещё сильнее, точно пять букв свились в кнут и хлестнули его, обжигая кожу так горячо и больно. Он вобрал его член до самого основания, чувствуя приятную тяжесть на языке, но тут лейтенант Абаккио неожиданно мягко оттолкнул голову Бруно и вышел из его рта, сжав член пальцами у самого основания. Он неторопливо провёл им по щеке Бруно, точно вбирая тепло его кожи, очерчивая его скулу, и заключил его лицо в свои большие ладони. Бруно закрыл глаза от удовольствия — и вовремя, потому что лейтенант Абаккио тихо простонал и кончил, забрызгав ему щёки и грудь. Бруно схватил его за рукав, вытерся им, едва не оцарапавшись об пуговицы, и поднялся на ноги. Лейтенант Абаккио усмехнулся, и всё же, кажется, он смутился. На миг их взгляды пересеклись — его блестяще-серебристые в темноте глаза сверкнули и он отвёл их в сторону, но Бруно понял: ему понравилось. Это была всего лишь мимолётная мысль, мелькнувшая в его голове, как рыбка в прозрачной воде — неуловимо быстрая и… горячая, но эта мысль вдруг показалась ему слишком искушающей. — Спасибо, — тихо сказал лейтенант Абаккио, точно забыв, что это была самая обычная взятка. Ну, как самая обычная. — Но я всё равно должен сделать запись в протоколе, — добавил он этим своим голосом прилежного копа, — и даже не взятка, вот проклятье. Не хотелось бы попадать в полицейские базы только из-за нелепого штрафа за превышение скорости. Бруно незаметно растёр пах ладонью, чувствуя, как пульсирует всё нарастающее возбуждение. — Что-то ещё? — равнодушно спросил Абаккио, застёгивая брюки и старательно не глядя на Бруно. Как мило. Теперь он, кажется, решил делать вид, что это не его член побывал во рту у Бруно. Бесполезно — Бруно Буччеллати не собирался отпускать его так легко. — Лейтенант, — невинно спросил Бруно, — у вас не найдётся салфетки? Лейтенант Абаккио нахмурился. — В машине есть. Он распахнул дверь, сел на заднее сиденье, и Бруно, не дожидаясь приглашения, скользнул вслед за ним. В патрульной машине было тепло, холодное дыхание моря разбивалось о стёкла, и Бруно беззвучно вздохнул. Он машинально дотронулся до скулы, проверяя, всё ли чисто, и украдкой облизнул пальцы. Лейтенант Абаккио протянул ему пачку салфеток, и Бруно вежливо улыбнулся ему. Их руки соприкоснулись, и Бруно чуть задержал свои пальцы на его коже. Совсем чуть-чуть, самую малость — но достаточную для того, чтобы щёки и даже шея лейтенанта Абаккио над белоснежным воротником вспыхнули пунцовым румянцем. Бруно уронил руку и дразняще провёл самыми кончиками пальцев по колену лейтенанта Абаккио. В патрульной машине пахло горьким кофе и едва уловимо тянуло сигаретами, и Бруно на миг показалось, что это запах самого Абаккио, сидящего так близко к нему. Он наклонился к нему и нежно раздвинул его губы своим языком, и Абаккио нерешительно помедлил и всё же подался навстречу ему и ответил на его поцелуй — так мягко, доверчиво и крепко, словно они целовались в тысячный раз. — Хочешь? — прошептал Абаккио, на миг разорвав их поцелуй. — Меня? — покраснев, уточнил он, и Бруно улыбнулся, наклонившись к нему, но не коснулся его губ, а припал поцелуем к его шее и провёл рукою по его груди, расстёгивая полицейский мундир. Он слышал, как грохотало сердце Абаккио прямо под его ладонью, точно желая вырваться и прыгнуть ему прямо в руки. — Показать вам настоящую езду, лейтенант? — лукаво спросил Бруно, склонив голову к плечу. — Главное, не превысить скорость и соблюдать безопасность, — в тон ему ответил Абаккио. Они рассмеялись, чувствуя, как напряжение между ними тает с каждой секундой. Бруно притянул его к себе и не спеша расстегнул все пуговицы на рубашке