***
В их команде Иван всегда был за рулем. Водил он как бог (скорости, если такой существует), как будто сам полжизни от копов скрывался. У Альфреда было несколько теорий на этот счет. Превалирующая — он работал на босса-мафиози и во всю рассекал по улицам какого-нибудь Нью-Йорка. Остальные были еще маловероятнее. — Я так развлекаюсь, — с мягкой улыбкой сказал Брагинский, смотря на ошарашенного позеленевшего американца, который выглядел так, как будто сейчас же выпрыгнет из машины на полном ходу. Это была его первая фраза, не относящаяся к работе. За три дня. — А, понятно, — с излишним оптимизмом ответил Альфред. Его рука, сжимавшая ручку двери, уже побелела. — А я как-то, знаешь, люблю в игрушки играть. Ну, там стрелялки разные… Иван резко повернул, в результате чего Альфред чуть не свалился на него. — На работе стрелялок не хватает? — поинтересовался Брагинский. Я слышал, у вас тут с этим полная жесть. Жесть — это то, как Иван водит, но Альфред благоразумно промолчал. — Да, этого добра выше крыши. Повисло неловкое молчание. Джонс искоса посмотрел на напарника. Тот выглядел очень даже интересно, когда был сосредоточен на дороге. То ли у американца давно никого не было, то ли действительно было в нем что-то привлекательное. Альфред начал бы активные действия завоевательного характера, но боялся, что получит в глаз. Или в зубы. Иван почему-то представлялся ему примерным семьянином с тремя детьми и хрупкой женой, несмотря на то, что на его пальцах не было никаких колец. Иван нахмурился и прикусил губу, нервно цыкнув. Его кто-то подрезал. Альфред вдохнул, выдохнул и мысленно надавал себе пощечин, чтобы собраться. Что он, в первый раз что ли разлагает дисциплину на рабочем месте? К тому же, в том, чтобы перекусить где-то вечером нет ничего такого. Надо же им налаживать отношения и заложить фундамент для, так скажем, командной работы. Точно, это же вообще что-то типа тренинга получается. — Не хочешь поужинать где-нибудь после работы? — перед глазами Джонса пронеслась вся его жизнь, и если бы это произошло из-за своего вопроса: Брагинский резко нажал на газ, чтобы успеть проскочить светофор. Иван пожал плечами и кивнул. — Я здесь ничего особо не знаю. Выбери на свой вкус.***
Иван очень много ел. Реально много. Альфред нашел бы этот факт очаровательным, если бы последние двадцать минут он не провел молча за чашкой кофе. Брагинский даже не думал начинать диалог. Джонс начал рвать бумажный пакетик из-под сахара на маленькие кусочки и складывать их на стол в какой-то психоделический узорчик. Подняв глаза, он увидел, что за ним наблюдают. Причем очень даже заинтересованно. — Не хочешь чего-нибудь выпить? — Альфред сам удивился своим словам. Он-то думал, что сейчас выдаст что-нибудь про хорошую погоду или какой-нибудь очередной кризис, но слова вылетели сами собой. Наверное, сказалось неосознанное желание побыстрее сломать барьер между ними, двумя левыми людьми. В детстве было так легко: можно было бы сказать что-то наивное вроде «а давай дружить», и с тобой бы обязательно начали дружить. Попробуй он сейчас на пустом месте сказать «а пойдем ко мне», и он остался бы непонятым. И хорошо если остался бы с полным комплектом зубов и глазных яблок. — А давай. И дело как-то сразу завертелось… Все-таки взрослые проблемы требуют взрослых решений. Правда была одна вещь, которую Джонс не учел: Иван пил и как будто бы и не пьянел вовсе. Он сам все пытался угнаться за ним, но в результате растекся по столу. Брагинского это как будто очень забавляло. «План по спаиванию Ивана так и не удался», — грустно признал Альфред. Тот так ничего о себе и не рассказал. Ни про детей, ни про простушку-жену или породу своей собаки. Зато Джонс наговорился вдоволь. И про то, как в полицию пошел, и какие-то другие дурацкие истории. Зачем его собеседник все это выслушивал, он не понимал. Вернее, может, и понимал, но побаивался в это верить. — Зови меня Ваней. — Чего? — Джонс даже отлип от стола на пару секунд. Иван повторил по слогам. У Альфреда, сколько бы он не мучился, все равно выходила какая-то «ванья», но Брагинский был не против. Ему было весело впервые за несколько месяцев.***
