Белый дьявол

Он приходит ко мне почти каждую ночь. Садится на постель, оглаживает мои прикованные руки и чуть придушивает за шею. Потом медленно раздевается, не отрывая от меня своих мутно-зеленых глаз, и полностью обнаженным садится на мое тело. Долго гладит ладонями и массирует мою промежность до самого возбуждения. Я не могу сопротивляться, хоть и испытываю порой отвращение, страх, чувство, что мне перекрывают кислород. Я не могу сопротивляться, потому что этот абсолютно белый, если не считать угольных бровей и ресниц, мужчина не дает мне никаких шансов на побег, он выдрессировал мое тело. Оно его слушается. Я так думаю. Красивый. Конечно, он красивый, такие по подиуму должны ходить. Безупречно высветленные короткие волосы, аристократические черты лица, длинные ноги и широкие плечи — идеал для рекламной индустрии. Потому, наверное, он и выглядит так неуместно здесь. Грязное, серое помещения с одной лишь кроватью у стены напротив входа — мой дом уже бесчисленное количество дней. Я не помню, как тут оказался, не помню, кем я был и даже свое собственное имя. Но мой мучитель зовет меня Фрэнки. Не уверен, что это мое имя. Я ему не верю. Я вообще мало во что уже верю. Мне снятся страшные сны про горящие дома и разлагающуюся человеческую плоть. Кладбища, темные улицы, сломанный позвоночник незнакомца. Белый человек говорит, что это все правда. Но как это может быть ею, если я лежу здесь? Прикованный к жесткой, высокой кровати. У меня болит все тело, наручники на ногах и руках натерли кожу до мяса. Я лежу в этом месте и гнию, как те люди из моих снов. Но его мои мольбы не останавливают. Он скручивает мне руки (цепь над головой привычно звенит), переворачивает на живот и впивается своими маленькими и острыми зубами в предплечье. Я глухо стону, а он поглощает кровь. Потом совершает еще укус, уже под лопаткой — его любимое место. Он не пользуется какими-то инструментами, все, что у него есть, всегда при нем: зубы, когти, член могут быть отличным орудием пыток, если их правильно использовать, и он знает, как это делать. Потом он опускается вниз, смачивает своим языком и моей кровью мой задний проход, приподнимает меня и приподнимается сам, садится на колени и тут же входит в мое измученное тело, прямо так, без подготовки. Она и не нужна. За все время, что я тут нахожусь, он отлично постарался. Мой кишечник может принять кулак. Мы это уже проходили. — Тебе больно, Фрэнк? Больно? — шепчет мне на ухо он, вбиваясь в мясо. Мне больно, мне очень больно. — А мне хорошо, — отвечает мучитель. Он умеет читать мысли. Это правда. Мне не нужно открывать рот, чтобы сказать что-то, не нужно смотреть ему в глаза. Он знает все, о чем я думаю, и это пугает. Он болен, а я беззащитен. Он получает удовольствие от моих глухих стонов, от слез и дрожи в теле, от судорог, от желания умереть в такие моменты. Но он не убивает. Держит меня здесь. Держит в собственном аду. С каждым толчком мой белый дьявол дышит быстрее, сжимает костяшки моих пальцев сильнее, до хруста. И только когда я кричу, он кончает. Вовнутрь. Я чувствую, как это происходит. Его сперма горит в моем кишечнике изъедающей кислотой. Она щиплет ранки. Дьявол кончает много, обильно и после этого всегда долго удерживает себя во мне. Потом целует свой укус на моем плече, разбавляет оргазм вкусом