Быть рядом

Жизнь – замечательная штука. А жизнь в любящей тебя семье – тем более. Впервые Ёнджо осознал это в старшей школе. Сентябрь в тот год выдался на удивление жарким. В воздухе стояла невыносимая духота, а легкий ветер только поднимал пыль с земли. Это был второй день месяца, когда все произошло. А если быть точным – 2 сентября 2016 года, пятница, 10:18 утра. Утро Ёнджо началось с привычного поздравления. Тот год не стал исключением – мама разбудила парня за полчаса до будильника. Она боялась опоздать на работу, но ей очень хотелось поскорее вручить подарок своему сыну. Это был новенький телефон, не особо популярная модель, но достаточно дорогая: его мама откладывала с каждой зарплаты по чуть-чуть, чтобы накопить на такой. Привычный поцелуй в лоб, и вот она уже убегает на утренний автобус. Ёнджо с матерью на тот момент уже переехали в Сеул. И пусть они жили и не в самом элитном районе – им всего здесь хватало. Парень шел в школу как и в любой другой день – без энтузиазма, но с твердым намерением начать с этого дня учиться, чтобы не завалить потом экзамены на выходе из школы. Это был его предпоследний год обучения в стенах этого здания. Потом поступление, универ, работа и личная жизнь. Хотя о последнем парень старался не думать. Он жил в мире соулмейтов, где свою половинку каждый мог встретить в любом возрасте, и это не зависело от чьего-то мнения или решения. Свою пару сложно не узнать. Когда вы встречаетесь взглядами, на руке появляется имя, которое кроме тебя может увидеть только его носитель. Бонусом выступает особая чувствительность к боли партнера. В возрасте пяти лет еще совсем маленький Ёнджо впервые пришел домой, жалуясь на боль по всему телу. Как позже мама объяснила, скорее всего, его соулмейта кто-то побил, но подтвердить это не представлялось возможным: на мальчишке не было ни одной царапины, но сам он все чувствовал. Потом, примерно в десять, его щеку как будто огнем обдало. Такое повторялось еще несколько раз, из чего Ёнджо сделал вывод, что его соулмейт, возможно, старше. К восемнадцати годам Ёнджо казалось, что на опыте другого человека он почувствовал все виды боли. Абсолютно все. Но со своей стороны, парень старался беречь тело: не хотелось вредить человеку «на той стороне провода». Он очень трепетно относился к своему здоровью, старался не впутываться в разного рода передряги, обходил драки стороной. Более того, в жизни почти ниоткуда не падал (только несколько раз коленки разодрал, но это не считается). Но в этот день случилось то, что поделило его жизнь на «до» и «после». В 10 утра начинался урок корейского. Учитель привычно постучал классным журналом по кафедре, привлекая внимание. Несколько объявлений от классного руководителя заняли 7 минут. Через несколько мгновений Ёнджо пришло на телефон привычное сообщение от друга из соседнего класса. Любитель пожрать (Гонхак) (10:08) Ты там не сдох? Жду после урока в столовке Ёнджо ответил что-то в духе «у меня похмелье будет только завтра» и убрал телефон. Он ожидал какого-нибудь подарка от друга, больше всего надеялся, что их отпустят вечером выпить где-нибудь, поэтому очень ждал их сегодняшней встречи. В 10:10 учитель вывел тему на доске. В 10:11 попросил открыть учебники на странице 42. Ровно 5 минут девушка с первой парты вслух зачитывала задание, и все письменно выводили его в своих тетрадях. В 10:17 учитель вызвал к доске Ёнджо. Препирательства последнего отнимают от урока 30 секунд. В 10:18 Ёнджо поднимается со своего стула. И это последнее, что он помнит за это утро. По его позвоночнику пробегает огненная волна. Она быстро достигает головы и там взрывается тысячей фейерверков. Пальцы ног резко