Он выживал, плевав на все невзгоды.
Бесстрастным и столь острым стал мечом,
Погубив в себе отчаянно все то,
Что Вы с остервенением назвали бы «хорошим».
***
Шинра
Пятнадцать лет… Столько времени прошло, а картина особо не меняется. День за днем, ночь за ночью. Сей пейзаж так сильно въелся под корку моего сознания, что с каждым разом становилось все противнее. Бордовые лужи, стекающие с пропитанной кровью одежды. Хладеющие тела, безжизненные и распластавшиеся каменными изваяниями на земле, на лицах которых остались проблески последних эмоций. Со временем мне становилось все более тяжко переносить последствия деятельности — мое нутро наполнялось отвращением к тому, что я делаю. Я искал лечение в алкоголе и никотине, но и то мне не особо помогало — «лечение» проходило с трудом, а кошмары будто шли по пятам за моей почерневшей душой. С одной стороны — я выживал, ухватываясь за каждую нить, способную выдернуть меня из сложного положения. С другой — жил среди таких же, как и я, умудрялся опытом, отнюдь мной не желанным. Обычно нас нарекали «злодеями на стороне героев». Был, конечно, упрощенный вариант — «убийцы злодеев», — но этот был каким-то… непафосным? Скучным, быть может? Исподлобья посматривая то на меня, то на мой рапорт об увольнении, статный мужчина с округлым, словно картошка, носом насупился. Полковник, бывший командиром «полка», слыл очень жестким и беспринципным в кругах организации. Многие его невзлюбили, многие — уважали, хотя уважение это было вызвано чувством всепоглощающего страха. Отложив на стол бумагу, мужчина задал лишь один вопрос: — Почему? Один и тот же вопрос, что я слышал, когда показывал рапорт своим командирам. Сначала старшина роты — невзрачный человек в погонах старшего сержанта, — затем командир роты — статный, плечистый майор, бывший отдушиной для всех своих подчиненных. Но теперь о моем увольнении прознал командир полка и вызвал к себе. Не сказать, что я был неслыханно рад — мне просто хотелось побыстрее замять это дело и съебаться отсюда. — Ты в этой сфере уже шестнадцатый год. Министр обороны лично вручил тебе ряд наград, из-за которых некоторые ротные готовы тебя к чертям порвать, ибо сами и половины от полученного тобой не имеют. Так скажи мне, сержант, почему ты хочешь уволиться? Он сам знал ответ на этот вопрос. Просто хотел удостовериться в своих догадках. Моя эффективность снизилась — «кпд» упал. Да и, думаю, он уже изучил от корки до корки рапорта, присланные старшиной и командиром роты, где обсуждались проблемы, связанные с моей психикой. Неспеша я начал свой рассказ… — Мне в последнее время часто снятся кошмары… Изо рта вновь понеслись слова, которые, казалось, были вызубрены мной словно статьи устава. О том, как я, работая на износ, перегорел; о том, как мне противно смотреть на картины убийства; о том, как я хочу… хочу… На этом моменте я осекся, лишь бросив ему невзначай: — Да я даже не знаю, чего я хочу. Глядя в мои бесстрастные глаза-колодцы, полковник аккуратно отложил мой рапорт и, уместив локти на столе, вздохнул, причитая: — У тебя же контракт еще не закончился, так? Ты в курсе, что если я тебя уволю сегодняшним днем, то тебе придется выплатить компенсацию? — Так точно, — ответил я. — Хотя эта сумма незначительна. Денежное довольствие, которое я получил вместе с некоторыми наградами, полностью все покроет. — Полагаю, ты будешь стоять на своем до конца? — Так точно. Командир полка поднялся с кресла и, обогнув стол, встал напротив меня. Вблизи он выглядел суровым, если тем более учесть множество шрамов на его лице. Один из таких наискось пересекал его левый глаз, серый и будто бы потерявший свои видимые очертания; другой тянулся по виску, вдоль его пробора, третий — изуродовал щеку, доходя до, казалось, пером очерченных скул. — Тогда что ты думаешь насчет альтернативной службы? — не сдавался полковник, рождая новые варианты практически из воздуха. Хотелось возразить, но командир выставил передо мной большую мясистую ладонь, прервав мою реплику, которой, видимо, не суждено было состояться. — Она противоположна нашей деятельности, так что советую тебе выслушать