Фонарики

— Вау… — медленно тянет русский, разглядывая огромный лотос-фонарь. Он достает телефон и фотографирует. Маленький ребенок (в темноте сложно понять какого пола этот шарик из толстого пуховика и шапки с помпоном) пробегает перед парнем, и кадр получается смазанным. Цыкает и делает еще пару фотографий. Китаец, стоящий позади, с умилением смотрит, как русский пытается навести фокус. Лотосы кокетливо выглядывают из сугробика, наметенного час назад. Они в парке, на фестивале китайских фонарей. — Чи, давай, иди сюда, вместе сфотаемся у вон того дракона! — Росс оборачивается, чуть улыбаясь и щуря глаза. Китай кивает, парень крепко хватает пальцами ладони китайца и, чуть ли не подпрыгивая, тащит его через толпу. Вокруг мелькают пальто и яркие крутки, полосатые шарфы и шапки с помпонами, но азиату это не важно — лишь теплая ладошка с длинными пальцами, что нагло и крепко схватила, привлекает его внимание. Дракон огромный, тело подобное змее, длинное, светится изнутри мягким теплым золотом, голова с чем-то похожим на гриву светится красным. Лапы, будто куриные, вцепились в витеиватые голубые облака. — Вау, это так… Красиво… — Росс с предыханием тянет руку к туго натянутому шелку. Азиат мило улыбается на этот детский восторг в этих странных голубых глазах. — Фонари привлекают благополучие и процветание в дом, — Китай медленно тянул слова. Росс обернулся и удивленно приоткрыл губы, пытаясь что-то сказать. Однако вылетело лишь облачко пара — шаловливая мысль упорхнула. — Ай-я, почему же у тебя так холодно, Руру? — китаец дернулся и потер ладони, пытаясь согреться. Русский закатил глаза и начал шариться в безразмерных карманах такой же безразмерной куртки. Наконец найдя что-то, он протянул варежки мужчине, что дул на ладони, пытаясь согреться. Наткнувшись на удивленный взгляд, направленный на вязаные белые варежки с ляповатыми снегирями, русский резко отвел взгляд и стыдливо буркнул: «Сестра подарила…» Китай, мило и понимающе улыбнувшись, перехватил их мягкими холодными руками. Был легкий морозец, снег выпал совсем недавно и припорошил березы, украшенные серебристыми гирляндами. На земле снег утрамбован многочисленными теплыми ботинкамми и стал гладким и скользким, будто лёд. Китай оглядывается и, заметив что-то пестрое вдали, тянет за рукав объёмной куртки рассеянно разглядывающего капли света фонарей русского, ведет за собой, со словами: «пойдем я тебе кое-что покажу, бао бей». Русский бурчит:"эй, мы ведь тут еще не все досмотрели! Давай пойдем по порядку!..» Но китаец не обращая внимания на пыхтение кидает: «успеем еще». В этом отдаленном уголке парка почти никого нет, и Чи закрывает глаза Россу, не имея никакого желания портить сюрприз. — Чи, ну что ты делаешь?..- русский с бесконечной пустотой в голосе говорит, но китаец лишь хихикает, прижавшись к спине. И раз! Чи опускает руки, Росс, пару раз моргнув, останавливает взгляд на фонарях. Китаец улыбается, в ожидании реакции на яркие светящиеся матрешки. Но Россия молчит, чуть отходит назад, будто даже не смотрит на россыпь пестрых красных пятен. Фонари действительно красивы, на передниках кукол распускаются кляксы роз, маков, васильков, у другой же на переднике вздорная рыжая тройка. На щечках у каждой нежный румянец, будто только с конвеера. Они улыбаются и искрят голубыми глазами. — Ну что? Они тебе нравятся? — мужчина уже начал бояться повисшего молчания. Он думал, что диди обрадуется и редкая улыбка украсит его. Росс все молчит. Семья с двумя детьми уходит, оставляя их в полном одиночестве. — Ты это всем делаешь? Пытаешься подлизываться… — русский был холоден и будто напускно безразличен, — эта выставка проходила не только у меня, ты всем так хотел угодить? Где же баварки в коротких юбках и с кружками пива?.. Или где там была предыдущая остановка этой выставки?.. Китаец нахмурился, пытаясь понять и увидеть, как крутятся шестеренки в этой светловолосой голове под ушанкой. «Это что, ревность?» Это преположение заставляет лишь удивленно вскинуть брови. Парень перед ним безразлично фотографирует фонарь и уже собирается отходить, но он резко подходит сзади и обнимает. — Глупенький… Русский фыркает. Чи чуть отстраняется и обходит его, все также не распуская кольца рук. Заглядывает в это обиженное лицо и, хитро усмехнувшись, резко притягивает к себе, так что руский от крепких тисков еле может дышать, ребра трещат, а кишки норовят вылезти наружу. Росс протестует, но не успевает и слова сказать, когда чувствует, как его ощутимо ущипнули за тощий зад. — Ай, ты что творишь, узкоглазый! Чи не обращает внимания на эти трепыхания и норовит мазнуть губами по носу, но достает лишь до подбородка. — Просто хочу, чтобы ты расслабился и перестал накручивать себя. Росс все же перестает вырываться и обреченно вздыхает. Да, наверно, это очень глупо ревновать… Он кладет подбородок на макушку мужчины и бесцветно дышит в волосы, усыпанные мелким снежком-пеной. — Знаешь, а они и правда красивые… Пойдем потом ко мне? У меня там мои татары чай, целый набор, прислали. Вкусного, с Саган-Дайля, хочешь, заварю и мёда, хочешь, добавлю?.. Думаю, тебе понравится… Чи кивает. Небольшой чемоданчик его все равно был одними цепкими ручонками стащен и торжественно вручен кому-то в штатском, дабы отвезти в неприметную двушку в Москве на улице N… Росс отстраняется и слабо улыбается. Пусть весь мир подождет, пусть Иран пока как-нибудь сам, пусть США подавится куриным крылышком и сдохнет от удушения (поверьте такой исход устроил бы многих), пусть царь как-нибудь сам разбирается в ворохе проблем, накопившихся за эти две праздничные недели, Россия пока хочет просто расслабится в этот воскресный вечер. Они продвигаются по этим безлюдным тропинкам, матрёшки весело улыбаются, на березках разбросаны фонари, привлекающие счастье и благополучие…