Everything Has Changed.

And all my walls stood tall, Painted blue I'll take ‘em down, take ‘em down And open up the door for you ©

Больше всего в жизни Хосок ненавидит уставать от собственной работы. Он, конечно, понимает, что от этого порой никуда не деться, но когда это настроение накатывает и начинает безжалостно погребать его под собой, он чувствует себя самым несчастным человеком в мире. Ему невыносимо хочется спрятаться под одеяло на несколько дней, сделать передышку, позволить себе немного отдохнуть, чтобы потом снова входить в свой танцевальный класс и, слыша нестройный хор детских голосов, приветствующих его, искренне улыбаться в ответ. Жаль только, что возможности у Хосока такой нет. Нужно работать и с вымученной улыбкой уверять коллег да друзей, что всё в порядке. Первые каждый раз интересуются ради галочки, а вот вторые не верят ему совершенно. Впрочем, Хосок никогда не умел врать и учиться не собирался. Ему не до этого, особенно сейчас. За окном танцевального класса – раннее утро. Он пришёл сюда ещё до открытия школы, радуясь тому, что запасной комплект ключей, как у одного из старших преподавателей, всегда с ним. Город понемногу заметает снегом. Декабрь медленно, но неумолимо приближается к концу. Это становится особенно заметно по украшенным деревьям, по отовсюду звучащей новогодней музыке, по красиво оформленным витринам магазинов и торговых центров. Любимая предпраздничная лихорадка захватывает всех вокруг. После работы уже не все спешат по домам, отправляясь выбирать подарки близким и друзьям, да выпить вкусного кофе с шапкой взбитых сливок. Хосок и сам нет-нет, да подумывает провести хоть один вечер так. Ему ведь тоже есть, кому дарить подарки. Юнги с Чимином – обязательно. Намджуну и Сокджину тоже. Тэхёну и его чудесной девочке. Родителям, хоть и доберётся он до них только к концу января. Для каждого из них подарок уже продуман, но сил на то, чтобы пойти и купить почти не остаётся. Всё, наверное, было бы куда проще, если бы он был не один. Если бы был кто-то, кто взял бы под конец дня за руку и увёл за собой гулять по снежным морозным улицам, любоваться красивой иллюминацией и шумящим городом. Ой, нет! Всё. Это опасное болото, если упасть в него, то точно вытянуть самого себя уже не получится. Хосок трясёт головой, пытаясь отогнать назойливые мысли о том, как ему одиноко. И как от этого хреново. Он вспоминает, как однажды, крупно поссорившись с Чимином, Юнги заливал у него горе соджу. Хорошо он тогда налакался и в пьяном бреду уверял Хосока, что отношения – то ещё дерьмо, что завидует другу, ведь никто ему не трахает мозг и не пытается контролировать. Хосок помнит, как ему было странно слышать такое о Чимине, потому что вот уж кто-кто, а их младший никогда не создавал подобного впечатления. Конечно, потом выяснилось, что накосячил Юнги, а Чимин справедливо устроил ему разнос, на что последовала бурная реакция, и состоялся диалог в стиле: - Тогда я уйду, раз такой поганый из меня парень! - Да и вали к чёрту, кто тебя держит?! - Вот и заебись! Счастливо оставаться! Под утро, протрезвев и вспомнив о том, что пора поставить давно умерший телефон на зарядку, Юнги с ужасом обнаружил больше сотни сообщений о том, что ему звонил Чимин. Он буквально побелел тогда, дрожащими руками набирая номер любимого. Хосок улыбается воспоминаниям. Чимин примчался к ним через каких-то минут сорок и вместо того, чтобы наорать на своего непутёвого парня, едва не осел без чувств в его руках, потому что: - Я уже все больницы обзвонил, думал в морги… - всхлипывал и тихонечко подвывал он, прячась носом на груди Юнги. С тех пор Хосок больше не слышал от Юнги высказывания о том, что отношения это отстойно. На самом деле ему бы хотелось этого, даже если это было бы не так круто, как кажется со стороны. Конечно, может не повезти с человеком, может выйти так, что первый серьёзный опыт отношений будет не самым лучшим. Но ведь отрицательный результат – тоже результат, разве нет? Ему бы очень хотелось побыть не одному. Узнать, как это – делить на двоих жизнь. Хоть немного. Иногда ему кажется, что он какой-то неправильный. Как могло случиться, что за двадцать пять лет