У Ивана, как оказалось, не было ни жены, ни детей, ни собаки. Альфред даже выдохнул. У Ивана была небольшая съемная квартирка. Там было довольно уютно, но больше всего Джонсу запомнились картины с подсолнухами, висевшие на кухне. Брагинский переехал в Америку, когда ему было двенадцать. Сейчас из его родственников здесь только две двоюродные сестры. Иван ходил в музыкальную школу. Иван любит ездить в теплые страны, куда-нибудь к океану. Иван стал полицейским, потому что его отец тоже работал кем-то в этой области, а он всегда хотел походить на отца. А еще у Ивана был мудак-бывший. Каждый день Альфреду открывалось все больше новых вещей о нем, ниточек, которые связывали его с Ваниным прошлым, прошлым, где Альфреда пока что не было. Джонс завел бы ежедневник, чтобы все записывать, он обязательно был бы с подсолнухами, но Брагинский повертел у виска, когда это услышал. Чуть позднее их отношения перешли в более горизонтальные плоскости. Альфред ежедневно избавлялся от стереотипа о том, что все русские — гомофобы. Те, кто так считают, — настоящие придурки. «У них просто своего Вани не было», — ухмылялся Альфред, стиснутый в крепких объятиях. Ему нравилось.***
Они оставили зажженным только ночник. Он отливал сиреневым на стенах, шторах, лицах. Джонс коснулся чужого (ладно, совсем не чужого) лица. Прочертил линию от скулы до уголка губ, зацепил подбородок, двинулся к уху. У Ивана были такие мягкие, округлые черты лица. Было в этом что-то милое. Сам он, наоборот, был какой-то острый и угловатый. Характеры правда у них их внешности совсем не подходили. Вот обменялись бы внешностью и все встало бы на свои места — иногда жесткий, как прут Брагинский, и добродушный Джонс. Идеальная команда. Иван чихнул. — Да ну тебя, блин. Такую мысль прервал, — протянул Альфред и чмокнул того в лоб. — Какую? — приподнял бровь Брагинский, подставляясь под чужие губы. — Да такую себе, если честно. Иван дернул плечом, как бы говоря «ну, как хочешь». Они залипали в телевизор и ели пиццу. У Вани был талант выбирать самую дурацкую начинку, ну серьезно. Или просто Альфред был таким привередой. Они уже собирались лечь спать. — Знаешь, я боюсь, — сказал Иван. — Чего? — спросил Альфред, переворачиваясь на живот и поправляя спадающие очки. — Чего ты боишься, Вань? — Что все хорошее рано или поздно закончится, — он откинулся на подушку. Джонс подумал, что это все от их работы. Нервы, стресс, все такое. Возможность быть пристреленным в каком-нибудь облеванном переулке. С кем не бывает. — Ну, ты чего, — он сжал чужое плечо. Иван дернулся и перевел тему. — Да так. В отпуск бы махнуть. В этом отделе вечно какая-то чертовщина. Джонс хмыкнул. — Добро пожаловать в Сан-Франциско, детка. Альфред дождался пока Ваня уснет. Он задумался. Альфред редко думал: обычно он суетился и сразу старался воплотить в жизнь все, что пришло ему в голову. Но не сейчас. Значит так. В отношениях они где-то полгода, с одной стороны, не очень много, но с другой, гораздо больше, чем одноразовый перепихон в каком-нибудь переулке. И этому факту Джонс очень рад. Прозвучит слащаво, но у него не было никого настолько подходящего, как Иван. Все бойфренды Альфреда не выдерживали и сливались через месяц: он слишком активный, с ветром в голове и кучей навязчивых идей. Ивана это полностью устраивало, потому что он, наоборот, медлительный, и только Альфред мог как-то его растормошить. И с другой стороны, только Иван мог опустить его с небес на землю в случае чего. Да и вообще. Джонсу он очень нравился. Альфред хотел предложить ему съехаться. Так, сказать ему это между делом, когда они будут в очередной раз сидеть в ресторане. Посмотреть на его реакцию, заранее вызвав грузовое такси для того, чтобы перевезти к себе его вещи.***