теряют чувствительность, в правой кисти непривычно тянет, а после что-то теплое разливается прямо до локтя. Ёнджо видит перед глазами черные точки, они быстро заполняют сознание. Звонкий голос учителя постепенно пропадает, и парень падает на пол, теряя сознание. В следующий раз его глаза открываются, когда за окном темно. Он видит перед собой голые белые стены и свет от фонаря за окном. Где-то над головой тикают часы, но Ёнджо не может посмотреть на время: ему тяжело даже вертеться в таком положении. В палату заходит медсестра, но, завидев очнувшегося Ёнджо, быстро убегает за врачом. Тяжелые шаги слышатся в коридоре буквально через несколько минут. Уже немолодой врач одним движением руки с легкостью открывает дверь. На нем чуть помявшийся халат и черные брюки, виднеющиеся снизу. Лицо покрывает легкая щетина: видно, что его смена все никак не закончится. Он снимает очки и заглядывает прямо юноше в глаза. Молчит. Нестерпимо долго молчит, оглядывая парня с ног до головы. ― Как ты себя чувствуешь? ― спрашивает он, проверяя показания на мониторе. ― Наверное, как если бы по мне проехался бы автомобиль, ― невнятно отвечает парень, пытаясь пошутить. Видно, что врачу не до шуток, но не разрядить атмосферу он просто не может. ― А ты себе можешь представить каково это? ― Спрашивает вновь мужчина перед ним. Он выглядит предельно спокойным, если не считать слегка подрагивающих пальцев на левой руке. Ёнджо заметно нервничает, но в ответ на это просит только стакан воды. Врач протягивает ему бутылку, что до этого стояла на прикроватной тумбочке. У парня болит все, в паре мест очень сильно жжет, но все это не его раны, а потому двигаться он вполне может. ― Что произошло? ― Подает он вновь голос, оглядывая свои руки. ― Это же не у меня, так? Врач отрицательно качает головой, потирая свою переносицу. Он смотрит куда-то в окно, пытаясь понять, надо ли сейчас говорить все мальчишке или с этим подождать. Где-то глубоко в душе понимает, что в такие моменты правда лучше всякой лжи. ― Могу предположить, что твой соулмейт попал в аварию. Судя по тому, как быстро ты потерял сознание, он не успел сгенерировать поток энергии, и часть перекинулась на тебя. Твое тело не ожидало такого резкого воздействия, а потому ты быстро отключился. Сейчас, пока ты чувствуешь боль, это значит, что он еще жив. Но надолго ли это? Этого сказать не могу. ― Сгенерировать энергию? Это как? ― Твоя мама сказала, что соулмейт тебе достался взрослый. А значит он уже должен уметь контролировать поток чувств, который может перекинуть на тебя. Взрослые пары так зачастую и защищают друг друга от ненужной боли. Предполагаю, что он чувствовал, что что-то подобное должно произойти, но в первое мгновение не успел отгородить твое тело от последствий, что привело тебя к больнице. Но после он взял себя в руки, что объясняет, почему ты так быстро пришел в себя. ― То есть… Я могу его больше не увидеть? ― У Ёнджо где-то внутри что-то ломается. Он никогда до этого не думал, что его пара может так просто умереть. Он даже никогда себе еще не представлял жизни без второй половинки. Сейчас это казалось таким… нереальным. ― Последнее, что ему нужно – это твои безрадостные мысли, ― врач как-то грустно улыбается и треплет юношу по голове, заставляя на мгновение последнего зажмуриться, ― верь в лучшее, и оно обязательно произойдет. Он уходит так же шумно, как и до этого пришел. Его шаги еще гулким эхом отражаются от стен больницы. Мама буквально прилетает со смены на работе, когда часы над головой пробивают одиннадцать вечера. Она стискивает сына в объятиях сильно-сильно, целует его в лоб и плачет. То ли от счастья, то ли от горя – не понятно.