жизни у него так и не случилось ни одного толкового романа, при том, что он был недурен собой, не глуп и в чём-то где-то даже талантлив? - Хоби, куда ты так торопишься? – с улыбкой спрашивал Намджун. – Не гонись за счастьем, оно само тебя найдёт. Уж поверь, всему в этой жизни есть своё время. - Да если это время наступит лет в сорок? – ехидно интересовался Хосок. - Даже если так, - кивал в ответ Намджун, загадочно поблёскивая стёклами очков. – Если торопиться и разменивать себя на то, что не стоит твоего внимания, может статься, что на твоего человека тебя потом не хватит. И это будет грустно, тебе так не кажется? Хосоку кажется, что грустно – просыпаться одному, когда рядом так нестерпимо хочется чужого тепла. Что порой он просто представляет, как его кто-то целует. Этот кто-то обязательно выше и гладит своими горячими ладонями его щёки. И так это хорошо, что хочется умереть, потому что у Хосока этого нет. Ему стыдно. Он живёт мечтами о каком-то прекрасном принце. Словно маленькая девочка. Да только девочкам позволительно мечтать о такой романтике. А ему? Конечно, чувство стыда притупляется в итоге, и он снова и снова с упоением уходит в свои фантазии о ком-то нежном, сильном и очень хорошем, кто обязательно появится когда-то в его жизни. Какой же финиш, господамы. Хосок вздрагивает, когда дверь в класс распахивается. Словно цветными горошинками, рассыпанными неосторожной рукой, помещение наполняется его детишками, радостно приветствующими учителя. Хосок улыбается, здоровается, обнимает подлетающих к нему девчушек и запрещает себе посторонние мысли до самого вечера. Здесь и сейчас он не размазня Хоби, а Чон Хосок, который учит этих чудесных непосед танцам. До отчётного концерта всего ничего, потому снова нужно выложиться на все сто процентов. * Работа заканчивается ближе к шести вечера. Репетиция общего и индивидуальных номеров, обсуждение костюмов и того, кто же в итоге будет делать его деткам макияж. После многих часов шума, гама, некоторой неразберихи и постоянного детского смеха в классе становится непривычно тихо и пусто. Хосок обходит его по привычке, замечает, что Соын забыла свои перчатки, и потом переживает, как бы у малышки по дороге домой не замёрзли руки. Положив находку на небольшую тумбочку в их импровизированной раздевалке – на деле просто уголок с вешалкой и шкафчиком, - Хосок разминает плечи, прикрывая глаза. Время для себя. До восьми он танцует в классе под один из треков, что около года назад Юнги и Намджун написали для их с ребятами выступления. Школа пустеет. Свет на верхних этажах уже погашен, наверняка. Старшие группы давно отзанимались. В коридорах тихо, темно, только свет фонарей заглядывает на первый этаж любопытно, рассеивая вечернюю темноту. Хосок танцует упоённо, он наслаждается танцем. В нём – весь он. Мечтающий, тоскующий, отчаявшийся, влюблённый. У него было когда-то столько планов и желаний, но почему-то всё сложилось совсем не так, как хотелось. Впрочем, Хосок не переживает и не расстраивается. Ему немного жаль, что великим танцором не вышло стать. Зато он нашёл себя в преподавании танца. В возможности привить детям к нему ту же любовь, что горела у него самого внутри многие годы. Надо отдать должное этим чудесным малышам – никто не подвёл его. Даже если кто-то из них поначалу пришёл сюда лишь потому, что родители этого пожелали, через какое-то время занятие танцами их, в самом деле, захватило. Этим мыслям Хосок улыбается, не останавливаясь и пропуская через себя музыку с таким наслаждением, будто был лишён этого долгие годы. В восемь он выключает музыку, накидывает на разгорячённого себя пуховик, перекидывает через голову ремешок сумки и гасит свет в классе. Подсвечивая себе путь по коридору телефоном, он останавливается у двери, устанавливает сигнализацию и толкает дверь на улицу. Мороз тут же кусает его за щёки, на что Хосок тихо ворчит, пока закрывает школу. Ему не нравится холод, и единственное, что радует в наступившей зиме – скорые праздники, которых он ждёт не меньше его маленьких учеников. Хосок погружается в свои мысли так сильно, что, выходя на тротуар, не сразу слышит, как ему кто-то отчаянно вопит. На втором