меня. Хотя нет, не так — я приказываю тебе выслушать меня. Я скривил кислую мину, но все-таки приподнял бровь, показывая свой безразличный интерес. Мужчина усмехнулся: — Незу — директор одной немалоизвестной академии — недавно сказал мне, что у него жуткая нехватка кадров на должность преподавателей. Так вот… — Товарищ полковник, вы ведь не задумывались о том, чему именно я буду учить? Убийствам, к которым в последнее время испытываю крайне сильное отвращение? Я ведь только это и умею, если задуматься… — Если задуматься, твой кругозор пиздецки узкий, сержант, — мужчина в погонах насупился, смерив меня полугневным взглядом. — Ты же довольно долгое время командир взвода, так что опыт работы с личным составом у тебя есть. Да и, к тому же, кто ли не знает лучше злодеев: полицейский, герой или же их убийца? М? — А… — мне очень хотелось возразить, однако я осекся. Это заметил командир, звонко щелкнув пальцами: — Да и, к тому же, ты с легкостью можешь стать учителем по физкультуре, ведь так? Однако — решать не мне. Хотя я и мог бы просто отдать тебе приказ, но это вне моих моральных устоев. — Что за академия? Мужчина погладил свою щетину, едко ухмыльнувшись. Он сейчас походил на гиену в шкуре медведя, оттого мое безразличие пошатнулось табуном мурашек. — Вижу, тебя заинтересовало мое предложение? — он сунул руки в карманы, сказав лишь одно слово: — UA. Его слова эхом отразились от крашеных в серый стен, снова и снова вгрызаясь в мои уши. — Что, простите? — словно не расслышав название академии, я состроил непонимающую мину. Хотя не так. На самом деле, мне просто хотелось удостовериться, что учебное заведение, куда меня прикомандируют, это не то… — UA. …о чем я думаю. Но со словами полковника я вздрогнул и застыл на месте. Встал как вкопанный. Окаменел, словно попав под влияние глаз Медузы Горгоны. Все мое внутреннее естество дрожало. От удивления. От непонимания. От ярости. Низкий голос, слетевший с моих уст, будто не мой, по-зверски прорычал: — Товарищ полковник, — лицо затянуло мраком в потемках канцелярии, — если это шутка, то она не очень-то и смешная. На мгновение я мог лицезреть, как дернулось веко командира, явно не ожидавшего, что я выпущу в его сторону такую сильную жажду. Однако он остался беспристрастен. — Уймись, сержант, — холодно припечатал он, вытянув из-за пазухи русский ПМ и направив в мою сторону. — Если не хочешь проблем, советую тебе подойти к этому с холодной головой. Иначе отведаешь 9 миллиметров ПМа. Боевого заряженного. В подтверждение к своим словам он снял пистолет с предохранителя, однако, стоило мясистым рукам лечь на рукоять, его глаза расширились, почувствовав у своего бока сталь, холодную и донельзя острую. — Вы явно знали о моей причуде, товарищ полковник, ровно как и том, что в схватке один на один мне нет равных. — Я очень хорошо знаком с твоим досье, сержант, как и с данными о твоей семье. Настоящей. Впервые за долгое время я напрягся и непреднамеренно вспорол ткань его рубашки, слегка войдя лезвием под кожу. Лицо полковника дернулось от неприятных ощущений в районе левого бока. Я пытался максимально подтереть данные. Пытался запутать следы, подделать документы. Но, видимо, этого было недостаточно. Все было без толку. Теперь, когда правдой о моей семье владею не только я, оставался только один вопрос. Убить или не убить? — Я могу это расценивать за шантаж? — Я бы никогда не стал делать то, что идет врознь с моими принципами. Однако найдутся лица, которые пойдут и не на такое. Внутри и снаружи организации ты нажил себе немало врагов… — Поэтому Вы требуете, чтобы я пошел под протекторат академии UA? Полковник измученно хмыкнул: — Ну, у UA больше возможностей, чем у нашей организации. Больше связей, денег. Пока ты выполнял приказы и образцово исполнял свои обязанности, никто и не подумывал использовать твою семью, как рычаг давления. Однако теперь, когда ты хочешь уволиться, у некоторых личностей руки могут развязаться, и они пойдут по пути шантажа. Нехотя я отвел лезвие, ибо не мог не согласиться с тем, что сказал полковник. Мне была предначертана роль простого расходника, никто