one year

1 марта 2012

      — Ну же! Давай, детка! — раздражительно и в тоже время ласково пробубнил Дин.       Слишком много хлама, металлолома в этом году и слишком мало времени, чтобы его разобрать и продать. Поэтому большая часть этого мусора загородила дорогу к гаражам так, что другой машиной с помощью буксировки не получится переместить Шевроле Импалу 1967 года. Да ещё, как назло, с погодой «повезло». Очень жарко для первого дня весны, что мы с Дином так взмокли, будто душ приняли в летний жаркий денёк. Для полной картины пары бутылок холодного пива не хватает.       Наконец-то, из многочисленных и бессмысленных толканий мы с Дином смогли продвинуть его дорогую «детку» ещё на несколько метров. Опершись о багажник машины, я тяжело вздохнул. М-да, старость не радость, уже отдышка появилась, а ведь мы и половины пути не смогли протолкать его машину. Её ещё толкать, как минимум, двадцать-тридцать метров до гаража.       Старший же Винчестер отвернулся и, облокотившись о свои колени, вздохнув, раздражительно прошипел про себя: «черт!». Взглянув то на него, то снова на машину, невесело усмехнулся. Сказать, что Дин молодец, значит в сторонке тихо пробубнить что-то про себя, потому что он снова восстановил и починил свою «детку» из металлолома в… по крайней мере, внешне она выглядела почти как новая, если её протереть от пыли и покрасить новые детали в один цвет. Он выпрямил крышу, поставил новые бампера и капот; старый же превратился, как мятый лист в позднюю осень; установил новые стекла, от прежних лишь осталось множество песчинок, и фары. Теперь все четыре фары были на месте. Но это только внешне — её же «внутренности» были как каша из хлама, которую делали лишь тяжелее и более неподъемной. Поэтому, чтобы сделать её новой не только внешне, но и внутренне, нужно протолкать машину в гараж и «бальзамировать», дабы потом поставить новые «органы». Проклятье. Я же говорил Дину, чтобы он убрал эти инструменты и сломанные запчасти с сиденья. Он что, хочет, чтобы мы надорвались от тяжести?!       — Давай, Бобби! Ещё несколько рывков и всё, — Дин уже снова хотел встать в нужную позу, от которой уже неприятно ныла спина, однако я положил правую руку ему на плечо и покачал головой.       — Дин, нам двоим не дотолкать твою машину до гаража, конечно же, если ты не хочешь остаться на несколько дней в позе…       — Да-да, я уже понял, — он раздраженно опустил голову, снова устало вздохнул и посмотрел на свою машину таким же измученным взглядом.       Ему тяжело, и я догадываюсь, почему он не хочет озвучивать ту реплику, которую кому-то из нас всё равно придется сказать. Сэм, с которым происходит что-то ужасное, после того как Кас снес ему стену, — единственная защита от воспоминаний, когда младший Винчестер был в аду весь прошлый год, где он был «монстром» без души. В его голове происходит что-то страшное, и одному Богу известно, что, но Сэм, естественно, не подает виду. Это называется «особая черта Винчестеров», чёрт побери. И сколько бы он ни говорил, что всё в порядке, что он чувствует себя хорошо, это не скрыть. Такое нельзя забыть, ведь всё же написано на его лице: ужас и страх. Особенно это проявляется наверняка, когда он один; когда же он с нами, Сэм постоянно озирается и оборачивается так, словно его кто-то позвал. Кто-то на самом деле его зовет и причем постоянно, я даже пытался узнать, кто именно. Но кто бы это ни был, он вызывает у Сэма дикий ужас и панику, что у него просто не получается это скрыть, и становится не по себе, когда думаешь, что творится у него в голове и что он видит перед собой, чего не можем увидеть мы. Но я лишь услышал привычную ложь:       «Всё в порядке, Бобби, со мной всё хорошо».       — Дин, нам нужна помощь, вдвоем мы не управимся до заката, — проговорил я, заранее зная, что он ответит.       — И кого нам позвать на помощь, Бобби? Сэмми спит, и я не хочу его будить — только во сне ему по-настоящему хорошо. Ты же знаешь, что он врет, и с ним далеко не всё в порядке.       Он прав. Когда Сэм засыпал, он не ворочался, не стонал, не кричал, а мирно спал. На его лице бывала такая безмятежность, что можно сказать: спал послаще младенца. И если Сэм засыпал днём или вечером, то Дин никогда не будил его, давая возможность полностью выспаться и отдохнуть от всего кошмара, что творится у него в голове, когда он бодрствовал.       — … и Яна тоже не вариант, — тем временем продолжал Дин. — Она всю неделю хромает на левую ногу после того, как этот король дерьма швырнул её чуть ли не через всю эту чёртову лабораторию!       «И здесь ты снова прав, сынок», — грустно подумал я. Чем хотя бы радовала Яна, это тем, что она не скрывает: она тоже не совсем в порядке. Она не стонет, не жалуется, не станет говорить, что ей плохо, но если спросить, скрывать не будет, но приуменьшит всю серьезность проблемы. А вообще мне нравится, как она следит за своим здоровьем и, по возможности, следит и за мальчиками тоже. Никогда лишний раз не поленится съездить в больницу, купить лекарств с бинтами, даже если травма пустяковая. И я уверен, что всю эту неделю она лечила свою поврежденную ногу и чувствует себя намного лучше, чем Сэм, а значит сможет нам помочь.       — Ты прав насчет Сэма, его не стоит беспокоить, пусть спит. А вот Яна может нам помочь, ей уже намного лучше. И даже если она немного хромает…       — Нет, Бобби, — твердо произнес он. — Она не в порядке, её не нужно тревожить.       — Дай договорить. Даже если Яна немного хромает, она сможет толкать машину, и втроем…       — Бобби, я сказал нет! Она не в порядке! — раздраженно выкрикнул Дин.       Та-ак, пожалуй, Бобби Сингер, пора приводить Винчестера старшего в чувства, пока он совсем не развалился, как внутренности его машины.       — Хватит истерить, как смазливая баба! Никто не в порядке: ни Сэм, ни Яна, ни я, ни даже ты, Дин! — что помогает тебе не упасть духом окончательно, так это твоя «детка» — вот, почему её нужно быстрей затолкать в гараж. — Никто! Но, тем не менее, нужно делать свою работу. Делать хоть что-то, пока мы не придумаем, как остановить Каса. Не ты ли это говорил? Делать то, что пока можем. Тебе чинить свою «детку», Сэму и Яне придти в себя, а мне не надорвать спину, пока не затолкаем машину в гараж! — громко, но не злобно, скорей грубо, прокричал я.       Мои отрезвляющие слова подействовали на Дина быстро. Он виновато отпустил глаза и так же проговорил:       — Прости, ты прав, — он вздохнул, — но я не думаю, что стоит трогать Яну.       — Я не буду просить её о помощи, если она будет также сильно хромать. Но если же ей получше, то она нам поможет.       — Хорошо, — покорно согласился старший Винчестер.       — И убери инструменты и этот ненужный хлам с сидений, твоя машина не пушинка! — крикнул я напоследок, направляясь к своему дому.       Тихо открыв дверь, чтобы не разбудить Сэма, который спал на диване в прихожей, я бесшумно поднялся на второй этаж. Частенько, когда эта троица ночевала у меня дома, то свою спальню я всегда освобождал Яне, а себя и балбесов размещал на диване или по креслам. Хотя Дин пытался протестовать, что нечестно, как он выразился, «милая Яна спит одна на двуспальной кровати», и что она не будет против, если кто-нибудь из нас       (конечно же, предполагалось, что он)       разместится рядом с ней. Точно балбес. Но не могу не отметить, что за последние годы Дин смотрит на Яну, как на сестру, если не как на старшую, то как на равную, которую также нужно оберегать и защищать, как младшего брата.       Преодолев лестницу и пройдя несколько шагов влево, останавливаюсь у порога комнаты. Толком не успеваю произнести следующие слова и постучать, как резко открываю дверь и захожу в спальню.       — Яна можно вой… — от моего вторжения она испуганно вздыхает, но через секунду приходит в себя и быстро прячет свою оголенную левую ногу под одеяло.       «Чёрт, старый дурак, не мог подождать, когда она ответит «Войдите»?! — раздраженно и злобно одернул я себя мысленно и, виновато посмотрев на Яну, проговариваю следующие слова:       — Прости, что так резко ворвался, нужно было подождать, пока ты ответишь, — растерянно поджав губы, я захожу в комнату и прикрываю за собой дверь.       — Ничего страшного, Бобби, я просто подумала, что это Дин, — она усмехается и натужно улыбается, будто эта улыбка далась ей тяжелым трудом. Рукой дотрагиваюсь до железной спинки кровати и с еле заметной улыбкой спрашиваю:       — Как себя чувствуешь? — не надеюсь на полный честный ответ, но не думаю, что Яна будет лгать.       Она внимательно смотрит на меня, потом медленно переводит свой взгляд на спрятанную под одеяло ногу. Вижу, как она хочет сказать правду, но и в тоже время не хочет никого беспокоить, не хочет никого обременять своими проблемами, потому что их хватает выше крыши. Ну как же эти дети не поймут, что скрывать свои проблемы — это не выход? Не выход давать ложную надежду, что с тобой всё хорошо, и ты в порядке. Ведь рано или поздно это всплывет наружу, и последствия будут намного хуже, чем в начале, когда можно было исправить, что-то придумать, помочь. Ну же, Шварц, не бери этот пример с Винчестеров, это благородно, но никакой пользы для всех, и в первую очередь для тебя, не принесет.       Тяжело вздохнув, она отвечает:       — Лучше, — руками притрагивается к ноге через ткань и снова бросает свой взгляд на меня. — Правда лучше, Бобби; неделю назад я не могла нормально ступить на ногу без вскрика или пары неприличных слов, — невесело усмехается. — А сейчас, если никуда не тороплюсь, почти не хромаю, только… по лестнице тяжеловато спускаться и подниматься.       — Это хорошо, что ты почти не хромаешь, — добро улыбнулся я. — Когда ты упала, твоя нога сильно пострадала?       — Неслабый ушиб. Там было много битого стекла, так что была небольшая открытая рана, но сейчас от нее осталась маленькая ссадина, а вот цвет моей ноги совсем меня не радует, — Яна неприятно морщится от этих слов и аккуратно убирает одеяло с ноги. Сделав пару шагов к ней, я полностью смог рассмотреть её раненую ногу и злобно, пораженно щурю глаза от увиденного.       Кроули, сукин ты сын.       На всей левой ноге Яны были небольшие ссадины, но, что сразу бросалось в глаза, — от середины бедра до колена была сине-фиолетового цвета гематома. Только сейчас замечаю, что вторая её нога на полу в штанине, а на кровати лежат бинты и какая-то мазь. «Я был прав, она не бездействовала», — горько промелькнула мысль. И за ней сразу яростное рычание от злости и памяти того дня, когда Яна получила ранение, а Сэму снесли защиту от ужасных воспоминаний. Если хорошенько подумать и выстроить логическую цепочку, то станет ясно, кто во всем виноват.       Король, мать его, Ада.       Сразу было понятно, что нельзя доверять этой скотине, но вариантов было немного — мальчикам нужно было узнать, где находится Чума. Так же было глупо надеяться, что Кроули вернет мне душу по доброй воле, но благодаря Руфусу, Винчестерам и Яне прижать его к стенке удалось, тем самым вернув мне душу. Если бы на этом всё закончилось, однако, снова это проклятое «но».       Но этому коротышке на троне захотелось больше власти, больше душ, больше сил, больше места.       Кас ни за что бы не стал искать чистилище, чтобы потом же поглотить все души. Даже больше уверен, что он об этом не думал, не подозревал, что такое возможно. И уверен, что после долгих сомнений он, с тяжелым грузом, но попросил бы у нас с Дином и Яной помощи. А Кроули лишь воспользовался его нерешимостью, наивностью и одурачил красивыми словами.       