крови. Никогда не бьет кулаками. Только ладонями. Любит душить и дергать за волосы. Называет смазливой сучкой, а я даже не помню, как выгляжу. Я только вижу немного волос на своих руках и ногах — они темные, как и на лобке. На голове волосы у меня не слишком длинные, я их не вижу, но думаю, они примерно того же темно-каштанового оттенка. Я помню много вещей. Например, о вкусах, цветах, о том, что в компьютере есть такие штуки под названием материнская плата, видеокарта, жесткий диск. Помню несколько аккордов на гитаре. Некоторые американские передачи, телешоу. Я помню о существовании бога, верю в него несмотря ни на что, молюсь ему каждый день. Но вот откуда именно я это узнал, вспомнить не могу. Я думаю, что этот человек что-то сделал со мной, вытравил мое прошлое, уничтожил будущее. Он говорит, что я это заслужил, что это наказание. Но за что? За его одержимость? За отказ? Он не говорит. Мое прошлое разрушено, и он не хочет соединить ниточки, сплести чистую паутинку. И я не могу. И не пытаюсь. Здесь всегда темно. То есть… постоянно. На потолке горит пустая лампочка, я часто смотрю на то, как пылинки кружат рядом с ней. Мое развлечение. Слева от меня дверь, а над головой окно, за которым сплошная тьма, словно его заволокли черной, не пропускающей солнце пленкой. И тишина. Никаких звуков, ни шороха, ни воя ветра. Только когда белый дьявол приходит меня навестить, мир вокруг просыпается: шарканье, чужое дыхание, голос. Поэтому я часто тихонько подергиваю руками, чтобы слышать звук цепей. Абсолютная тишина давит на барабанные перепонки громче любого рок-концерта. Пару дней назад дьявол опять приходил. У него было хорошее настроение, поэтому он меня почти не кусал. Даже сделал минет. Ему нравится смотреть, как я кончаю. Когда я на самом пике, он отрывается от моего члена и доводит меня до конца руками, чтобы разглядеть получше лицо. Увидеть, как я мучаюсь, как плачу, как мне противно от самого себя. А он пьет мои слезы. В тот же день он назвал мне свое имя. Джерард. Сказал, что если я буду звать его, стонать, то он обещает стать ласковее. Я киваю. Джерард улыбается. — Отпусти, отпусти… — шепчу я бессильно, когда дьявол в очередной раз приходит ко мне. Дьявол улыбается. Садится на кровать. Говорит: — Скоро, Фрэнки. Потерпи, — он ласково гладит меня по голове и выжимает этим слезы надежды из моих глаз. Он меня никогда не отпустит. Это я знаю. Но надежда… она спасает, надежда убивает. Я путаюсь в днях, неделях. Возможно, совсем теряюсь во времени. Поэтому считаю так: если просыпаюсь от очередного кошмара, значит наступил новый день. Кошмар — разделитель. Черта и переход. И я бы, наверное, лучше остался в нем, чем вернулся к Джерарду. Сегодня он по-особенному счастлив. — Я сниму с тебя наручники, — шепчет он, потершись носом об мое ухо. Он выполняет свое обещание. Мои руки и ноги свободны. Грудь наполняется воздухом. Я медленно приподнимаюсь на кровати и сажусь. Только сейчас чувствую, как тело затекло, но, в принципе, не так страшно. А вот голова тут же идет кругом, но я не меняю положения. — Спасибо, — тихо отвечаю. Дьявол улыбается. — Сделай так, чтобы я об этом не пожалел. Я понимаю, о чем он, когда он ложится на мое место. Я должен быть сверху. — Разведи ягодицы, — говорит Джерард. Он уже раздет, я — почти всегда. Медленно насаживаюсь