Tedd Deireadh

…Потом чародейка и ведьмак справили шумную свадьбу. Я был там, мед-пиво пил. И жили потом счастливо, но недолго. Он умер легко, от сердечного приступа. Она умерла вскоре после него, а от чего, о том сказка не говорит. Толкуют, что, мол, от горя и тоски, да только кто станет сказкам верить? Флоуренс Деланной Сказки и предания

Она возвращалась в небольшой домик на берегу моря уже за полночь. Ветер развевал черную накидку лёгкими порывами, а в душе зарождалась необъяснимая тревога. Даже морской запах перестал действовать успокаивающе. И с чего вдруг стало так тревожно? Йеннифэр вздрогнула и изо всех сил побежала в домик на берегу моря. Она бежала так, словно от этого зависела ее жизнь. Одним быстрым движением она распахнула дверь из светлого дерева. — Геральт! — крикнула Йеннифэр. Его нигде не было. Чародейка рвануланаверх, но и там ведьмака не оказалась. — Геральт! Йеннифэр становилось все тревожнее, а отчаяние сжимало вокруг неё свои тугие сети. Тут она увидела его. На маленьком диванчике, прикрыв глаза. — Геральт! Ведьмак лежал не двигаясь. Йеннифэр готова была сорваться на истерику. Слегка трясущимися руками она толкнула его в плечо. — Йен? — слабо спросил Геральт. — Что с тобой, Геральт? Геральт, мне сходить в город за целителем? Йеннифэр поднялась с дивана, и уже собралась сорваться за знахаркой из деревни. — Стой… Пожалуйста… Йен… Йеннифэр остановилась, как вкопанная. — Не надо. Я… Я хочу видеть твои глаза… Перед… — Перед чем? Йеннифэр старалась сделать голос, хотя бы голос, спокойным. Где же её былое хладнокровие и сдержанность? — Ты все поняла, Йен. Геральт замолчал, а Йеннифэр продолжала смотреть на него своими фиалковыми глазами, вокруг которых никогда не появятся морщины, сколько бы ни было им лет. Они останутся вечно молодыми. Хоть в семьдесят, хоть в сто, хоть в двести, хоть в триста, хоть в пятьсот, хоть в тысячу лет. На Геральте возраст тоже не сильно отразился. Сколько прошло зим, сколько лет, а он остался прежним. Но это было только снаружи. — Сколько лет мы здесь, Йен? Мне ведь уже почти… Две… Нет… Три сотни… Это много… Я живу здесь, в тишине, как на пенсии, — Геральт хрипло рассмеялся. — Я стал стариком в молодом теле… Мне не хватает былого… Цири… Трисс… Чудовищ… Двух мечей… Лютика… Я вижу её, Йен… Светловолосую девушку с венком из маргариток. Она ждёт, ждёт меня, Йен… — Геральт… Тебе ещё рано, не оставляй меня! — кажется по щекам Йеннифэр потекли слезы. Давно она не плакала, давно. — Знаешь… — помолчав, словно не слыша Йеннифэр, продолжил Геральт. — Я всегда думал… Почему ты со мной? Все думали, что я твоя очередная блажь… Я тоже, если честно… Что нас связало? Кто ты? Ты — моё предназначение? Я привязал тебя к себе последним желанием? Или ты действительно любишь меня просто так? Хотя… Имеет ли это значение?.. Наклонись ко мне, Йен. Крыжовник и сирень… Никогда не изменяешь себе… — Геральт… Это неважно. Любовь, судьба, предназначение, желание, химия… Да какая разница?! Все это смешалось и привело нас сюда. Меня к тебе и тебя ко мне. Я люблю тебя! На губах Геральта заиграла улыбка, а взгляд жёлтых глаз остановился на лице чародейки. — Ты не можешь умирать, Геральт. Я не могу отпустить тебя, — Йеннифэр прикрыла глаза. — Я не смогу без тебя. Я хочу… — А как же Цири? — Она все поймёт. А я… Я не могу жить без тебя! Геральт прижал Йеннифэр к груди, а светловолосая женщина шелестом листьев, дуновением ветерка шепнула на ухо: — Время. — Я не хочу так умирать… Как старик… Не уходи, Йен, прошу тебя. — А помнишь ту ночь? Когда Эмгыр вар Эмрейс велел убить всех, кто знал о том, что Цири его дочь. Ту ванну и тот нож… Геральт? Не засыпай. Геральт медленно поднялся и прошёл к импровизированной ванне. Йеннифэр поняла все без слов. Простым махом руки она нагрела воды. Геральт и Йеннифэр начали раздеваться со страстью молодых и с всплеском рухнули в горячую воду. Тонкий серебряный нож покоился рядом, на невысоком стуле. Его губы нашли её, скользнули вниз, и Геральт прижал её к себе, вдыхая аромат сирени и крыжовника. — Сейчас… *** Доселе их могила там. Рыбак говаривал, что нашёл их в остывшей кровавой ванне, обнаженными. Апосле он скликал старосту, да жителей деревни. Байка о чернявой чародейки и белоголовом ведьмаке ходила давно, да и ведали их нередко. Говаривали, что любили те друг друга, да и залюбили до смерти. А кто утверждал, что прокляли их, а кто — что убили. Но сие никому доподлинно неизвестно. Бабы сшили саваны, а ребетня нашла камень, что служит надгробной плитой. С писанием было трудно у всех, кроме моложавого сынка почившего писаря. Он то и выбил на могиле: «Ведьмак и Чародейка». Ни сын писаря, ни детишки, никто не знавал имён черно-белой парочки. Все кликали их попросту: «Ведьмак и Чародейка». Сказывают, что после смерти влюблённых появилась на море резная лодочка, а в той лодке девчонка — мелкая и белобрысая. Глазищами зеленющими сверкала на всех, а как увидела могилку, так разрыдалась, опустилась на колени, да бормотала что-то на невнятном языке. А могила Ведьмака и Чародейки до сих пор там стоит, а в ночь Беллетейна можно увидеть там причудливые тени. Кто лепечет, про красноволосую бестию, кто про рыцаря в шлеме с крыльями, а некоторые — так и вовсе — бормочут о вампире. *** Молодые исследователи дошли до главной легенды этих мест. Сколько времени ушло на это! Найти этот камень, которому уже несколько сотен лет, дождаться ночи старинного праздника Беллетейна, и увериться в существование тех демонов, призраков, кто как их называет. А ещё на расшифровывание надписи сколько лет ушло! Даже сейчас неизвестно правдив ли перевод. Сейчас уже никто и её не знает, что это за Ведьмаки, да и были ли они вообще. Тут перед молодыми исследователями появился призрак. Странный он какой-то. Точнее она. Женщина, одетая в черно-белые одежды и с синей звездой на груди. — Squaess me, Zireael. Va faill.