Абаккио, чувствуя себя ребёнком, разворачивающим рождественский подарок. Пальцы его не слушались, онемев от предвкушения и сладкой тревоги. Кожа, обёрнутая в полицейский мундир и безупречно выглаженную белую рубашку оказалась гладкой и бледной, явно давно не видевшей солнца, и Бруно не удержался и укусил его сосок, розовый, как бутон нераспустившегося цветка, застенчиво взглянувший на него, когда рубашка наконец упала с мускулистых рук и груди лейтенанта Абаккио. Абаккио зябко повёл плечом и одним плавным движением пересел к нему на колени, требовательно, но мягко зарывшись пальцами в его волосы. Он приоткрыл губы и застенчиво опустил ресницы, точно ожидая поцелуя, но Бруно не спешил. Вблизи Абаккио выглядел… чудесным. Сумрачный жемчуг кожи, блестящий хрусталь глаз, волосы, горевшие серебром и янтарём в свете далёких фонарей — точно в патрульную машину и к нему на колени забралась русалка, в груди которой вместо сердца бился прибой. Бруно медленно расстегнул и снял свой пиджак, и глаза лейтенанта Абаккио видимо потемнели при виде чёрных кружев, распустивших лепестки и стебли по его груди. — И часто вы носите такое, синьор Буччеллати? — тихо спросил он, нерешительно коснувшись самым кончиком пальца крохотного сердечка посередине. Бруно перехватил его руку и провёл ею по своей груди, медленно очерчивая упругие мышцы, которыми он по праву гордился. — Каждый раз, когда собираюсь нарушать, лейтенант, — шепнул он. Лейтенант Абаккио послушно, почти околдованно повторял вслед за ним путь кружевных завитков, гладил переливчатые шелковистые нити, нерешительно царапнул золотистую застёжку, спрятавшуюся на спине. Его губы приоткрылись, точно в благоговейном восторге, точно в безмолвной молитве. Только мафиозные шлюхи носят такие шмотки, ожидал услышать от него Бруно, внутренне окаменев, но Абаккио прошептал лишь: — Это так… красиво. Он робко поддел бретельку на плече Бруно, и она скользнула вниз. Лейтенант Абаккио почти невесомо поцеловал покрасневшую кожу, натёртую кружевом, и Бруно заметил лишь, как распустились чёрно-фиолетовые следы его поцелуев на его коже, прежде чем Абаккио наклонился и коснулся губами его правого соска. Его жаркое дыхание защекотало кожу Бруно, и возбуждение тягучей волной прошлось внизу живота и по всей длине его члена, пока язык Абаккио блуждал по паутине кружев, мягкий и щекотливый, точно испуганная бабочка. Наконец он поднял голову, опустил ладонь на плечо Бруно и вплёл пальцы в его волосы, пытаясь отдышаться. Его помада смазалась, отхлынула куда-то, словно волны прилива, обнажив его припухшие порозовевшие губы. Бруно видел, как дрожат ресницы Абаккио, как поблёскивает капелька пота на его виске, и что-то внутри него дрогнуло, как струна на скрипке, нечаянно задетая лёгким смычком. Не удержавшись, Бруно лизнул его щёку и погладил мягкие нежные волоски на затылке. На вкус лейтенант Абаккио был как коричневый сахар, даже как меласса, на которую когда-то отец Бруно ловил рыбу — сладко-горький, дымный, тёмный, тягучий, медленно тающий на губах. Меласса, ваниль и миндальные пирожные, решил Бруно, задумчиво прикусив губу. Подумать только, что обычный коп может быть таким сладким и нежным на вкус. Чистенький лейтенант Абаккио в безупречно отглаженной белоснежной рубашке, послушный мальчик, гордость семьи, который коротает долгие смены тем, что трахается с незнакомыми мужиками в патрульной машине. Бруно не сдержал смешка, и Абаккио недоумевающе взглянул на него сквозь опущенные ресницы. В неверном свете его глаза казались тёмными и бездонными, и Бруно еле удержался от того, чтобы не поцеловать его в приоткрытые