оклике он всё же резко разворачивается и отскакивает – спасибо большое тренировкам и врождённой ловкости. Мимо проносится велосипедист на такой скорости, что не успей Хосок увернуться и упасть в сугроб на обочине, всё закончилось бы плачевно, вероятно, для обоих. Он пытается выбраться из сугроба, фырча, кряхтя и возмущаясь пока что про себя. Слышит, как падает велосипед чуть дальше по тротуару и торопливые шаги в свою сторону. Уже думает о том, как пообиднее назвать этого горе-гонщика, чтобы неповадно было устраивать такие вот аварийные ситуации. Но все слова забываются при одном взгляде в обеспокоенные тёмные глаза нависшего над ним парня. С головы незнакомца слетает капюшон, когда он присаживается и осматривает Хосока на предмет травм. И иррационально хочется запустить пальцы в эти тёмные вьющиеся волосы, что спадают непослушно на лоб парня, норовя закрыть лицо. - Простите ради Бога! – бормочет тот. – У велосипеда тормоза отказали. Я жутко испугался. Вы в порядке? Не ушиблись? Хосок реагирует явно заторможено, потому что не каждый день такая красота с ним случается так внезапно. Но в итоге всё же берёт себя в руки. Недовольно поджимает губы, позволяя, однако взять себя за руки и потянуть наверх, поднимая на ноги. - Спасибо, что хоть крикнул, - ворчит больше для проформы. – Не хватало ещё на Новый Год с травмами валяться в больнице. Да уймись, в порядке я, - одёргивает беспокойного парня, который отряхивает его от снега и всё ещё пытается обнаружить повреждения. От него отстают послушно, делая шаг назад и вздыхая виновато так, что Хосоку аж неловко от своей чрезмерной строгости. - Извини, - говорит он. – Просто долгий день, я устал, вот и ворчу. Всё хорошо. Сам-то ничего себе не повредил? - Нет, - мотает головой парень. – Только чуть кроссовок поцарапал о камешек. Я ногами затормозил, когда увидел, что вы упали. Простите ещё раз. - Бывает. Ты давай не садись на велик больше, - Хосок смотрит на валяющийся на тротуаре транспорт. – Аккуратнее будь. Так и под машину недолго попасть. - Я пешком, - кивают ему в ответ. И улыбаются так светло и искренне. Хосок едва не подпрыгивает на месте, чувствуя себя отчего-то смущённым сверх меры. Буркнув на прощание нечто неразборчивое, и махнув рукой, спешит ретироваться с места несостоявшейся аварии. * Хосок не знает, плакать ему или смеяться. Глупость своего поведения понимает уже дома, когда устало откидывает сумку в сторону и прижимается спиной к входной двери, не включая свет. Хочется ругать себя последними словами, потому что реакция на незнакомого, пусть и очень красивого парня, была совершенно неподобающей для взрослого и самостоятельного человека. Хосок криво усмехается в темноту, добавляя к этому списку «независимого», и качает головой. Можно подумать, ему сделали какое-то чрезвычайно непристойное предложение, а не улыбнулись всего-то. Улыбка парня всплывает в памяти, словно по мановению волшебной палочки. Красивая до дрожи, тёплая и… чёрт, эта милая родинка под губой! Она привлекла внимание Хосока ещё при самом первом взгляде на незнакомца. Слишком уж очаровательно выглядела, что поделать. Хосок стягивает обувь, куртку, устало плетётся на кухню, щёлкает кнопкой чайника и лезет в холодильник, оценивая возможность поесть. Но, кажется, придётся заказать доставку, потому что холодильнике повесилась не только мышь, а весь её выводок к тому же. Печальная картина. Радовала только банка пива, но этой радости было недостаточно, чтобы Хосок почувствовал себя совсем хорошо. Он берёт домашнюю одежду, идёт в ванную, мечтая о горячем душе так, словно до него ещё шагать через полмира. Впрочем, по ощущениям так и есть. И потому, когда долгожданная приятно-горячая вода омывает его плечи, Хосок не сдерживает довольного стона, закрывая глаза. Усталость мало-помалу отпускает, в голове чуть проясняется, и в какой-то момент он понимает, что вполне может, наконец, спокойно помыться. Без неловких пошатываний и слабости в руках. Танцы забирают так много сил и энергии, как и ежедневное общение с детишками. Но и то, и другое для Хосока важно. Он любит свою работу, потому тяжелее всего для него понимать – именно от неё и приходит эта