Нет смысла ворошить всю эту хрень, которая произошла по его вине. Сейчас нужно думать о настоящем и беспокоиться о будущем. И я беспокоюсь за неё. Потому что слова, которые он сказал ей, до сих пор не выходят у меня из головы, а когда я смотрю на Яну и думаю, какой смысл они могли нести, мне становится по-настоящему жутко и страшно за неё.       «Не забывай, лапуля. Ты в моей власти».       Какую игру ты задумал с ней, сукин ты сын? Что значат эти слова, которые ты с мерзкой улыбкой и горящими глазами от азарта, сказал ей? Кроули, тебе что-то нужно от неё. Не знаю, что именно, и, возможно, ты сам пока не знаешь, но ты тянешься к ней. А когда ты чего-то хочешь, ты говорил, что всегда этого добиваешься. Внутри всё неприятно сжимается от злости, трепета и страха, когда в сознание приходят мысли, что Кроули сделает ей больно или, того хуже, убьет, а перед смертью будет пытать, истязать. Мучить, чтобы узнать, изучить её силы, которые даже крылатые не знают, в чем подвох, а возможно, ему нужно не только это, неважно. Яну нужно уберечь, защитить от Кроули, потому что, что бы ему ни было нужно от неё, это опасно, смертельно и больно, потому что, кроме как причинять боль, Кроули больше ничего не может. И это не старческая паранойя, я видел, слышал, как он сказал, произнес эти слова, смотря на неё. Видел, как на его лице было написано: «Я хочу тебя». А зная, что Кроули способен и не на такие извращения, не хочется глубоко копаться в смысле этих слов, потому что смысл почти что на поверхности.       И теперь мне нужно узнать, знает ли Яна значение этих слов, знает ли, что хочет от неё этот говнюк? А если даже и не знает, то наверняка у неё есть догадки. Или она может вообще ни о чем не догадываться и лишь негодует, зачем он сказал ей эти слова. Тем не менее, я должен её предостеречь.       Должен как-то защитить её.       — Этот синяк размером с футбольный мяч, — сочувственно и раздраженно подметил я. А ведь Кроули, разумеется, специально перекинул её через всю лабораторию ближе к себе. Урод.       — Хм, да, верно, — она хмуро скалит зубы и внимательно просматривает ушибленную ногу. — Но я говорю правду: она почти не болит. Главное, не притрагиваться к синяку, — натягивает одеяло до пояса, а я, собравшись с мыслями, задал вопрос, который мучил, пугал и злил меня одновременно:       — Яна, послушай, когда ты упала, Кроули кое-что сказал тебе. Ты знаешь, зачем…       — Ты тоже услышал… — тихо перебивает меня, и её глаза вмиг стали встревоженными. — А Дин?       — Нет, — присаживаясь на край кровати, отвечаю я. — Он не услышал, и я пока не поделился своими мыслями насчет этого, но я бы хотел узнать всё. Почему он сказал тебе это? У тебя есть догадки или…       — Ох-х, Бобби, если бы я знала, зачем он говорит мне это.       — Говорит? Ты хочешь сказать, что этот подонок не в первый раз произнес нечто подобное?       — Да, — Яна морщит лоб, будто пытаясь вспомнить что-то, и вздыхает. — Помнишь, когда Кас сжёг не те кости, мы поболтали с Кроули. Тогда Мэг сказала, что самая страшная и мучительная смерть для демона — когда ангел сжигает его душу, — она обнимает себя и пожимает плечами, виновато и встревоженно говоря. — И она попросила меня убить его.       Я внимательно слушал её и наблюдал, как Яна со страхом в голосе и взволнованным взглядом говорила о нём.       (когда ей страшно, её выдает усиленный русский акцент, которого почти не было при разговорах)       На моем лице была сосредоточенность и спокойствие, но в душе возникло непонятное чувство, которое перечило моим настоящим ощущениям. Если Сэму без души было плевать, кто убьет Кроули, то неужели Дин не вмешался? Ведь он знал, что она не хочет, не может терпеть убивать. Яне редко удавалось кого-либо убить на охоте, просто потому, что она этого не хочет, потому, что по своей натуре она не охотник, а защитник. Не атакует, а защищает. Но если прислушаться к садистскому чувству, которое возникло от её слов, неужели я сам тогда не захотел, чтобы этот кусок дерьма умер мучительной смертью? А зная старшего Винчестера, он не поверил ему, что Кроули не может вернуть душу Сэму. Он мог бы, но не стал, потому что боялся сунуться в клетку, потому что он «скорей бы тряпку с пола проглотил, чем вернул эту душу».       