на горячий член. Живот скручивает спазмом. Дьявол сразу же это замечает. Хватает меня за волосы, притягивает к себе и кусает в шею. От боли я тут же забываю про тошноту. — Шевелись, — рычит он. Я начинаю двигаться. Голова уже не кружится, зато сердце колотится как бешеное. Вот бы оно вырвалось из груди и пробило Джерарда насквозь. Я стараюсь. Быть сверху мне нравится больше. Вернее, от этого легче. Так я хотя бы могу подготовиться к каждому движению члена внутри себя, подготовиться к боли. Так намного легче. Джерард закатывает глаза и прикусывает нижнюю губу. Над его головой мои наручники. Я не отрываясь смотрю на их тусклый блеск. И я не думаю. Ничего. Абсолютно. А Джерард не слышит. Мне страшно, и он чувствует это, но мне всегда страшно. Мне холодно, и это он тоже знает, но мне всегда холодно. Почти всегда. Но не сейчас. Я боюсь, что он поймет, заметит, боюсь подумать. Смотрю в закрытые глаза Джерарда. Жду секунду, вторую. Он облизывает губы, размыкает веки, толкается вперед, дергает меня за волосы, притягивает к себе, кусает. Жду, когда напьется. Отпускает, но глаза больше не закрывает, не отрываясь от моих. Я тоже смотрю. А потом начинаю двигаться быстрее, еще быстрее… еще… Ну же! И когда дьявол стонет и отрывается от моего лица, я делаю это… Делаю то, о чем так старался не думать. Хватаю наручники, за пару быстрых движений обматываю цепью его шею и стягиваю изо всех оставшихся сил. Наверное, вы слышали такое выражение, как «открылось второе дыхание». Я на себе испытал, что это такое. Это шок, выброс адреналина, бесстрашие. Дьявол резко открывает глаза. Смотрит в ужасе на меня, хватается за шею и пытается освободиться от цепи, но когда понимает, что это бесполезно, хватает меня за волосы, начинает бить по лицу в попытках вцепиться в голову и выдавить глаза, но я уворачиваюсь и вгрызаюсь зубами в его запястье. До крови. До самого мяса. До еще одного шага к свободе. У Джерарда паника. Джерард в ловушке. У него быстро кончаются силы. Джерард изнеможен. Джерард умирает. Я облегченно опускаюсь на мертвое, неподвижное тело, а когда отпускаю цепь, замечаю, что руки сильно дрожат. Дышу носом и пытаюсь успокоиться. Вот и все. Все закончилось. Глаза Джерарда красные, какие-то неестественно огромные, выпученные, сосуды полопались, шея — красно-синяя от удушья. Я медленно слезаю с кровати, беру его вещи и натягиваю на себя. Темный свитер и синие джинсы. Белье не беру. Сажусь на край кровати рядом с мертвым телом и плачу. Плачу от счастья. И только сейчас чувствую, как мое собственное тело болит, чувствую слабость и тошноту, легкое головокружение, режущую боль в заднем проходе. Смотрю на Джерарда. И тут на меня накатывает. Ненависть, злость, агрессия. Я вцепляюсь в его волосы, начинаю колотить кулаками бледное лицо с распахнутыми страшными глазами. Я кричу и плачу, бью и расцарапываю кожу в кровь, пока на месте головы моего мертвого дьявола не остается сплошное месиво. Только потом я обнаруживаю, что нахожусь на полу вместе с ним, что разбил череп, что все мои руки и лицо в крови. Я поднимаюсь на дрожащие ноги и, нашарив ключ от двери в кармане брюк, бреду к выходу. Со звуком щелкнувшего замка меня покидают остатки отчаянья. В последний раз оглядываюсь на окровавленное тело моего бывшего мучителя и выхожу за дверь. Я не помню, кто я. Не