вселенская усталость, приводя за собой ворох не самых приятных мыслей. Снова вспоминается чуть не сбивший его парень. Хосоку просто интересно, он реагировал так на него, потому что тот в его вкусе или просто он так отвык от какого-либо проявления заботы и интереса в свою сторону, что готов смущаться и краснеть из-за первого встречного? Некстати думается о том, что у парня того, наверное, ладони большие и горячие. Хосок стонет уже не от удовольствия, а от обиды и некоторой злости на самого себя. Встряхивает головой, отгоняя глупые мысли. Минут через двадцать, распаренный и пришедший в более или менее благодушное состояние, Хосок устраивается в комнате на кровати с ногами, заказывает еду в ближайшем китайском ресторанчике, включает телевизор и удобно откидывается на подушки. Наверное, если бы не острое чувство голода, он бы сейчас с радостью отрубился до самого утра, но Хосок терпеть не может пренебрегать своими потребностями и радуется, что доставка работает очень быстро, потому через час с небольшим он уже сыт и почти доволен своей жизнью. Хосок думает о том, что осталось продержаться совсем немного, скоро отчётный концерт и несколько праздничных дней, в которые он с огромным удовольствием отоспится и восстановит собственные силы. Возможно, выберется куда-нибудь, прогуляется по городу и сделает много красивых фотографий для инстаграм, который уже давно покрылся плесенью. Ему всё ещё нужно найти время купить подарки, но он всё равно не увидит друзей и родных раньше, чем в следующем году. Так что особо торопиться некуда. Хотя от этого немного грустно. У всех свои дела, свои заботы и свои планы. Не то чтобы Хосок не вписывается в них, наверное, если бы он в самом деле захотел, то ему были бы рады везде. Но, если честно, он просто не хотел портить друзьям праздник своей кислой одинокой физиономией. Конец года у всех выдаётся нервный, суматошный, потому Хосок справедливо считает, что его дорогие и близкие люди заслужили праздник без тревог за него непутёвого. Да и самому не хочется ловить на себе взгляды, полные понимания и переживаний. Хосок знает каждое слово, что ему скажут. Что нельзя так себя изматывать, что личная жизнь, которую он так жаждет, не найдёт его в танцевальном зале, учитывая, что он занимается с детьми. И ещё много просьб беречь себя и браться за ум. Хосок сонно фыркает, утыкается носом в подушку и натягивает одеяло так, что из-под него торчит только темноволосая макушка. Больше думать не хочется совершенно, потому он предпочитает хорошенько выспаться, не терзая себя воображаемой беседой с друзьями. * Вечером следующего дня, вымотанный даже больше, чем вчера, Хосок уходит раньше обычного. На собственную тренировку сил почти ноль, потому издеваться над организмом нет никакого желания. В школе ещё кто-то остаётся, в коридорах горит свет, и уходить так рано непривычно, но отчего-то даже приятно. Хосок не стремится корить себя за то, что сегодня он немного лодырничает. За окном целый день идёт снег – крупные пушистые снежинки спокойно кружатся в воздухе, создавая настроение праздника куда сильнее, чем вся яркая иллюминация в городе вместе взятая. Дети сегодня были рассеянными, им хотелось на морозный воздух – дурачиться, играть в снежки, делать снежных ангелов в сугробах. И, совершенно точно, они испытывали мало восторга от нахождения в четырёх стенах. Потому сегодня Хосок старался их не нагружать и давать побольше отдыхать. Они и так измучены занятиями в школе, так что хотя бы здесь хотелось дать им понять – никто не станет на них давить. Детки у него старательные, так что заслужили немного побездельничать. Потому, немного позанимавшись и порепетировав, они все разбрелись по классу, будто ленивые уставшие котята, занимаясь каждый своим делом. Хосок улыбается воспоминаниям о сегодняшнем дне, поправляет шарф на шее и толкает дверь на улицу, тут же жмурясь от падающего снега. Он так восторженно всматривается в темнеющую высь, где сплетаются над головами прохожих голые ветви деревьев и тонкие штрихи проводов, что не замечает выросшего на его пути человека. Охает, едва не падая от столкновения, но его удерживают крепко чужие руки. - Здравствуйте, - знакомый