Тем временем Яна продолжала говорить, и двоякое чувство с беспокойством крепче сжимали мой разум в объятия.       — Она передала мне демонский нож, хотела, прежде чем я убью его, чтобы… он кричал от боли. Хотела, чтобы я пытала его. Похоже, Мэг это доставляло больше удовольствия, если бы она убивала его сама, — её голос дрогнул. — Никто не был против, потому что все хотели, чтобы Кроули умер мучительной смертью.       — И Дин тоже? — негромко спросил я, зная ответ.       — Да, я видела это по его лицу, но и в тоже время знала, что если я дам ему понять, что не хочу этого, он вступится за меня. Но я. я… я хотела этого тоже, — неуверенно сказала она тихим голосом.       «Нет, Яна. Ты не хотела этого», — бился ответ в сердце, но вместо этого я дальше стал слушать её и понимать, что Мэг совершила роковую ошибку, не просто дав Яне нож, а дав Кроули спастись. Возможно, демонша успела бы убить его, прежде чем Кас прилетел с липовыми костями.       — Хотя я уверена, знала бы Мэг, как все произойдет, то ни за что бы не дала мне нож в руки, — озвучив мои мысли и отпустив голову, Яна выдавила из себя жуткий смешок, а когда подняла свой взгляд, там был только страх и паника. — Не успела я вонзить в него нож, как Кроули сбил меня с ног и отобрал его, с помощью чего сразу же разорвал ловушку, — она с ужасом посмотрела на меня. — Я попыталась встать и остановить его, когда он откинул Дина и Сэма к стене, но он одним движением схватил меня за горло и резко опрокинул назад, моя голова сильно ударилась о пол, и я больше не могла сопротивляться. Бобби, Кроули мог убить меня, но не сделал этого! — её голос сорвался. — Кроули запросто, одним движением руки мог сломать мне шею… мог. Н-но… но вместо этого он начал внимательно рассматривать моё лицо, а потом прошептал мне слова, чтобы никто не слышал, кроме меня…       «Ты в моей власти», — мысленно закончил я за неё предложение и взволнованно посмотрел на Яну. Никогда не видел её такого взгляда, голоса. Никогда не видел, чтобы она с ужасом и паникой о ком-нибудь говорила. Никогда не видел её такой открытой и беспомощной.       — И мои догадки такие, Бобби, — продолжала она дрожащим голосом, — что он хочет убить меня, потому что просто так этого не оставит. Ты не представляешь, как я испугалась там, в лаборатории, когда он перекинул меня ближе к себе, чтобы я смогла услышать, что он скажет. Мне казалось, что он бросит этот свиток, подойдет ко мне и сделает больно, щелкнет пальцами, чтобы разорвать меня или…       — Яна, успокойся, — правой рукой дотрагиваюсь до её плеча и чуть дергаю, заставляя обратить на себя внимание. — Я, Дин и Сэм рядом, мы никогда никому не позволим тебя обидеть, тем более этому козлу. И я не думаю, что Кроули хочет убить тебя, скорей всего, поиграть с тобой, поиздеваться, напугать до смерти.       (что неплохо у него получилось, к большому сожалению)       Она глубоко вздыхает и, с надеждой в глазах посмотрев на меня, спрашивает:       — Ты так думаешь?       — Уверен. И догадываюсь, что Кроули рад тому, что тогда пошла его убивать ты, а не Мэг. Я думаю, что он предвидел всё раньше.       Яна снова глубоко вздыхает, опустив голову и закрыв своё лицо руками. Кажется, она стала немного успокаиваться, по крайне мере, внешняя дрожь от страха прошла. Я успокоил её, но так и не осмелился сказать правду. Полную правду. Ведь если бы я сказал все свои предположения, она бы потеряла покой, лишь больше бы испытывала страх, который заставляет её чувствовать панику. И тем более, я не совсем уверен, что Кроули что-то нужно от неё. Возможно, это моя паранойя или же охотничье чутье, но, тем не менее, ей нужно остерегаться его, держаться подальше, как можно дальше, даже если это практически невозможно. Нужно будет переговорить с мальчиками и просто защищать её, ведь, как бы сказал Дин:       «Она — наша семья».       — Спасибо, Бобби, — Яна убирает свои руки с лица и робко, грустно улыбнулась одними губами, — ты меня успокоил. Ты неволей напомнил мне, кто я, на что я способна, и если захочу, по-настоящему захочу, то смогу себя защитить от Кроули.       — Вот именно, — улыбнулся я в ответ, — ты ещё не так можешь поджарить ему зад, хотя я полагаю, что Кас это сделает за тебя. Не думаю, что после того, как Кроули позвал на помощь Рафаэля, он оставит это просто так.       — Я тоже об этом думала. Надеюсь, что Бог-дубль-два хоть одно благое дело сделает, — она с улыбкой усмехается, и я с радостью усмехаюсь в ответ.       — Тем не менее, Яна, — моё лицо снова стало серьезным, и взгляд устремился на неё. — Пока он жив, держись от этого сукина сына подальше, даже если это невозможно.       — Я постараюсь, — она пыталась отразить всю серьезность моего взгляда, но в серо-зеленых глазах я отчетливо видел тень сомнения и страха, — обещаю.       Как же хочется поверить этим словам, её глазам, просто поверить ей, но этот страх и эти сомнения лишь больше разжигают волнение, недоверие и нежность к ней — необходимость защищать и оберегать её. Все твари, ангелы, демоны считают её сильной, полезной, и уверен, что Кроули тоже интересуется этой силой, благодатью, но вот только… я вижу человека, простую девушку, которая не должна быть здесь и сейчас. Наверное, только в этот момент понимаю, что совершил большую ошибку, позволив ей остаться у себя, после того, как мы отправили Люцифера обратно в клетку. Нужно было её уговорить, как-нибудь принудить вернутся домой. Яна никогда особо не рассказывала о своей семье, упоминала, что у неё есть брат и говорила рывками, что сильно обидела свою семью. Однажды она случайно проговорилась. Тоскливый и пропитанный болью шепот, который никто из нас не должен был услышать, был услышан:       «Не думаю, что моя семья хочет видеть меня после того, что я натворила».       А зная, как Яна любит приуменьшать суть проблемы или слов, её вполне можно понять, почему она не хочет говорить, что случилось. Тем более, это её право — кому доверять своё прошлое, пускай это звучит немного эгоистично и даже обидно.       — Бобби, ты что-то хотел или просто решил меня проведать? — её твердый голос, где не осталась и следа от страха, вернул меня в реальность.       — Да, у меня есть просьба, — рукой дотрагиваюсь до переносицы. — Мы с Дином не можем дотолкать до гаража его Импалу. Нужна помощь.       — А, хорошо. Дай мне минуту, сейчас я оденусь и…       — … но он не хочет твоей помощи, считает, что ты не совсем в порядке.       Я внимательно посмотрел на неё, ожидая реакции. Отпустив взгляд, Яна робко улыбнулась про себя. Этой улыбкой она всё сказала наперед.       — В этом весь Дин, — усмехнулась она, — он обо всех заботится, но забывает, что чересчур заботливость душит, а не помогает. Вот бы он так о себе заботился. Бобби, подожди меня за дверью, я сейчас выйду.       Усмехнувшись, я без слов встал с кровати и вышел из комнаты.       Через две минуты Яна выходит из спальни, чуть заметно хромая. Это порадовало меня. Её пораненная нога выглядела ужасно, что можно было хоть удивляться, как она вообще на неё вступает. Но Яна Шварц так шла, будто в её ботинке застрял камушек, создавая ей небольшой дискомфорт, просто мешая ступать на левую ногу. Значит Яна не врала, ей действительно лучше, потому что только на лестнице она смущенно попросила поддержать её за руку, пока тихонько спрыгивала с каждой ступени, приподнимая поврежденную ногу.       Спустившись с лестницы, Яна замечает Сэма, мирно дремавшего на диване. Бросив на него кроткий, но тревожный взгляд, тихо спрашивает:       — Как он?       — Спит послаще младенца, — шепотом проговорил я, всё ещё придерживая её за локоть.       