губы — до того он был сейчас прекрасным, хоть и не подозревал об этом. Никаких поцелуев, напомнил он себе… и всё же с каждой секундой он забывал, как и почему оказался на заднем сиденье патрульной машины вместе с лейтенантом полиции. — Ну и что это было? — хрипло спросил Абаккио и стёр влажный след от языка Бруно со своей разгоревшейся румянцем щеки. — Просто попробовал тебя на вкус, caro, — небрежно бросил ему Бруно, подавшись ему навстречу, точно мотылёк, бросающийся в огонь. Он нетерпеливо стянул с него брюки и блаженно вздохнул, когда его член скользнул между бёдер Абаккио и влажная головка коснулась его входа. Впрочем, Бруно не спешил. Он погладил внушительный член лейтенанта Абаккио, прокатив тонкую кожицу вверх и вниз и растирая смазку между пальцев, и Абаккио тихо простонал, кусая губы и застенчиво, но возбуждённо глядя на него из-под длинных ресниц. Больше называть его копом, даже в мыслях, Бруно не мог — настолько он сейчас казался юным и красивым без своей мрачной полицейской формы… ну и вообще без всего, раз уж на то пошло. Спина Абаккио от выступающих лопаток до ложбинки на пояснице была мокрая и тёплая от пота, и Бруно провёл ладонями по его коже, скользнув к ягодицам. Абаккио раздвинул ноги, раскрываясь ему навстречу, и пальцы Бруно прокрались между его ними, оглаживая бархатистую кожу. Наверное, они были ровесниками. Они могли бы встретиться в одном и том же ночном клубе или даже столкнуться нос к носу в университетской библиотеке, а не на пустынной ночной трассе. Могли бы, будь судьба к ним чуть-чуть благосклоннее. Бруно нерешительно дотронулся до его щеки, поцеловал и прикусил самый кончик порозовевшего уха. — И как я на вкус? — хриплым шёпотом спросил Абаккио, очевидно приняв это за какой-то дурацкий подкат. Бруно улыбнулся, склонив голову к плечу. Какой ты на вкус? Как жжёный сахар или как карамельная корочка от крем-брюле, хотел было сказать Бруно. Хотя что он мог знать о крем-брюле? Он ведь даже ни разу его не пробовал. Мать, уговаривая его уехать вместе с ней, рассказывала Бруно, что за пределами их деревушки их ждёт столько всего интересного: венецианские карнавалы, мягкое миланское мороженое, римские улочки, по которым ходили ещё императоры, вся Италия, Франция и весь мир, стоит ему только пожелать. Но чья-то злая рука вырвала страницу из этой сказки и счастливый конец так и не настал, и Бруно Буччеллати оказался в этой патрульной машине вместе с копом, таким опьяняюще сладко-горьким. Нет, Бруно не знал, что ему ответить. Ты потрясающий на вкус. Не похожий ни на правду, ни на ложь — её Бруно за эти годы попробовал достаточно — а на что-то третье. Вкус запретного удовольствия, наверное. — Пока не знаю, — улыбнувшись, лукаво сказал Бруно и притянул Абаккио к себе и накрыл губами его губы, чувствуя сладость его помады. Абаккио жадно ответил на его поцелуй и медленно провёл по его плечам и рукам, шёлково-воздушно, едва щекотно — и по коже Бруно забегали горячие мурашки. — Я не могу поставить под угрозу безопасность нашей доблестной полиции, — нарочито серьёзно сказал Бруно, отстранившись от его губ и переведя дыхание, и плавно расстегнул молнию на своём плече, вынув из сияющей фиолетовым пустоты блестящий квадратик из фольги. Абаккио непонимающе моргнул, и Бруно улыбнулся. Разумеется, он же не мог видеть стенды. Для него, должно быть, это выглядело пугающе странно. Впрочем, и сам Бруно ещё не привык к способностям Sticky Fingers — да и к нему самому. Он всё ещё не мог привыкнуть к мысли, что стенд был не подарком, который милостиво преподнесла ему Пассионе, а… ним самим. Отражением его души. Ступенькой