голос посылает стайку мурашек от затылка до поясницы. Хосок моргает осоловело, влипая в улыбку своего знакомого незнакомца, и не верит, что такое вообще бывает. Второй раз за два дня. Это случайность или?.. - А я вас ждал, - не дожидаясь ответа, говорит парень. – Вчера вышло так нехорошо. И я подумал, что, возможно, если вы не будете против, я мог бы угостить вас кофе в знак извинения. - Ох, - говорит Хосок. – Не стоило. Ведь всё обошлось. - Но мне захотелось, - улыбается тот. – Я Чонгук, кстати. Какого же чёрта, - думается Хосоку. Чего он вообще ломается, словно девица на выданье? Красивый Чонгук хочет угостить его кофе, так с чего бы он должен ему отказывать?! - Не согласен на кофе, - говорит Хосок. И улыбается, замечая разочарование, промелькнувшее во взгляде парня. - Я дико голоден, знаешь ли. Так что одним кофе ты не отделаешься, - замечает весело. – Конечно, при условии, что платим пополам. Чонгук сияет, словно новогодняя ёлка, и на душе от этого становится вдруг так легко и тепло. Такого Хосок не испытывал очень давно, и сейчас это похоже на небольшой, но невероятно дорогой подарок, который он и не мечтал получить. Не в этом году. - Я – Хосок, - губы растягиваются в тёплой улыбке. – Для тебя хён. Он всё ещё стоит в чужих объятиях посреди улицы, но ему совершенно плевать, что о нём могут подумать прохожие. - Я знаю одно хорошее местечко, там делают отличное пулькоги, - говорит Чонгук. – Тебе понравится, хён. Хосок не сомневается. * Чонгуку двадцать, и он учится на экономическом. Конечно, лишь потому, что так сказали родители, а он послушный сын, который не хочет их расстраивать. У Чонгука миллион талантов, и Хосок, слушая его рассказы и рассматривая фото его рисунков в телефоне младшего, даже завидует. Завидует, что не может быть таким же разносторонним, таким же ярким и живым. Впрочем. Если вспомнить. В свои двадцать он был точно таким же, пока грузом усталости и ответственности не придавило. Он думает как чёртов старик, вот же… Чонгук приводит его в обещанный ресторанчик, и тут круто. Такой маленький уголок традиционной Кореи, каких по городу полно, но, в большинстве случаев, если не знаешь – не найдёшь. Это вам не просто закос с понтами, тут время словно повернуло вспять, и Хосоку отчего-то очень уютно. Хотя раньше он за собой любви к подобным местам не замечал. Чонгук вроде и весь такой живой, подвижный, но не шумный и не суетливый. Он как речная гладь – на поверхности всё спокойно, а вот глубина таит в себе много всякого неожиданного. - Завидую тебе, - говорит Хосок, улыбаясь. – Ты как сундук с сокровищами, честное слово. Чонгук улыбается, но мотает головой отрицательно, прожёвывает и облизывается довольно. Гипнотический какой-то. Хосоку бы отвести взгляд, сморгнуть, а он залипает на весело искрящихся тёмных глазах, на подрагивающих ресницах, на лёгком румянце, тронувшем чужие щёки, и на красиво очерченных губах. И ему хочется влепить себе пощёчину. Да только всё тело будто ватное. - Нечему завидовать, хён, - замечает Чонгук, и Хосок немного приходит в себя. - В самом деле? Почему же? - Да потому что тяжело, когда столько всего умеешь, а определиться, чем заниматься по жизни, не можешь. Я вот всё это умею, всё люблю, мне вообще было странно выбирать. - Но ты всё же смог? - Ну… поступил я по настоянию родных, да только, конечно, экономика мне не интересна от слова совсем. Я вообще музыку люблю. И к ней склоняюсь больше всего. Хосок кивает. - Я вот танцы преподаю, - зачем-то говорит он. - Я догадался, - взгляд у Чонгука хитрый-хитрый. – Можно как-нибудь посмотреть? Хосок никогда не делал из своих занятий чего-то супер тайного, никогда не был против зрителей, которые у него периодически появлялись в классе. Так что он кивает, хотя почему-то впервые иррационально нервничает. Ему кажется, что всё это странно, и Чонгук в его жизни – явление временное. Даже несмотря на то, что им вместе так здорово, так интересно. Их непринуждённая беседа вытесняет из головы весь тот хлам из мыслей, которым Хосок себя нагрузил. А после ужина неспешная прогулка позволяет, наконец, по-настоящему отдохнуть. Снег снова валит крупными хлопьями, и настроение у Хосока