Страхи в тишине

      В кухне бункера после ухода поникшего Сэма повисает тишина. Живая тишина, сплетённая из далёкого лёгкого гула электрогенератора и расстроенного и злого дыхания. Злое Дин записывает к себе в копилку, расстроенное — да, у Каса. Наконец-то его эмоции и мысли стали так близки к понятным и простым человеческим, и не сравнить с той закрытой загадкой при их первой встрече. Хотя, тогда, наверное, было и легче. Можно было всё списать на то, что он ангел с бесконечной жизнью, что их людские проблемы для него слишком далеки. Что сам Кас слишком далёк.       Сейчас он так близко, и не потому, что Дин может просто протянуть ладонь и хлопнуть его по плечу. Просто — близко. До тех пор, что Дин знает, почему даже у ангелов есть тревожные морщинки в уголках глаз, а когда Кас устаёт, в его глазах так же, как и у него с Сэмом, эта усталость красит радужку блёклой дымкой.       Когда Кас обижается, его глаза потухают. Так было совсем недавно, когда он ушёл. Когда Дин его не остановил. Странно, но он думает об этом снова и снова, а ведь всё уже хорошо. Ну, между ними хотя бы. Вокруг с божескими закидонами всё так же дерьмово.       Дин поднимает голову, открывает уже было рот… и молчит, растерянно вглядываясь в покрытый лёгкой щетиной подбородок.       Не нужно ничего говорить, я знаю и так.       Кас порой говорит очень простые и в то же время сложные вещи, и Дин тут же вспоминает его недавние слова в Чистилище. И взгляд, о чёрт возьми, опять он, снова усталый, но капельку просветлевший. Всё знающий.       Кас ведь давно уже так близко, давно уже прекрасно знает, что Дин никогда не думает перед тем, как что-то сказать и всегда боится сказать больше, чем прячет за всеми душевными замками, веря в магию слов. Скажешь, дашь волю своим страхам — дашь им и жизнь. В этом проклятом мире возможно всё, им ли не знать об этом? Как и о том, что в нём больше потерь, чем чудес.       Кас ведь точно знает, как Дин безумно боится потерять его и Сэма. Но теряет снова и снова, и прошлые чудеса были всего лишь вывертами фантазии поехавшего крышей Чака. Дин боится, боится выпустить этот страх. Чак ведь подслушает, узнает, щёлкнет пальцами — и всё. Да пусть даже без него, но Дин стал с годами чертовски суеверен.       Кас замечает его взгляд, сам с усталым теплом вглядывается в его лицо. Молчит. Хорошее молчание, редкое, даже странно спокойное и душевное, маленькая передышка посреди всего этого божественного бардака.       — Кас, слушай… — начинает Дин, ругая самого себя. Ведь Кас знает, точно знает, что он хочет сказать.       Но Кас с внимательным видом легко кивает, и Дин бегло облизывает губы.       — Кас, не уходи больше, слышишь? Даже если я скажу об этом — не уходи. Даже не вздумай. Лучше выруби меня, если я вдруг решу тебя прогнать. Я тебе разрешаю. Лучше я буду ходить с распухшей мордой, чем это всё… сожжёт меня изнутри. Эта злость, я… Ты и Сэм — на самом деле я сжигаю вас ей даже больше, чем себя. Может, именно так я немного и справляюсь с ней. Кас?..       Кас молча тянется к нему, привычным жестом касаясь ладонью лба — как всегда, когда своей силой старался исцелить. Сейчас от кончиков пальцев не льётся покалывающий ангельский свет, только лёгкое человеческое тепло. Такой родной жест, полный безопасности и заботы. Так может только Кас. Даже удивительно, что Дин думает об этом сейчас.       И совсем не удивительно, что он доверительно прикрывает глаза и чувствует собственную усталую улыбку.       Кас не уйдёт — и теперь он может сказать, что знает это и так.