***
Ты никогда не пыталась особо влиться в нашу компанию. Ты предпочитала пассивное участие и куда чаще просто сидела с нами за одним столом в столовой или общалась с Пыхом. Чем он вообще тебя зацепил? И чем ты зацепила меня? Я не знаю о тебе ничего, но при этом знаю многое. Я не знаю, кто твои родители, я не знаю, есть ли у тебя хобби, я не знаю, нравится ли тебе кто-то. Но я знаю, что ты не любишь есть один и тот же сэндвич с арахисовым маслом и джемом, что ты любишь больше готический стиль, что тебе даже нравится Ларри, правда, не уверена, в каком плане. Но он классный! Он мне тоже нравится. А еще тебе нравится расспрашивать меня о моих работах. Ты любишь врываться в мое личное пространство и полностью заполнять его собой. Но при этом ты кажешься такой кроткой и милой, что на тебя невозможно злиться или обижаться — ты не виновата в этом.***
Мы лежим на мате в спортивном зале. Немного пыльно, немного душно, немного жарко. Ты тяжело вздыхаешь и вдруг заливаешься звонким, как колокольчик, смехом. Растягиваешь руки и обнимаешь меня за шею. Руки у тебя горячие, а пальцы холодные почему-то. Ты кажешься такой живой, такой настоящей. Самой лучшей на свете Мэйпл. И тут ты смотришь на меня. Глаза у тебя немного прищурены от твоего веселого настроения, на твоем лице лучезарная улыбка, а твой темный макияж кажется сейчас самым светлым и теплым на свете. И я тебя обнимаю. Немного резко, обвивая руками за талию. А ты, кажется, и не против вовсе. Только смеешься сильнее. А потом обнимаешь меня в ответ. Мягкая, теплая и звонкая.***
Шаркаю ботинком у ворот школы. Уроки кончились больше часа назад, но знаю, что заканчиваешь ты только сейчас. Мы живем немного дальше от школы, чем остальные, отчего приходится ездить на автобусе. Но никто из нас обеих и не против. Потому что мы можем сесть вместе, слушать чью-то музыку из чьей-то пары наушников, общаться, немного вздремнуть подруга на подруге. И нам хорошо. Нам прекрасно. Ты выходишь из школы немного подавленная и уставшая. Но видишь меня, стоящей у ворот. И снова улыбаешься той самой улыбкой. Улыбкой, которая покорила мое сердце.***
Ты держишь меня за руку, переплетая свои пальцы с моими. Мы стоим в подсобном помещении, где лежат куча химикатов, тряпок и швабр с метелками. Темно, хоть глаз выколи. Но я все равно чувствую твою вкрадчивую улыбку, не такую широкую, которую я знаю, а другую — нежную, смущенную. Ты немного приподнимаешься на носочках и дотрагиваешься своими губами до моих. Мягко. Осторожно. Едва касаясь, словно кто-то провел мне птичьим перышком по губам. Но чувственно. Нежно. Живот сводит в узел, а ноги подкашиваются у нас обеих, от чего ты тут же вцепляешься в меня и снова смеешься. И снова не тем смехом, который я уже успела полюбить — смехом, полным смущения и любви. Мы стоим и обнимаемся уже минут 10…а может и все полчаса. Ты замолкла, я и не начинала говорить. Тихо. Слышен только бешеный стук сердец и твое глубокое дыхание. А потом я решаюсь и целую тебя сама. Дождавшись твоего согласия, слегка нагнувшись и аккуратно касаясь губами в ответ. Ты кажешься сейчас самой хрупкой на свете, но при этом самой сильной, самой нужной, самой любимой и нежной.***
— А ты уверена в себе? — спрашиваю я шутливо, когда ты в сотый раз говоришь мне, как любишь меня. Ты наигранно обижаешься, слегка толкаешь меня локтем в бок и начинаешь заливисто смеяться вместе со мной. — Уверена. Я люблю только тебя, Эш. И, зная себя, навряд ли смогу полюбить кого-то так же, как тебя.***
— Эшли, ты можешь приехать? — голос кажется дрожащим, а во время молчания словно слышны всхлипы. — Что случилось? — Это очень важно. Прошу тебя. Звонок обрывается. Я срываюсь и бегу к своему байку, спешно надевая шлем. И еду сквозь холодную черную ночь, пока тревога сдавливает горло и не дает вдохнуть хоть каплю прохладного воздуха. Ты встречаешь меня на пороге дома. Заплаканная, черная тушь и подводка растеклись, черная помада съедена, а ногти обкусаны. Я крепко обнимаю тебя, а ты в ответ начинаешь громко и истошно плакать. — Эшли, я выхожу замуж.***