лезет в заоблачные дали. Он уже и забыл, что такое бывает. Это не похоже ни на что романтическое. Просто двое парней бредут по оживлённым вечерним улицам, треплясь о кино, играх и любимой музыке. Просто новые знакомые, так удачно и странно встретившиеся, поняли, что точек соприкосновения у них чуть больше, чем могло бы показаться на первый взгляд. У дома Хосока они расстаются без долгих прощаний и обещаний скорой встречи. Чонгук лишь шкодливо улыбается и напоминает, что обязательно заглянет в школу, чтобы посмотреть на то, как Хосок учит своих детишек, о которых тот, конечно, прожужжал младшему за вечер все уши, нахваливая своих юных дарований. Чонгук говорит: - Хён так хвалит малышей, что я обязан увидеть это своими глазами, - а потом мягко улыбается, отчего сердце Хосока уже не впервые за этот вечер пропускает удар. – Но сейчас самый лучший учитель должен пойти отдыхать, а то я и так его слишком задержал, кажется. - До встречи, - говорит Хосок, больше всего на свете желая признаться, что он готов задерживаться так каждый раз, лишь бы снова и снова наслаждаться приятной компанией и такими пьянящими и пристальными взглядами младшего. Уже дома он понимает, что с Чонгуком обменяться номерами они так и не удосужились, и это совсем немного расстраивает. И, разумеется, Хосок совсем не думает об этом. Ни в ванной, рассеянно умываясь перед сном, ни в комнате, медленно и заторможено расстилая кровать. Ни уже в кровати, уткнувшись носом в подушку, пряча глупую и неуверенную улыбку. Хосок делает вид, что не понимает, отчего так жарко горят щёки, но обманывать себя сложнее, чем других, а здесь ему прикидываться не перед кем. И он сдаётся, выдыхая долго и восторженно, чувствуя, как впервые за долгие годы сердце внутри так сладко трепещет. Как счастье, горячее и кружащее голову, словно подогретое ароматное вино, обжигает внутри всё приятно и терпко. Хосок не хочет врать себе – он поддаётся очарованию Чонгука. И совершенно об этом не жалеет. * Он ждёт весь день, иногда совершенно теряет нить происходящего вокруг. Детям приходится возвращать его из его раздумий и мучительного ожидания в реальный мир. Они озадаченно переглядываются, не понимая, что с их обычно таким собранным учителем не так. Но Чонгук не приходит посмотреть занятие. Зато появляется вечером, принося с собой запах морозного города в уже пустой класс, стаканчики с горячим кофе и пакет с пончиками. Хосока отпускает вся нервозность и неуверенность, копившаяся с самого утра. Он так неприкрыто рад видеть парня, что тот немного даже удивляется. Совсем чуть-чуть, тут же пряча удивление за улыбкой. Их посиделки в пустом классе, где из освещения сейчас – одна гирлянда, которую его мелкие повесили на окне, сделав в форме ёлочки, потому что: «учитель Чон, у вас тут скучно и непразднично!», - кажутся Хосоку невероятно уютными. Чонгук негромко рассказывает, что сегодня у него был какой-то сложнейший зачёт, который вымотал его донельзя. Что друзья неугомонные, которые вечно его хотят куда-то утащить, потому он еле вырвался. - А я тебя ждал, - говорит Хосок потом, совсем не думая, как глупо выглядит, возможно, в глазах младшего. - Правда? – тёмно-карий взгляд становится таким лукавым. – Ну вот, теперь я чувствую себя виноватым, что не оправдал твои ожидания, хён. Не расстраивайся, скоро обязательно загляну. Я же обещал. В этот раз они расстаются у школы, и про обмен номерами Хосок снова вспоминает слишком поздно, когда немного отпускает эйфория от встречи. Хосоку, на самом деле, всё ещё интересно, он реагирует так от недостатка внимания или всему виной конкретно взятый до безумия потрясающий парень? И делает вывод, что второе более вероятно. Мало кто устоит перед таким человеком, прекрасным и интересным, с какой стороны ты на него ни посмотри. Хосоку кажется, что он вернулся в школьные годы, когда ему нравилась одна очень популярная особа. На её фоне практически все чувствовали себя серыми и невзрачными, незначительными даже. Она была прекрасной, но подавляла окружающих. Пожалуй, сравнение со школьными годами тут было уместно лишь наполовину. Чонгук напоминал ему ту особу. Только вот он не производил того самого подавляющего