Я помню — ты любил…
Ты любил буквально всё.
Любил рассветы, которые ласкали своими мягкими лучами, предвещая что-то новое, необыкновенное. Любил закаты, ведь они заканчивали день, говоря о том, что завтра будет что-то ещё, чего сегодня не было. Любил обычное полуденное солнце, хотя, казалось бы, что в нём прекрасного, но что-то тебя всё равно цепляло. Любил Луну и звезды, среди которых прятались тайны, которые нам пока не известны, с которыми можно столкнуться лишь побывав там.
По утрам ты любил пить апельсиновый сок, в основном из-за того, что кофеин в больших дозах опасен для твоего мутировавшего организма, поэтому с восходом солнца страдали невинные цитрусовые, а также маленькие печеньки, которые ты употреблял в невероятных количествах.
Любил свою школу, полную недоразвитых дебилов, которые по уровню знаний тебе и в подмётки не годились. Не понимаю, зачем тебе вообще туда нужно ходить, ведь Старк работой тебя уже обеспечил. Похоже, ты страдал редкой формой мазохизма, идя каждый раз за новой порцией оскорблений и тычков в спину. А ты, наверное, и вправду был мазохистом. Иначе зачем тебе каждый день было отправляться на эти чёртовы патрули, спасать кошек и переводить бабушек, раскрывать наркопритоны и предотвращать всяческие ограбления, получая ранения, которые могли бы быть смертельными для обычных людей, но ты любил это дело, тебе нравилось видеть благодарность в глазах людей. Ты
был героем.
Так же ты любил науку. Ты был грёбаным маньяком по отношению к ней, исчезая в расчётах и экспериментах, открещиваясь от сна и еды, даже не смотря на то, что тебе рано вставать. Ты изобретал, творил, радовался удачам и не опускал руки после провалов.
Так же ты любил меня - это было видно по твоим сверкающим радостью и нежностью глазам, по улыбке, которая появлялась сразу же, как я появлялся. Ты был искренне счастлив, ты любил меня, и я в этом не сомневаюсь, ведь меня невозможно обмануть — это моя сфера жизни…
Был…
Ты не представляешь, как был счастлив я, когда нашёл тебя, когда почувствовал то, что уже и не надеялся почувствовать за свою многовековую историю… Я просто был счастлив смотреть на тебя, смотреть на твои растрёпанные волосы, смотреть в твои глаза, сверкающие детским любопытством и невинностью, смотреть на то, как ты злишься, как радуешься или огорчаешься. Мне было достаточно смотреть, как ты сонно делаешь уроки, как, погрузившись в размышления, что-то ешь, пронося ложку мимо рта; смотреть, как ты в панике бегаешь, пытаясь потушить вышедший из-под контроля эксперимент, беря при этом для тушения легковоспламеняющуюся жидкость, которая стояла под рукой; смотреть, как ты уставший вваливаешься в окно, даже не заботясь о том, чтобы снять костюм. Ты был таким забавным.
Я как-то предложил тебе бросить всё это и отправиться покорять галактики, или даже измерения. Думаю, Стрэндж не был бы против нам помочь. Но ты отказался, сказав, что любишь и эту планету, и мир. Сказал, что в твоей помощи нуждается много людей.
Сказал, блядь…
Я помню, как мы гуляли по ночным улочкам никогда не засыпающего Нью-Йорка. Помню, как прохожие косо смотрели на нас, с небольшим страхом - они всё ещё помнили меня, бога, пытающегося захватить мир… Мне стало неловко, и я попытался освободить свою руку из твоей, но ты не дал мне этого сделать, сказав, что будешь любить меня на зло всему миру… А я лишь улыбнулся в ответ…
Сколько раз ты говорил, что любишь меня? Тысячу? Три тысячи? А сколько раз я отвечал тебе?
Ни одного.
Я помню наш первый поцелуй, такой неловкий и неожиданный… У тебя тогда удачно прошёл эксперимент, над которым ты работал последние полгода, и в порыве чувств ты поцеловал меня. Всё случилось за несколько секунд. Однако я до сих пор помню твои губы вкуса молочного шоколада, который ты любил есть во время работы, наплевав на все правила о том, что в лабораториях есть нельзя. Помню твои растрёпанные волосы и шокированный взгляд после случившегося. Помню, как ты покраснел и начал заикаться, говоря о том, что тебе пора на патруль, но ты никогда не выходил на патрули в четыре часа утра. Чудак. Камеры записали наш первый поцелуй, не дав забыть его.
Память…
Я помню твои слёзы. Слёзы от того, что ты узнал, что твоя тётя Мэй больше не откроет глаз, не приготовит финиковый пирог, который тебе даже не нравился, но он был приготовлен ею, не улыбнется своей тёплой улыбкой, не погладит по голове, не даст совета, не отругает за позднее возвращение. Ты, конечно, отомстил тем ублюдкам, которые пытались ограбить её, запер их в тюрьме. Но надолго ли? Я никогда не забуду твоих пустых глаз, полных грусти и отчаяния. Она ведь была тебе как мать… и я тебя прекрасно понимал…
Я был рядом…
Я помогал тебе подняться. Помогал снова почувствовать вкус жизни, вернуться в мир, который без тебя, казалось, стал серым, а для некоторых людей и опасным, ведь Человек-паук не мог прийти им на помощь.
— СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ! — крик вырвался сам собой, заполняя эту тихую пустоту, разбивая окна комнаты, в которой я был…
Был когда-то вместе с тобой, но сейчас нет…
Я помню тот день…
И как же я хочу его забыть,
а лучше стереть из мироздания.
Я до сих пор не могу смириться, что тебя
нет.
Почему в тот день ты не отказался от миссии? Почему не оставил работу Мстителям? Почему у тебя такое сильное чувство ответственности? Почему я не остановил тебя? Мне ведь так не хотелось тебя отпускать. Я словно чувствовал, как внутри копошатся змеи, но не мог понять, в чём причина таких ощущений… а когда понял, было уже поздно…
Тысяча «почему» и ни одного ответа…
***
— Новый злодей объявился, планирует захватить Землю. Ну, как обычно. Было бы, конечно, проще, если бы он действовал один, а не в купе с пришельцами, — Старк поднял взгляд от бумаг, которые читал всему собранию Мстителей. — Локи, да у тебя появились фанаты.
— Ну не тебе же всех забирать, — усмехнулся бог.
— В общем, нужно обезвредить этого недокосплеера, «недо» - потому что без оленьих рогов, и уничтожить перенасекомых мутантов с другой планеты. Участвовать могут все, — Тони специально посмотрел на Питера. — Все, кроме черновласки, а то ещё спутаем с преступником, будет неловко перед злодеем.
Всем понадобилось минут десять на то, чтобы прийти в полную боеготовность, привести в порядок костюмы, проверить оружие и снаряжение и отправиться на очередное спасение мира. Локи невидимой тенью тоже последовал за ними, дабы в случае чего оказать помощь.
На поле боя была сплошная мясорубка. Спустя пару минут битвы повсюду валялись ошмётки тел пришельцев, из которых текла противная голубая жидкость, скользкая и липкая одновременно. Мстители обезвредили человека, зовущего себя Жужелицей, буквально в две секунды, им даже особых сил прилагать не пришлось — просто обмотали паутиной и дело с концом, но армия сороконожек переростков оставалась всё ещё актуальной помехой на пути к победе.
Всё было хорошо. Все справлялись с противниками, но в один момент что-то пошло не так. Жуки начали атаковать более яростней, быстрей, агрессивней, словно чувствовали своё поражение, словно терять им было уже нечего. На Локи внезапно напало одно из чудовищ, которое невероятным способом почувствовала его присутствие, и, когда одна из ног насекомого, практически проткнула тело бога, существо отбросило выстрелом паутины. Когда бог обернулся дабы подтвердить свою догадку, он увидел то, что больше никогда не забудет… Напротив него в нескольких метрах был Человек-паук… сквозь грудную клетку, прямо через сердце, его пронзила одна из ног насекомого.
— Питер! — этот крик принадлежал не человеку…
Все чудовища, находящиеся по близости, лопнули, словно мыльные пузыри, забрызгав всех своей внутренней жижей.
— Не смей умирать! Не смей умирать, я тебе говорю! — Локи подбежал к юноше, который лежал на земле и смотрел в никуда своими остекленевшими глазами. — Битва ещё не окончена, вставай, без тебя же никто не справится…
Он понимал… Понимал, что больше не взглянет в эти глаза орехового цвета, что больше не увидит улыбки, подобной солнцу. Понимал, что больше не окажется в этих любящих объятьях, что не поцелует, что больше никто не посмеётся над его нелепыми шутками, не поймет, что происходит в душе бога лжи…
Понимал…
— Я ведь так и не сказал, что
люблю тебя…
***
Всё в этом мире напоминает о тебе. Буквально всё. Ты успел рассказать мне обо всём, успел засесть в моей памяти, успел завладеть моим сердцем.
С того момента, как ты умер, словно умер и я. Словно вырвали сердце, разломав все ребра, содрав кожу, но даже это не может описать боль, которую я чувствую…
Ты когда-нибудь задумывался, как тебя много? В ванной осталась твоя зубная щётка и расчёска, на которой всё ещё покоятся твои кудрявые волосы. В комнате стул был завален толстовками и майками, которые были тебе явно не по размеру. На полу валялись какие-то формулы и чертежи, которые выпали из толстой папки, лежащей на столе, прямо рядом с кружкой, которую ты так и не отнёс помыть… Здесь было всё пропитано тобой, твоим запахом…
Но где же ты…
Я не мог находится на Земле… Где угодно, но только не здесь, где я везде вижу тебя…
— Прощай. Солнце когда-нибудь снова воссияет над нами, — твоя могила - последнее место, которое я вижу перед тем, как телепортироваться куда-нибудь подальше от этой планеты, от этой
боли…