знаю, ищут ли меня. Не имею представления, что буду делать, когда покину это место. Куда пойду. Но это не так важно. Главное — свобода. Я свободен. Остальное не имеет значения. Перед глазами расстилается коридор, узкий и темный, с такими же обшарпанными стенами и парочкой черных окон по левую сторону. В конце коридора, там же, слева, находится дверь. Иду к ней. Шаг. Здесь так тихо, что я даже не слышу ни своих шагов, ни даже собственного тяжелого дыхания. Не могу поверить, что свободен. Я действительно свободен? Шаг, второй, и еще один. Все тело ломит от боли, голова идет кругом, но я не сдаюсь. Мне не страшно. Даже почему-то не думаю о том, что в этом здании может находиться кто-то еще. Я уверен, что мы с Джерардом всегда были тут одни. Шаг, шаг, и еще. Резко останавливаюсь, когда понимаю, что что-то не так. До выхода максимум двадцать шагов. Мне казалось, что я прошел половину. Боюсь поворачиваться. Иду дальше. Иду. Иду. Иду… Нет-нет-нет. Тело ломит, но переборов самого себя, я ускоряю шаг, перехожу на бег. Стоп! Этого не может быть! Оборачиваюсь назад и с ужасом понимаю, что нахожусь в той же самой точке, с которой начал. Дверь в мой ад совсем близко. Она практически за моей спиной. — Нет! — кричу и вновь бегу. Бегу на месте. — Нет-нет-нет! Выход все так же далек от меня, как и мое прошлое. Что происходит, черт возьми? — Фрэнки? — тихий шепот заставляет мое тело задеревенеть, а легкие наполниться жгучим плавленным металлом. Джерард стоит позади меня совершенно целый и невредимый. Чистый и как всегда спокойный. В той же самой одежде. В одежде, которую несколько минут назад я забрал у него. Что за чертовщина? — Ч-что? — ничего не понимаю. — Фрэнки, — сердится он. — Вернись в комнату. Я в ужасе отступаю и мотаю головой. Нет-нет-нет. Это все неправда. Это кошмар. Это неправда. — Фрэнки. — НЕТ! — ору я и вновь бегу к выходу, стараясь не смотреть себе под ноги, не смотреть на серые мрачные стены и темные окна. Только на дверь, на спасительную дверь. Сердце бьется о грудную клетку, горло горит огнем, конечности тяжелеют, но я продолжаю, продолжаю бежать. — ФРЭНК! — я слышу крик дьявола, и это придает мне еще больше сил, больше желания сопротивляться. А дверь становится все ближе и ближе. И вот я уже хватаюсь за ручку, тяну ее на себя… — Фрэнк, не надо, — шепчет Джерард на другом конце коридора, но я слышу его так, словно он произносит эти слова мне на ухо. — Не делай этого, — слышу и дергаю ручку на себя. Дверь распахивается. Я отступаю назад. — О боже, — даже не шепчу, вывожу одними губами. Тишина оглушает. Я протягиваю руку к сплошной черной, поглощающей тьме. Пустота. Ничего. За этой дверью ничего нет! И это не темная комната. Это абсолютная пустошь. Это ад. — Фрэнки. Хочется заплакать и упасть на пол. Разреветься как ребенок. Это сон? Розыгрыш? Какая-то игра? Я схожу с ума? — Вернись в комнату, — приказывает Джерард. Чуть повернув голову, я смотрю на него и понимаю, что у меня нет выхода. Другого выхода просто не существует. Меня трясет, глаза слипаются, ноги тяжелеют. Будто вот-вот отключусь. Это он со мной делает. Ну уж нет! Ты меня больше не получишь! — Иди к черту, — выдавливаю ему, спокойному и невозмутимому. — Гори в аду. Будь что будет — говорю сам себе, делаю шаг вперед, переступая через порог. И падаю в черную пропасть.