*3 года спустя*

Он же Лидо (07:48) Эй ты Да-да, ты Подъем, идиота кусок Или это был последний раз, когда я жду тебя перед практикой

Рейвен (07:50) Спать сейчас Практика потом

Он же Лидо (07:51) У тебя минута, чтобы спуститься Я предупредил

Рейвен (07:52) Да понял, понял Встаю

Ёнджо поворачивает свой будильник к лицу. Часовая стрелка и правда уже приближается к восьми часам, но он почему-то еще не сработал. Вот как всегда. Нет никакого доверия, только на Гонхака положиться можно. Друг встречает его какими-то непонятными гневными взглядами у входа в общежитие, но ничего не комментирует. Они успевают на свой автобус только каким-то чудом. На дороге относительно немного машин для утра буднего дня. Но вот в больнице народу уже полно. Оба парня учатся на лечебном деле. Гонхак думает пойти в хирурги, а Ёнджо еще и вовсе не уверен в своем выборе. Вообще он решил стать врачом только ради своего соулмейта. Эти три года дались ему тяжело. Сначала внутри все как будто горело, но постепенно боль начала утихать, человек на том конце явно начал приходить в норму. А потом, однажды ночью, Ёнджо проснулся от сильной боли в бедре, причем сначала в правом, потом в левом. Это продолжалось еще несколько раз. По крайней мере два раза в месяц он вскакивал как ужаленный по ночам, пока не понял, что соулмейт себя режет, но боится показать раны другим. А когда Ёнджо уже перевелся на второй курс, заболели запястья. Пока такое было только дважды, но это ощутимо сказывалось на здоровье. С этого семестра в расписании появилась психология, и парень уверенно ее посещал, пытаясь понять причину поведения своего партнера. В конце концов, на время практики, профессор порекомендовал его своему другу-психологу, и тот предложил пройти практику у него, пока есть возможность. Сегодня его первый день. И Ёнджо очень не хочет испортить первое впечатление о себе. Он поправляет свои растрепанные волосы, пытаясь их хоть как-то уложить. Одёргивает куртку, смахивая невидимые пылинки с плеч. Заносит кулак, чтобы постучать, как сзади его перебивают: ― Вы к психологу? ― Мужчина позади чуть выше самого Ёнджо. У него темные глаза и очень проницательный взгляд. Светлые волосы аккуратно убраны немного назад, открывая бледный лоб. В одной руке он держит стаканчик с кофе, а в другой свой маленький портфель. Ёнджо кивает скромно в ответ, отходя в сторону. ― По какому вопросу? ― Все еще допытывается мужчина. ― Пришел на практику… ― начинает Ёнджо, как его перебивает резкий смешок рядом. Незнакомец как-то странно морщится, потирая свою переносицу. Потом задирает высоко голову, улыбаясь. ― Я совсем забыл, что это сегодня. Что же, не будем тут стоять, проходите, ― он кивает на кабинет, предлагая юноше зайти первым, ― я Ли Гонхи, Ваш непосредственный начальник на ближайшие две недели. Будем знакомы! Когда они проводят в обществе друг друга полдня, Гонхи уже не боится общаться со своим подопечным на «ты». Он знает о парне гораздо больше, чем тот сам предполагает, но говорить на личные темы не спешит – ждет, что юноша сам ему со временем расскажет, если захочет. У Гонхи на этот день есть несколько записей. Они сразу договариваются с Ёнджо, что последний будет представляться как врач-консультант, потому что по правилам практикантам запрещено появляться на личных приемах. Ёнджо не должен выносить какую-либо информацию за пределы кабинета, а для всех остальных в официальной версии он помогает медсестре менять капельницы, да уколы делать. Когда приходит время последнего пациента, Ёнджо чувствует, что морально он истощен. Тяжело решать проблемы чужих людей, когда и у самого их полно. Он отмечает что-то в своих бумагах, когда в дверь неловко стучат, и на пороге появляется молодой мужчина. Гонхи не глядя протягивает Ёнджо карту пациента, приглашая последнего присесть. Но парень просто не может оторвать взгляд от вошедшего. Он красив, очень красив. Но под глазами залегли темные синяки, очень сильно выдаются скулы. Мужчина постоянно кусает свои губы, бегая глазами с врача на практиканта. Ёнджо чувствует, как рука начинает чесаться. Он отворачивается к окну и задирает рукав халата. На белоснежной коже мелкими и неровными буквами проявляется «Ё Хванун». Парень быстро одергивает одежду обратно, поворачиваясь к пациенту. Тот садится на стул перед Гонхи, пытаясь натянуть рукава на свои ладони. Он нервничает, но молчит. ― Хванун, как ваше самочувствие