впечатления, когда на фоне другого человека ты сам чувствуешь себя никчёмным и глупым. Хосок улыбается этой мысли. С Чонгуком хотелось говорить о его умениях и талантах, хотелось видеть, как он справляется со всем на свете, восхищаться им и хвалить его. И пусть между ними всего ничего часов знакомства, но Хосоку это чувство определённо нравится. Ему нравится падать в Чонгука. Тонуть в нём, словно муха в янтарном меду. Каждая новая попытка отрезвить себя, напомнить, что не пристало так безоглядно влюбляться в совершенно незнакомого человека, оканчивалась тем, что Хосок находил ещё одну причину погрузиться глубже в этот омут. * Чонгук приходит в пятницу, и к тому моменту Хосоку кажется, что он в его жизни уже так давно, что и не вспомнить – когда всё началось. Минула всего неделя с их первой встречи, и каждый вечер этой недели они проводили вместе. Незатейливо – просто ужинали и болтали о всяком незначительном или личном. Чонгук пообещал, что на выходных вытащит Хосока обязательно за подарками и просто погулять по праздничному городу не в ночи, а с самого утра. «Вот как только проснёшься, хён, так сразу!». Всё меняется. Неуловимо, незаметно, но жизнь Хосока наполняется новыми красками и чувствами. И даже в пустой квартире по вечерам он больше не чувствует себя в ловушке одиночества. Потому что он теперь не одинок. Теперь есть особенный человек, который заставляет его сердце биться, словно сумасшедшее. Частыми гулкими ударами разгоняя кровь по венам и заставляя Хосока краснеть почти постоянно от одних только воспоминаний. Надумывать себе не хочется, но порой, кажется ему, Чонгук смотрит слишком пристально, слишком обжигающе, словно ведёт этими взглядами по Хосоку, будто раскалёнными прутьями. Хосоку немного жаль, что не остаётся ожогов, потому что такое хочется не только чувствовать, но сохранить об этом воспоминания. Хоть ненадолго. Просто на Хосока никогда не смотрели т а к. Чонгук приходит в пятницу, когда в школе суета, и всё вверх тормашками. Последние часы репетиций, потом подготовка к отчётному концерту, выступления, и после уже можно будет расслабиться на все праздничные дни. Забыть об этой танцевальной лихорадке, что сотрясает каждый раз школу под конец года. На концерте в их небольшом актовом зале набьётся куча народу. Родители, друзья, учителя – все нарядные, весёлые и предвкушающие. Чонгук наблюдает за репетицией от двери, потому что в классе сейчас яблоку негде упасть. Он улыбается ободряюще детям, которые смотрят на него с интересом. А потом вовсе подключается к репетиции, когда одна девочка чуть сбивается. Не позволяя ей расстроиться своей ошибкой, Чонгук зовёт повторить вместе с ним несколько раз движение, и девочка сияет ярче гирлянды на окне, когда всё получается гладко и легко. - У тебя есть недостатки? – спрашивает его потом Хосок, когда они стоят в стороне и пьют горячий чай. - Тебе виднее, - улыбается младший. Хосоку видно, что недостатки у того если и есть, то так мало, что они перекрываются достоинствами целиком и полностью. Класс заполняется после репетиции народом. Родители наряжают детей, делают девочкам макияж. Хосок и Чонгук посильно помогают и, если честно, немного хочется умереть от восторга и умиления, когда дети так открыто и не задумываясь доверяют Чонгуку. Хосок влюбляется бесстыдно всё больше, потому что быть таким чудесным – преступление. Это против правил и должно жестоко караться. В класс заглядывает преподаватель старших классов. - Сок-и, у тебя всё готово? – спрашивает он. – Начало через двадцать минут. О, Чонгук! Привет! Всё же пробрался на репетицию? Фанат, который смог, да? - У нас всё готово, - подтверждает Хосок. – Скоро будем. И переводит взгляд на Чонгука, который будто и не услышал чужих слов. Они встречаются взглядами, и младший дарит ему такую теплую и одновременно лукавую улыбку, что внутри у Хосока всё сладко сводит. - Поговорим потом, да? - Обязательно. Нужно ли говорить, что весь концерт Хосок был рассеянным и растерянным сверх меры? Он прокручивал в голове слова коллеги, искоса поглядывал на Чонгука, стоящего у дальнего окна и оттуда наблюдающего за выступлением. И больше всего хотел, чтобы смысл