Альфред тщательно брился в ванной, как в последний раз. Он дернулся от звука уведомления на телефоне и порезал себе щеку. Выйдя минут через десять, он поднялся на второй этаж, в спальню. Надел на себя выглаженный костюм, расчесал волосы, проверил, что ничего не забыл и вызвал такси. Сегодня он никак не мог опоздать. В Сан-Франциско солнечно. Альфред дышит прогретым воздухом. На небе ни облачка. Душно правда и мокро — вокруг много людей в форме. Поворачивает голову левее, и теперь Иван рядом с ним — на фотографии, украшенной черной лентой. Чуть поодаль, окруженный цветами, стоит гроб. Альфред смотрит, не моргая. Он надеется, что все это — дурацкая шутка, что сейчас крышка упадет на асфальт и Иван сядет, подмигнет ему и неловко улыбнется. Он будет живой и теплый. А не как сейчас… Альфреду на миг показалось, что крышка гроба зашевелилась, и он уже встрепенулся, но это все от недосыпа и нервов. В прощальной церемонии участвовал весь их отдел. Хоронят полицейских красиво и пышно, но лучше этого зрелища никогда в своей жизни не видеть. Полицейские, они ведь людей должны защищать, а не умирать в двадцать семь. Не на это подписывались. Так что практически все здесь присутствующие не грустили о Иване, а примеряли себе этот ладный гроб, наяву видели, как вдовы и сироты оплакивали их. У Ивана не было ни вдовы, ни детей — только Альфред (в какой-то степени) и его двоюродные сестры. Наталья и Ольга, так их вроде звали. Одна из них плакала навзрыд, другая не отрывала взгляда от гроба. Джонс ее прекрасно понимал. Отчего-то он не мог смотреть им в глаза. То ли это от вины, то ли от общего горя, он не понимал. Хотелось подойти и извиниться. За то, что в тот день умер их брат, а не он. Кто знал, что у какого-то сопливого выблядка окажется ствол, и он решит пальнуть в Ивана за то, что они с Альфредом разгоняли их обдолбанную пьяную компанию. Офицер Джонс застрелил его на месте. А потом стоял и смотрел на Ивана. На мертвого Ивана. Не было ни слез, ни прощаний, ничего похожего на слащавые фильмы — только голая реальность. Он умер сразу же, почти мгновенно одеревенел. На его лице застыли удивление и что-то еще, чего Альфред не мог понять. Альфред не мог и не может до сих пор понять, почему именно Иван. Почему та мразь не могла взять правее на метр и выстрелить в него? Шансы были пятьдесят на пятьдесят, в итоге не выиграл никто. Джонса потаскали по проверкам, заставили заполнить пару бумажек и все. Как будто ничего и не произошло. Скоро, говорят, найдут нового напарника. Альфред не поехал на кладбище. Увидеть, как его зарывают в земле — значит лишить себя возможности надеяться на то, что это все — абсурд и бред. Джонс не настолько силен душой. Он решил прогуляться. Развеяться. Взять паузу. Все, что угодно. Все напоминало ему о Иване. Их кафе. Он зашел и купил два пончика, шоколадных. Один съел, второй оставил на лавке, на которой они обычно сидели. Прошел мимо их сквера с фонтаном, куда зачем-то с подачи Вани бросали монетки, это место находится в двадцати минутах от работы, они были около него каждый день. Ал вызвал такси до Золотых Ворот. Гулять так гулять. Он еще пару дней назад планировал приехать сюда. Он расплатился и вышел. Погулял по кварталу. Так, просто. По пути он встретил молодую женщину с сыном — блондинистым мальчуганом с щербатыми зубами и глазами, смотревшими на все с любопытным прищуром. — А вы полицейский? — громко спросил мальчик, не скрывая своей радости. Мать смотрела на сына с мягкой улыбкой. — Да, как видишь. — Я тоже хочу стать таким, когда вырасту! Альфред опустился на корточки, положил руку на его плечо и заглянул в голубые глаза с фиолетовым отливом. — Малой, оно того не стоит. Оставив их в легком замешательстве, он продолжил свой путь. Теперь к мосту. Кто вообще так додумался назвать мост? Вернее, пролив, в честь которого он назван, но все равно. Мост-то он красный, а не золотой. Хотя воротами его назвать вполне себе можно. Уже вечерело. Вокруг не было ни души — только куски железа ездили по мосту туда-сюда. Вперед и назад. Альфред оперся на перила. На них были наклеены какие-то бумажки, но он не стал их читать — все равно знал, что там написано. Посмотрел вдаль — на фиолетовое небо и вдруг наполнился какой-то силой, взявшейся из ниоткуда. Надо было купить что-нибудь поесть. В холодильнике ничего. Или заказать пиццу, правда ему всегда нравились какие-то противные штуки вроде курицы с ананасами или анчоусов, но ради него Альфред мог и потерпеть. И любимого Ваниного пива надо бы взять — закончилось. Перекинуться парой слов с милой старушкой-хозяйкой магазина у дома тоже нужно. И матери позвонить, давно они не говорили. Волнуется, наверное. Еще надо выбить на работе отпуск и дернуть отсюда куда подальше. Туда, где тепло, где есть прозрачная вода. К океану, точно