сегодня? ― Нормально, ― отвечает тот, стискивая правую ладонь в кулаке. Его рука дрожит немного, поэтому мужчина старается спрятать ее за спину. ― Не волнуйтесь, этот врач – мой коллега. Он просто консультирует меня по некоторым вопросам. Все, что вы скажите – не выйдет за пределы этого кабинета. Давайте же вернемся к нашей теме. Как вы спали сегодня? ― Мне лучше, правда. Кошмаров уже почти нет, я больше не делаю того, о чем вы думаете. «Ложь» - проносится в голове у Ёнджо. Он чувствует эту боль слишком часто, чтобы сказать, что мужчине перед ним становится легче. Он знает правду, но не может здесь и сейчас ее озвучить, раз сам пациент не признает в нем соулмейта. Беседа продолжается еще с полчаса, во время которой Ёнджо все же приходится выйти, потому что Хванун не может говорить нормально в его присутствии. ― Это, пожалуй, мой самый сложный пациент, ― озвучивает врач, когда Хванун покидает стены кабинета. Ёнджо молча смотрит на «начальника», надеясь на продолжение. Гонхи как-то неопределенно пожимает плечами прежде, чем продолжить: ― Он раньше был учителем в школе. Преподавал историю в средних классах. Попал в аварию, когда ехал с детьми на экскурсию. Погибло десять человек, из которых один учитель, водитель, а остальные – дети. Многие получили очень серьезные ранения. Учитель Ё до последнего пытался вытащить детей. Но автобус взорвался. Он сам получил очень тяжелые ранения. Долго лежал в больнице. Его правая рука не восстановилась до конца, нарушена мелкая моторика. Хвануну снятся кошмары, будто он снова в том дне, в том автобусе. Он думает, что я не знаю, но Хванун периодически режет себя. С его болью уходят и его воспоминания, которых он так боится. Гонхи снова вздыхает, усаживаясь в свое кресло. Он устал от своей работы, а еще устал от того, что никак помочь не может. Его это гнетет. Где-то в душе он верит, что случай Хвануна – не безнадежный, но пока и представить не может, как вытащить его из этой пучины отчаяния. ― А что его соулмейт? ― Подает голос Ёнджо, заглядывая в глаза напротив. ― У него нет отметки, он сам сказал. Говорит, что боится его встретить. Это у нас с ним еще одна проблема. Дальше дни проносятся как по расписанию. Утро – злой Гонхак и его «вставай, убью». Затем солнечный Гонхи с чашечкой кофе. А потом сонный и замученный Гонхи с личными проблемами и проблемами пациентов. С Хвануном Ёнджо пока больше не сталкивается. У того по расписанию встреча уже после окончания практики, что бесконечно расстраивает студента. Но когда он в очередной раз просыпается от рези в запястье, то тут же пишет Гонхи о случившемся. Врач не спрашивает, откуда он это знает, но вызывает бывшего учителя к себе на несколько дней раньше. Сеанс с Хвануном проходит безрезультатно. Он не признается, но дрожит все больше. Почему-то сейчас Ёнджо понимает каково ему. Он подлавливает пациента уже на выходе из больницы, когда тот не может надеть на себя пальто, потому что правая рука и вовсе перестает слушаться. ― Я хотел с Вами поговорить, ― произносит Ёнджо, придерживая Хвануна за здоровое запястье. ― О чем? ― Вы должны перестать. ― Перестать что? ― Резать себя. ― Но я не… ― Да бросьте! ― Перебивает Ёнджо, хватая Хвануна за вторую руку. ― Неужели вы думали, что об этом никто не узнает? ― Парень задирает чужую кофту, демонстрируя неаккуратно сделанную перевязку. ― Я знаю, что Вы чувствуете. Вы пытаетесь все спрятать, но, поверьте мне, я ощущаю это тоже. Знаю, когда Вам плохо, когда Вы не спите ночами, когда причиняете боль. Пожалуйста… Ёнджо затравленно смотрит в чужие глаза. Он видит, как в уголках скапливаются слезы. Хванун прячет лицо за челкой, чуть слышно шмыгает носом, стараясь не показывать своих слез. ― Хванун, ― шепчет Ёнджо, отпуская мужчину. Он сам закатывает рукав правой руки, демонстрируя неровно написанное имя. Учитель кончиками пальцев проводит по буквам и всхлипывает, ― видишь? Я все знаю. ― Это так некрасиво написано, ― мужчина уже не сдерживает своих эмоций, его слезы капают на чужую руку, когда он подносит ее ближе к своему лицу, ― мне так жаль, что тебе достался такой больной соулмейт как я. ― А мне не жаль, ― шепчет в ответ Ёнджо, перехватывая чужие ладони, ― я ждал тебя достаточно долго, поэтому больше не отпущу. Пожалуйста, дай мне шанс попробовать быть рядом. Хванун в ответ закатывает рукав на правой руке, и там таким же неровным и детским почерком выводится «Ким Ёнджо».