Ты стоишь у алтаря. Неподходяще белая, слишком белая для самой себя. В белом кружевном и пышном платье, с белой полупрозрачной фатой и белыми цветами. Тебе не подходит. Тебе бы сейчас подошел траурно-черный. Святой отец венчает вас с Пыхом, а я стою неподалеку — ты попросила сегодня сыграть роль подружки невесты. Твои родители плачут от счастья, а я плачу от горя. После закрепляющего ваш брак поцелуя ты смотришь на меня. И твой взгляд полон боли. «Прости меня, Эш».***
И я уезжаю из города. Меня больше ничего не держит в Нокфэлле. Поступлю в какую-нибудь художественную академию. Найду парня. Буду правильной девушкой. Как ты. Горячие слезы катятся по щекам. Сложно перестать думать о тебе. — Ты уверена в себе, Эшли? Может, не стоит уезжать куда-то просто так… — ты подавленно смотришь на меня. И, кажется, ты сама сейчас расплачешься. — А ты уверена в себе, Мэйпл? Не хочешь уехать вместе со мной, бросить все, что тебе мешает, не хочешь жить своей жизнью? И ты смотришь на меня уже отчужденно. Я понимаю. Тебе не нравится слышать это. Но я права. Ты бы хотела. Ты бы действительно бросила бы сейчас все и уехала со мной. Но не можешь. Ты замужняя женщина. И беременна.***
Отношения с парнем ни к чему хорошему не привели. Нервы просто канули в пустоту, а в универе все пошло по пизде. С ребятами давно не удавалось пообщаться, поэтому я рискую и возвращаюсь в Нокфелл. В тот самый, где я оставила тебя одну. Сал кажется куда взрослее чем был, Ларри накачался и отрастил щетину, однако он словно чем-то обеспокоен. Тодд просто живет со своим парнем и радуется жизни. Мне бы так. Я заявляюсь в апартаменты. Несколько раз стучу в дверь вашей квартиры и замолкаю. Страшно. Возможно, что ты меня пошлешь куда подальше. Но ты открываешь дверь. Смотришь сначала напуганно, а потом успокаиваешься и показываешь мне усталую, но нежную улыбку. — Добро пожаловать, Эш. И я чувствую себя так словно я дома. Словно все и должно быть так. — Пыха нет дома, так что мы с Содой тут сами по себе, ха-ха... Не хочешь попить чай со мной? И я соглашаюсь. Потому, что я очень давно не была с тобой наедине. Потому, что я соскучилась. Потому, что я люблю тебя. — Конечно, Мэй. Я с радостью. И ты улыбаешься мне той самой улыбкой, которую подарила мне, когда полюбила меня.***
Никто не может поверить в случившееся. Никто не принимает смертей своих близких. На суде Сала ты сидишь как кукла — смотришь в никуда и молчишь. Я держу тебя за руку, но не смею ничего говорить. Я не могу понять тебя. Я не теряла мужа и дочь. Кажется, ты даже не плакала все это время. Ты просто сломалась. Разбилась. Ты вслух винила себя за то, что уехала к родителям в тот день и не смогла защитить Соду. А потом горько смеялась и пила черный чай без сахара, смотря в окно. И я не могла ответить тебе. Потому что не смела. Я только молча гладила твою руку и тяжело вздыхала. И даже слов поддерживающих не находилось. Они бессмысленны. Они не вернут тебе твоих любимых, они не повернут время вспять. И от собственной беспомощности хотелось умереть.***
За все время, что я жила у Нила, тебе становилось все хуже и хуже. Сначала ты стала похожа на волчицу — отстраненная, молчаливая и свирепая. А затем ты стала зверем. Ты отказывалась от еды, рычала, кричала, скреблась. В тебе не осталось ничего от Мэй, которую я знала и любила. Ты только ее оболочка. А потом я нашла тебя висящей на крюке в храме Пожирателей Бога. Вверх ногами, голая, со стекающей по тебе вниз кровью и мертвой. Но такой спокойной. Такой умиротворенной. Видимо, смерть действительно избавила тебя от мучений. И только эгоистичное желание быть рядом с тобой и видеть тебя живой заставляет меня рыдать и кричать обессиленно и больно. Даже Трэвис, стоя где-то в стороне, видит это. И понимает. Он тоже потерял того, кто столько страдал. И кого он любил. Возможно, только смерть избавит нас от мучений, которые мы получили сами. И когда все наконец кончается, я падаю на колени, будучи полностью без сил. Храма больше нет. Наших друзей больше нет. И тебя тоже больше нет. А уверена ли я, что я все еще жива сама?