Научная Гроза [БРОШЕНО]

Сэнку был тем человеком, который сначала восемь раз подумает, составит шесть запасных планов, а потом три раза удачно сымпровизирует. Сэнку никогда не полагался на случай, бога или судьбу — в каменном мире в этом смысла нет. Сэнку верил в факты и науку. Сэнку отдал науке душу, сердце и тело — наука отплатила ему второй жизнью. По крайне мере, именно в ней он был уверен больше, чем в Высших силах. Всё, что похоже на магию — исключительно неисследованные области науки! В этом мире — слишком похожим на двадцать первый век, на мир до окаменения, на мир до гибели цивилизации, которую пришлось строить с нуля — ему дали очень странное имя, очень странную одежду и очень странные игрушки. Погремушка? Серьёзно? Сэнку только молчаливо не по-детски вздыхал, пожалев психику новоявленной семьи; а потом маленький мальчик стал проявлять невероятные интеллектуальные способности лишь к двум годам. Не то чтобы семье это помогло — их вытянутые лица ясно намекают, что их мировоззрение пошатнулось — но Сэнку чувствовал, что ещё немного и свихнётся от безделья. Спасибо, в камне отлежался более, чем достаточно. Сэнку отказывался отзываться на своё новое имя — кто в здравом уме назовёт ребёнка Сэнвильо? Я что, похож на марку вина? — и согласился, что он сможет пережить обращение на сокращённый вариант. К трём годам Сэнку узнал, что его семья немного… чокнутые преступники. Интересный факт, на самом деле, но их машины смерти — вы не убедите меня, что это работает правильно — говорят о многом. Последнее чего от жизни он ожидал, так это родиться в мафиозной семье с уклоном в науку — ребёнок трёх лет вновь вздохнул, мысленно составляя список долгих планов по изменению семьи в лучшую сторону. Во-первых, Сэнку узнал точное количество детей — трое, все сыновья, и он был самым младшим; все, как один, тёмноглазые, чёрноволосые итальянцы с мягкими кудрями, а он, как подкидыш, с ярко-зелёной шевелюрой и неестественно красными глазами — стоит провести исследование на наличие души, её форменной оболочки и изменения внешности в угоду прошлой реинкарнации — впридачу с трещинами над глазами, которые изменились по форме и стали больше напоминать не то шрамы, не то родимые пятна в форме молний. Сэнку категорично осмотрел себя в зеркале и лишь утешился, что в этот раз волосы не стоят дыбом, да и сам он не будет вновь смешивать несмешиваемые реагенты, хватило урока, благодарю. Старшего брата Марселя Сэнку рассматривал, как недальновидного подростка — игнорируя тот факт, что тому лишь пятнадцать лет — и ставил галочку рядом с тем, что юный оболтус должен унаследовать правление семьи, и, в идеале, не сжечь её дотла. Второй старший брат, Ровви — как Сэнку не старался, не смог узнать полного имени — был более безнадёжен — а это в десять лет-то! — и подавал признаки высокого таланта в физике и совершенно дурного в понимании «пределов»; именно из-за него и его расчётов дом то и дело лишался бетонных стен. Родителей Сэнку предпочитал рассматривать без сравнений, хотя глупые сентиментальные глупости упорно лезли в голову, перекрывая ясность сознания, но он смог определить, что мать у них была любящей женщиной, которой определённо чего-то не хватало в жизни — Сэнку пока не разобрался, чего именно — а отец был чёрств, строг и требователен; у него старшие сыновья по струнке ходили, боясь услышать слова разочарования в них, ну, а третий сын… а Сэн показушно ковырялся пальцем в ухе, посмеиваясь над чужим раздражением, и ухмылялся так, словно у него весь мир на ладони — однажды это действительно было так. Смотрелось это на ребёнке четырёх лет парадоксально: и смешно, и впечатляюще, словно младший ребёнок уже покорил весь мир и сейчас наслаждается их заурядной компанией. Во-вторых, Сэнку решил, что надо как-то навязчиво и не очень менять курс предпринимательской мафиозной деятельности, если уж тут половина учёных, то логичнее создавать безумные — и полезные — изобретения и продавать патенты, легализировав свою деятельность. Тут бывший-когда-то-японец столкнулся с самой фееричной проблемой — они не умеют делать не оружие. Сэнку очень надеялся, что посмотрел на них не как на душевнобольных. В-третьих, Сэнку через год уговорил столь недоверчивого к любому его предложению отца, сделать тест на отцовство — предварительно проведя свой, конечно же — раз ему столь яро не верят; Марсель посмотрел на него настороженно, с неким беспокойством, до побелевших пальцев сжимая столовые приборы в руке — Сэнку только усмехнулся ему, пожав плечами. Отец смотрел всё ещё крайне недоверчиво на цифры, переводя взгляд на наглого мальчишку, снова на две девятки с процентами после них, снова на мальчишку, и тихо выругался на английском, на что Сэнку вновь усмехнулся. Семья менялась с неохотой, не спеша, с трудом принимала нового главу Марселя, когда тому исполнилось восемнадцать, и с благоговейным страхом смотрела, как мальчик дошкольного возраста строит машину по переработке пластика в бензин. Количество нулей после единицы в патенте на изобретение заставило поперхнуться всех и каждого — так Сэнку выкупил себе множество лет вне школы и домашних репетиторов, пустая трата времени. Сэнку нравилась семья, которая, кажется, привыкла к тому, что среди них какой-то феноменальный гений, неподчиняющийся законам ни их, ни здравого смысла, ни мира; Сэнку был рад вернуться к самым основам, хоть это и заняло у него семь лет от рождения в этом мире; Сэнку держал в руках пробирку со своей кровью и решил проверить её на всё, что только можно.