не заикнулся бы, если бы не обнаружил меня на поверке. Так, сказали бы: «Пал смертью храбрых, защищая честь и свободу Отечества нашего». Но я жил. Выживал, словно назло, чтобы побесить офицеров. В итоге с присвоением мне очередного звания сержанта задания стали более тяжкими, изощренными, будто от меня хотели избавиться как от бельма на глазу. Но я, словно проклятый, словно загипнотизированный, продолжал жить, перенося все тяготы и лишения, но хрупкий сосуд моей души уже дал трещину, предвещая начало конца. И я написал рапорт. — Тогда почему до этого никто никак не намекнул о том, что они знают про них? — Ну, — протянул командир, словно подогревая мой интерес, — где-то подхлопотал старшина, где-то ротный твой, где-то участие принимал лично я. А знаешь почему? Мое молчание как можно ярче описало степень моего небезразличия. — Да потому, что ты живучий, как таракан. У тебя опыта на голову больше, чем у всей роты вместе взятой. Ты самый ценный кадр нашей организации, и офицеры — да даже я, — как бы ни хотели этого признавать, полностью это осознают. Вновь обогнув стол и устроившись в кресле, полковник достал свой портсигар и вытянул оттуда сигарилу, неспешно ее прикурив. — Знаешь, как тебя в узких кругах нарекают, а? — вытянув дым из легких, мужчина указал на меня пальцами, раслабленно сжимавшими папиросу. — Мастер. Так не только срочники тебя называют. Офицеры тоже. Смахнув сигаретную труху в пепельницу, полковник задал все так же интересующий его вопрос: — Ну так что там с альтернативной службой, сержант Шинра? Да? Нет? Пошел нахуй? Насупившись от такого бесстыдного перевода темы, я понимал, что полковник не примет отказа с моей стороны. Да и семью, растившую меня в любви и заботе целых восемнадцать лет, нужно было уберечь от тех, кто со мной был на ножах. Моя душа была покрыта гниющей коркой, и лишь родители с сестрой, которых я тайно, словно противный сталкер, проведывал, могли эту корку содрать. Я выругался, все еще негодуя от неизбежного решения, и, звонко щелкнув языком, спросил: — Товарищ полковник, разрешите закурить?***
Рев двигателя разлетелся на пару кварталов, а затем по улице синим размытым пятном промчался «Скайлайн». Ловко маневрируя меж автомобилей, Шинра, подперев рукой щеку, со скучающим лицом подъезжал к воротам академии. Колонки били по ушам, ограждая от окружающего мира и удивляющихся водителей, которые, узрев маневры сержанта, со злостью вбивали ладонь в руль, подавая звуковой сигнал. У ворот с него спросили пропуск, однако мужчину пропустили сразу же, когда он показал свой пропуск. Припарковав машину и заглушив двигатель, Шинра неспеша осмотрел академию, куда его прикомандировали. Исполинское и будто бы стеклянное здание буквой «Н» возвышалось перед его глазами, играя в синих тонах с отражением неба на нем. Сержант слегка присвистнул и, поправив свое обмундирование, размеренным шагом пошел в сторону главного входа. Вот только не ожидал он, что встречать его будут миленький зверек и старик с анарексией и впалыми скулами. — Ты же сержант Такатера? — спросил полумедведь-полумышь миленьким нежным баритоном. Шинра кивнул. — Я Незу, приятно с тобой познакомиться. — Взаимно, — ответил мужчина и с вопросом посмотрел на анарексика. У военного в запасе складывалось двоякое чувство относительно блондина. Его тело больше походило на высушенный лист, а взгляд — свирепый и жесткий, тяжелый, с огнем, горящим внутри голубых глаз. По одним его очам Шинра понял — человек перед ним силен, хоть и не хочет этого показывать. Инстинкты сержанта выли волком — он хотел было схватиться за оружие, но с задержкой осознал: а кто его тронет-то? — Ого, смотри-ка, — Незу ткнул худого локтем и с легкой и не обидной насмешкой посмотрел на прикомандированного, — распознал в тебе тяжелую добычу. Блондин ничего не сказал на слова директора, лишь спустился по лестнице и, протянув руку, выдавил тяжелым измученным басом. — Приятно познакомиться, Шинра, меня зовут Тошинори Яги. — Ну, — Незу хлопнул в ладоши и сладко улыбнулся, — раз со знакомством покончили; полагаю, следует перенести нашу беседу в более… уютную обстановку.