Я не видел, но точно знал, что Яна улыбнулась. Улыбнулась, так как она всегда улыбается, когда сморит на мальчишек, которые будто разбили себе коленки, играя футбол, а не убивая очередного демона или монстра. Мне не раз приходилось быть свидетелем этой улыбки, этого взгляда, которого я сейчас не вижу, но знаю, что он полон заботы и нежности, отчего уже немного, но становится легче, и боль отступает. Так она выражает свою заботу, через взгляд и улыбку, от которой зарождается надежда на лучшее.       — Хорошо, что позвали меня, — негромко проговорила Яна, мягко освобождая свою руку от моей крепкой ладони.       Как только мы вышли из-за поворота, увидав фигуру Дина, который облокотился о багажник машины, я сразу же почувствовал его красноречивый взгляд в стиле «она не в порядке, зачем ты её привел». Похоже, этот взгляд Яна тоже заметила, и стоило нам к нему подойти, она с улыбкой на лице проговорила:       — Могу поспорить на то, что ты надеялся, что я и из кровати встать не смогу.       Прикрыв глаза, он улыбнулся и, снова подняв свой взгляд на неё, где была только грусть и искренняя радость, сказал:       — Мне нравится больше тот факт, что ты почти не хромаешь, чем мои мысли, — даже глухой, который умеет общаться только жестами, и то заметил бы, как Дин выделил слово «почти».       — Перестань, Дин, всё в порядке, — на ходу усмехнулась она и обняла его.       — Ты ещё удивишься, когда мы за минут двадцать перенесем твою машину в гараж, — вставая возле его «детки», отметил я.       — Бобби, мы с тобой за час только тридцать метров прошли, тут столько же. Как минимум, минут сорок будем толкаться, — вздохнув и закатив глаза, ответил старший Винчестер.       — Так я же сказал, что ты удивишься, балбес, — сказал я невозмутимо, смотря, как Яна от моих слов шире улыбнулась.       Дин, покачав головой и развернувшись, положил свои руки на багажник машины. Яна без слов стала рядом с ним, и получилось так, что она оказалась посередине между нами.       — Так, на счет три, — напряженно сказал Дин. — Раз, два… три!       Прошло минуты три, и я уже чувствую, как выступают первые капли пота на лбу, и как дыхание учащается и в горле начинает неприятно саднить от отдышки. Спина снова неприятно заныла. Такое ощущение, что его Импала приросла к земле, хотя можно и так сказать. Двигатель, который держит задние колеса, значительно пострадал от удара и практически не держит их, потому и получается, что мы не катим машину, а тащим по твердой грунтовой дороге. Удивляюсь, как ещё нет противного скрежета. Боковым зрением подсматриваю за Яной. Её лицо напряжено, жилка у виска так энергично пульсировала, видно, как её скулы крепко сжаты. Ей больно. Она лечила и не напрягала свою больную ногу всю неделю, а тут сразу такая нагрузка. Ладно, пожалуй, Дин прав. Будем толкаться ещё один час, но перерыв необходим через каждые пять минут.       Только я хотел попросить остановиться, как Яна, опережая меня на секунду, резко вскрикнула:       — Остановитесь! — голова Яны была опущена, и мы с Дином не могли видеть её лица, а главное глаз. — Бобби и Дин, отойдите от машины, — голос до жути казался ровным и спокойным. Бесчувственным.       — Зачем? Что такое? — встревоженно, посмотрев на меня, спросил Дин.       — Просто отойдите, — снова произнеся спокойным тоном слова, Яна подняла свою голову. Как только мы увидели её глаза, то сразу же отпрянули от машины. Даже слишком резко.       Склера её глаз были черными, словно у демона, а радужка была желто-бежевого, неестественного цвета, и ярко светилась.       