сказанного оказался понят им верно. Всё проходит без сучка, без задоринки. Дети счастливые и гордые собой, как и их родители. Хосок гордится ими тоже, обнимает, когда они налетают на него с радостными криками благодарности. Ненадолго вся эта радостная суматоха вытесняет мысли о Чонгуке. Позже, в классе, все собираются домой, не переодеваясь из своих сценических костюмов, накидывая пуховички прямо на них. Хосок улыбается и думает о том, что нужно бы прибраться тут, но ему откровенно лень. Этот день стал последней каплей, и усталость, долго копившаяся в теле, давала о себе знать. Проводив своих учеников и их родителей, Хосок обводит глазами класс. Криво стоящие скамьи, разбросанные пластиковые стаканчики, упаковки сока на полу у стены, чуть съехавший плакат «С Новым Годом!», который дети налепили туда тогда же, когда вешали гирлянду на окно. Ему даже немного не верится, что всё закончилось, и теперь будут дни тишины и отдыха. Когда свет в классе неожиданно гаснет, Хосок вздрагивает и оборачивается. Тихо щёлкает замок двери, и из темноты к нему выходит Чонгук. Идёт неторопливо и улыбается своей невыносимо красивой улыбкой. Даже несмотря на то, что младшего освещает лишь неверное мигание лампочек гирлянды, Хосок представляет эту улыбку слишком хорошо. - Вы блестяще справились, учитель Чон, - говорит Чонгук, останавливаясь совсем рядом. Хосок улыбается уголками губ. - Спасибо, Гуки. - Я задолжал объяснение, да? - Пожалуй, - соглашается тихо. - Поверь, хён, наше знакомство вышло спонтанным, - проникновенно уверяет Чонгук. – Но, наверное, это был мне подарок свыше. Я сломался об тебя ещё как только пришёл заниматься в школу. Так уж вышло, что графики у нас не совпадают, потому я видел тебя только из-за приоткрытой двери в класс… Хосок кусает губы, изучая взглядом свитер Чонгука – сине-белый крупной вязки с замысловатым орнаментом на груди. Поднимает руку, чтобы пальцами проследить линии узора, и всё же поднимает голову, заглядывая в тёмные глаза младшего. - И давно? - С сентября. Почти четыре месяца. Хосоку щёки и уши обжигает смущением и волнением одновременно. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Это кажется всё каким-то сном, неправдоподобным, но таким реальным, что если он вдруг от него сейчас очнётся, то разочаруется в жизни до конца своих дней. - Так долго. И ты не мог подойти? - А должен был? - Тебе, в самом деле, нужен ответ, Чонгук? – Хосок сводит брови, стараясь выглядеть сурово, но понимает, что выходит у него это скорее умоляюще. Чонгук притягивает его к себе одной рукой за талию, тыльной стороной пальцев второй руки оглаживает щеку, заставляя невольно прикрыть глаза. - Как считаешь, хён, я опрометчиво поступлю, если поцелую тебя прямо сейчас? – шепчет он, всматриваясь в Хосока так жадно, что коленки у того начинают дрожать немилосердно. - Опрометчиво? Считаешь, четыре месяца – слишком маленький срок? – шепчет Хосок с улыбкой. Чонгук рвано вздыхает и накрывает его губы поцелуем, от которого у Хосока на несколько долгих и головокружительных мгновений перестаёт биться сердце. - Давай отметим вместе Новый Год? – шепчет младший ему в самые губы. Хосок слизывает с них его горячее дыхание языком, жмурится, всё ещё не в силах поверить, что это происходит с ним, и кивает медленно. - Да, - отвечает негромко. – Давай. Чонгук снова целует его – медленно и вкусно, заставляя теряться в новых, совершенно волшебных чувствах, открываться ему искренне и безотказно, захлёбываться накатывающей волной обожания и счастья. Ладони у Чонгука большие и горячие, он гладит ими щёки Хосока, словно зная обо всех тайных желаниях своего хёна. После долгих поцелуев Хосок утыкается младшему в шею, чувствуя, как сладкие мурашки скатываются по спине, рукам и щекочут затылок. Улыбается и вжимается теснее, пока Чонгук обнимает его крепко и дышит в его волосы тяжело и горячо. Хосок представляет их совместные выходные. Их жизнь – одну на двоих. И это больше не кажется ему сказкой. Теперь это его реальность, которая, конечно, будет лучше любой фантазии. - Спасибо, - говорит Хосок, оставляя поцелуй на мочке уха. – Спасибо тебе за тебя. За самый главный подарок, изменивший всё.