в лестнице, ведущей наверх. Однажды, пообещал себе Бруно, однажды он заберётся на самую вершину и тогда мафия больше не будет прежней. Но это будет не скоро, совсем не скоро — а пока удивлённый Абаккио протянул руку и нерешительно коснулся того места, где была молния, уже растаявшая на коже, и Бруно почувствовал, как мурашки снова брызнули по его плечу, расцветая под пальцами Абаккио и щекоча самое сердце. — Откуда ты… — Неважно, — сказал Бруно, снова поцеловав его. Он погладил языком его зубы, отстранился и мягко обвёл губы Абаккио, любуясь тем, как смазалась помада, точно цветок, оборванный жарким южным ветром. — Не пора ли заняться вами, лейтенант? — Леоне, — поправил его Абаккио неровным голосом, — назови меня… по имени. — Леоне, — послушно повторил Бруно. Ему шло это имя. — Леоне, — добавил он чуть тише, пробуя на вкус и эти пять букв. Он требовательно толкнулся двумя пальцами в его рот, и глаза Абаккио расширились, кажется, загорелись золотистым изнутри, точно от гнева и неожиданности, и всё же он послушно облизнул пальцы Бруно. Послушно… или не очень, укусив его за палец и дразняще облизнув. Бруно ахнул и улыбнулся. — Лев пробует свои клыки, да? — нарочито серьёзно переспросил он и, не дожидаясь ответа, опустил руку на его поясницу и медленно вошёл в него одним пальцем другой. Это оказалось невыносимо хорошо — Леоне изогнул спину и опустился на него. Он оказался таким горячим и шелковистым, и сжимал даже один его палец так узко, что по всему телу Бруно пробежали мурашки, стоило ему только представить, как тесно будет в нём его члену. Видимо, единственные пробки, с которыми были знаком лейтенант Абаккио, были исключительно дорожными. Леоне погрузил пальцы в его чуть влажные волосы на затылке и склонил голову на его плечо, блаженно закрыв глаза, хоть Бруно этого и не видел, раскрываясь всё шире и шире. Бруно обвёл его вход и добавил второй палец — а потом потянул пальцы наружу и снова вошёл ими, наслаждаясь тем, как вздрогнул Леоне, почувствовав самые костяшки. Бруно раздвигал и вытягивал пальцы, и Леоне завёл руку за спину, попытавшись перехватить его запястье. Бруно отстранился, надорвал упаковку презерватива, вытащил скрученную синюю улитку из латекса и раскатал его по своему члену. — Здесь уже есть смазка, но, Леоне… — он помолчал, наслаждаясь тем, как Леоне нетерпеливо ёрзает на его бёдрах, кусая губы, и погрузился в него третьим пальцем, — я буду очень нежным, не волнуйся. Бруно погладил его по животу, наклонился и пробежался языком над серебристой дорожкой волос в паху. Всё тело Леоне напряглось под его губами, и он, не выдержав, застонал и впился ногтями в его плечи. Бруно улыбнулся и поднялся к его груди, поцеловав соски, оттягивая их губами и дразняще легко провёл рукой по его члену, чувствуя, как упирается головкой прямо в его скользкий от своей слюны вход. Он толкнулся бёдрами вверх и замер, погрузившись всего на чуть-чуть. Шёлковая горячая теснота обняла его член, и Леоне зашипел, сжавшись вокруг него, а потом и уткнулся лицом ему в шею — его щёки горели, его жаркое дыхание грело кожу Бруно, и его ресницы были чуть мокрыми от выступивших слёз. Бруно поднял на него глаза. Впервые ему достались не жалкие крошки наслаждения, украдкой подобранные с чужого стола — Леоне был его, его, румянец заливал его щёки, виски и мускулистая грудь влажно блестели от пота, и он хотел Бруно так же сильно, как и он его. Абаккио прерывисто вздохнул, точно набирая кислород перед тем как нырнуть, и опустился на его член. Бруно не смог сдержать стона. Горячее марево плыло у него перед глазами, и он видел лишь, словно в замедленной