***

— Мистер Уэй? С вами все хорошо? Вы, кажется, опять задремали. — Я кричал во сне? — спрашивает черноволосый, бледный и ужасно измученный кошмарами мужчина в инвалидном кресле прибежавшую на шум медсестру. — Да, — кивает молодая женщина в белом. — Может, вам вызвать такси? Вряд ли он скоро проснется. Доктор точно не знает, сможет ли он вообще выкарабкаться. А вам нужен отдых. Джерард смотрит на бледное лицо убийцы своего брата, который лежит на больничной койке в просторной, оплаченной им палате, в лучших условиях, но при всем при этом видит сейчас кошмары. Те сны, которые только Джерард пожелает. Не про пожары и гниющие трупы, — то было реальностью, — Фрэнк видит другие сны. Те, что он заслужил, когда сжег Майки живьем, когда сжигал других своих жертв и сдирал с них кожу. Убивал и насиловал. — Нет, — сонно отвечает мужчина, потирая глаза. — Я хотел бы еще немного побыть с ним. — Вашему брату очень повезло, что у него есть вы, — улыбается женщина и уходит, не слыша, как Джерард зло, но очень тихо выдает, что он не его брат. Этот парень на больничной койке — не его брат. Он его мучитель. Он убил его брата. Он убил всю его семью. И превратил жизнь Джерарда в ад. — Спи, Фрэнки, — шепчет он. — Пока еще рано просыпаться. Пока еще рано… — говорит дьявол и ласково гладит юношу по руке. Джерард смотрит на него, на его прекрасное, молодое лицо, тонкие, идеальные брови, небольшой нос и чуть пухлые губы, вспоминает ясный, открытый ореховый взгляд. Такие глаза будут всегда молоды, и ему сложно осознать то, что этот мальчик может смотреть на человека так зло и с такой жестокостью. Не во сне, нет. В реальности. Красивый и жестокий мальчик. Когда Фрэнк проснется и вспомнит, кем был, он захочет сам убить себя. Чистая душа не выдержит такой тяжкий грех. А Джерард ее очистит. Этим он и занимается, приходя сюда практически каждый день. Джерард уже давно отомстил. Джерард сделал все что мог. Единственное, что ему осталось — это очистить душу Фрэнка. И когда тот проснется, а дьявол в этом уверен, он станет совершенно другим человеком. Он станет таким же калекой, как и Джерард. Нет. Он станет лучше. Он больше не сможет получать удовольствие от насилия. А Джерарду теперь, кажется, без этого будет очень тяжело. Сначала он ненавидел то, что ему приходилось делать, но теперь… теперь он жить без этого не может. Он ненавидит и любит Фрэнка. Ведь именно с этим человеком он смог познать, что такое настоящая боль и истинное наслаждение. И теперь он зависим. Но Джерард справится. Он всегда справлялся со всеми своими зависимостями. Когда-нибудь он отпустит Фрэнка. Или убьет. Сегодня Фрэнк убил его во второй раз, вернее, думал, что убил. Но сейчас он на самом деле не сможет нанести Джерарду урона. Не там. Во снах он не сможет добить его позвоночник, как когда-то, когда Уэй встал у него на пути. Он хотел поймать убийцу сам, без помощи полицейских. Никто так и не узнал, что Нью-Джерский поджигатель — это Фрэнк Айеро. Стоило и раньше нанять наемника, и тот бы доставил Фрэнка в том состоянии, какое Уэй пожелал бы. Что ж… он сглупил и поплатился за это. Но это уже не важно для Джерарда. Важно то, что Фрэнк сейчас здесь. В полной его власти. Он держит парня за руку и медленно поглаживает. Спустя мгновение его глаза страшно закатываются и он прикрывает веки, погружаясь в свое маленькое, выстроенное собственным разумом королевство тьмы. Там он всевластен. Там он может ходить. Там живет человек, которого он так ненавидит... и любит. Он торопливо идет по темному коридору, достает из кармана джинсов ключ, открывает замок, отворяет дверь и заходит в комнату. — Привет, Фрэнк, — улыбается он юноше, прикованному к жесткой кровати. — Надеюсь, ты больше не будешь убегать? — добавляет Джерард и садится на койку испуганного Фрэнка. Тот смотрит на него в ужасе, дрожит, пот струится по его лбу, грудь блестит от влаги. Он плачет. Всхлипывает. И закрывает глаза. Он думает, что в аду. Он потерял надежду. Он еще не знает, что приготовил ему белый дьявол, но ему уже становится страшно. Ему всегда страшно. — Нет, — шепчет Фрэнк и принимает поцелуй своего мучителя, жертвы, личного дьявола. — Я буду слушаться. — Хороший мальчик, — ласково мурчит Джерард, еще какое-то мгновение поглаживает теплую кожу, а потом впивается зубами в дрожащее в ужасе тело, наслаждаясь приятным вкусом крови на своем языке. Крови, которую он никогда в жизни не пробовал. Только во снах. В своих любимых кошмарах.