Не удосужившись даже взглянуть на нас, Яна уверенными шагами, и больше не хромая, твердой походкой толкала автомобиль, и было прекрасно видно, что никакого труда ей это не составляет. Такое ощущение, что она не тонную машину толкает, а пустую магазинную тележку. Переглянувшись с Дином, ловим одинаковые взгляды — волнения и тихого ужаса. Здесь нет ничего удивительного или страшного, Яна просто взяла себя в руки и смогла использовать эту силу вновь. Смогла, потому что она почти оправилась и может ею пользоваться. Снова эти глаза, снова бесчувственный и холодный голос, яркий свет радужек. Ничего нового. Но почему же каждый раз от голоса, от этого пронзающего взгляда, который даже не смотрит на тебя, но ты точно знаешь, что он прекрасно тебя видит, чувствует изнутри? Почему каждый раз кажется, что это не она? Что вместо неё другое существо, что это не просто чья-то благодать, не просто сгусток энергии, которую поместили в неё, словно в бутылку и которую якобы контролирует Яна, а живое и разумное создание? Сколько было сказано доводов и выводов, а это проклятое чувство не может покинуть меня. Если Дин просто волнуется за неё, что является вместо тихого ужаса, то я, честного говоря, немного не в себе от этих жутких глаз. Яна говорила и говорит до сих пор, когда она использует эту силу, что это все ещё она, что она прекрасно всё помнит и чувствует, когда использует её, что это сила никогда не была вместо неё.       Но она не видит себя со стороны, не видит этих глаз и, возможно, не слышит своего настоящего голоса. Божественная энергия, благодать… почему же эта сила имеет черные глаза, как у демона? Да нет, даже хуже, чем у демона, потому что желто-бежевые радужки смотрятся просто страшно, устрашающе, они не несут свет, как глаза Кастиэля, не несут надежду, а просто силу. Большую силу, которая может всё уничтожить на своем пути.       Я еле мотнул головой, чтобы привести свои мысли в порядок. Бобби Сингер, это больше похоже на старческую паранойю, чем на охотничье чутье. Это она, это Яна, наш друг, наша семья, которая, благодаря этой силе, несколько раз спасала нам задницы. И не исключено, что это энергия так действует на неё. У ангелов тоже не милейший взгляд, когда они используют свои силы, и когда демон показывает свою сущность, его голос тоже меняется. Это просто страшный и не очень привлекательный побочный эффект.       Последний метр, последний шаг — и Яна останавливается возле порога гаража. Чуть больше минуты прошло, а машина уже в гараже. Не отрывая взгляда от неё, я непринужденно говорю Дину:       — Ну, я же говорил, что ты удивишься.       Дин переводит на меня все ещё волнительные, но с долей удивления глаза. Кажется, он хотел что-то сказать, но не успел, так как со стороны машины мы услышали хлопок, будто что-то упало. Одновременно повернув в ту сторону головы, мы увидели, как Яна сидела на земле, облокатившись спиной о машину.       — Яна! — с криком побежал к ней Дин. Не успели мы к ней подбежать, как она прикрикнула в ответ:       — Вы это видели? Вы видели, как я это сделала?! — её голос был полным восторга и изумления. — Я это сделала! Я думала об этом, но не думала, что получится вживую, ведь…       Она с оживлением рассказывает Дину, как у неё это получилась, а он внимательно, как свою сестру, слушает и почти не перебивает, только несколько раз спросив, всё ли в порядке. Всё правда в порядке, просто от нахлынувших чувств и дрожи по всему телу она потеряла равновесие и не совсем удачно присела на землю. Это нас не удивило. Своей неуклюжестью Яна давно перестала нас удивлять, а тут нога ещё не совсем зажила. Но, кажется, кроме нас с Дином никого это не волнует. Она радуется своей победе. Радуется, что у неё всё получилось. Ведь она до сих пор не может контролировать свою силу, это всегда получается спонтанно, неожиданно, а здесь она смогла, смогла приказать этой энергии помочь ей, сделать то, что она велит.       Мои губы изгибаются в легкой улыбке. Я не могу не радоваться вместе с ней, хотя почти и не показываю этого. Таких её побед становится всё больше, а значит меньше моих сомнений и старческой паранойи.       Ловлю радость в её серо-зеленых глазах.       А может, это всё же охотничье чутье?..