съёмке или в остановленной перемотке, как бьётся жилка на шее Леоне, такая трогательно беззащитная и тонкая по сравнению со всем его гибким мускулистым телом, как мерцают на коже капельки пота, выступившие и как сверкают, затуманенные желанием его глаза — лавандово-голубые, он наконец-то различил их цвет. Бруно снова поцеловал его, оставив ярко-розовый след под воротником, ближе к груди. Милое напоминание о маленькой шалости в патрульной машине там, где его никто бы не смог увидеть. Ну, почти никто, кроме, возможно, супруги лейтенанта Абаккио. Бруно бросил быстрый взгляд на его руки, однако кольца у Леоне не было. Странно, но ему стало почти приятно. Он скользил в нём, вырывая из губ Леоне низкие стоны, тягучие, словно мёд. Если бы Бруно сейчас велел ему умолять, он бы хныкал и просил, задыхаясь собственными стонами, желая ещё жестчё, ещё сильнее, ещё быстрее, но Бруно лишь гладил его по плечам, по рукам, по пояснице, по ногам, обнимающим его талию, разминал его ягодицы, пробовал губами его кожу. Он обещал быть нежным — и он хотел этого. Пусть лейтенант Абаккио и был на другой стороне, он казался таким… настоящим. Таким правильным. Таким нужным ему сейчас. Упругие мышцы перекатывались под его кожей, и свет играл на ней, одевая его то в серо-черную ночь, то в ядовито-оранжевые отблески фонарей. Леоне обвил его шею руками и медленно двигался на нём, запрокинув голову и приоткрыв губы, точно отдавшись дикому, чувственному танцу, танцполом в котором был член Бруно. Он то почти выпускал из себя член Бруно, то вновь насаживался на него, выгибая спину и покачивая бёдрами. Твёрдый член Леоне блестел от смазки, капли падали, пачкая брюки Бруно. Бруно всё ещё помнил его вкус на своём языке и всё же сейчас он хотел попробовать его снова. Но ещё сильнее ему захотелось кончить раньше Леоне, чтобы довести его до разрядки своей рукой или ртом, и увидеть, как вздрогнут его ресницы, как приоткроются его губы, как силы оставят его и он выстонет его имя, упав ему на плечо. Поэтому Бруно сжал его бёдра, не разрешая двигаться, толкнулся ещё несколько раз, резко и отчаянно, насаживая Леоне на себя, и кончил. — Что… — выдохнул было Леоне, но Бруно плюнул на руку и обхватил его член. Он дрочил ему, не заботясь о нежности, сжимая головку и скользя по стволу до самого основания быстро, почти грубо, чтобы вырвать из Абаккио стоны и мольбы — и у него получилось. Леоне прижался к нему, обессиленно опустив голову ему на плечо и скользнув ладонью к его животу. Другой рукой он зажал свой рот, и, кажется, ещё и прикусил ладонь, пытаясь сдержать свои всхлипывания и стоны. Сейчас он был таким… нежным. Нежным и тёплым. Бруно обвил руки вокруг его талии, прижимая его к себе. Он прошептал его имя и растёр его пульсирующий от напряжения член, и Леоне гортанно вскрикнул и выплеснулся ему в ладонь. Бруно вытер руку о сиденье и прильнул лицом к шее Абаккио, вдыхая его одеколон — что-то солоновато-морское и терпкое, и бессильное против нежной горечи его кожи. Леоне тихо вздохнул и наклонился к нему, не решаясь просить о поцелуе. В самых уголках его губ проснулся мягкий медовый вкус, и Бруно слизнул его, почти дрожа от его тёплого дыхания. Наверное, это был их последний поцелуй, и они так никогда больше не встретятся, растворившись в неаполитанском море точно две крупинки соли — и Бруно почувствовал, как в его груди что-то больно кольнуло при этой мысли. — Лейтенант, — тихо сказал он, обняв Леоне, — арестуйте меня в следующий раз, как только увидите. Я паркуюсь в неположенных местах, моя машина на самом деле угнана и ещё я очень, очень хочу пригласить вас на свидание.