Снотворное.

Час ночи. Где - то в тишине отчетливо, как будто совсем рядом, тикают напольные часы - единственные, что нарушают ту неестественную, всегда казавшуюся неправдоподобной тишину этого места. Красивые. Правда, циферблат их давно потускнел, то ли от времени, то ли от копоти, то ли от тлена гниющих заживо обитателей лаборатории. Забавно. И ночь для меня как обычно - бессонная, как - никогда спокойна, для места в скором времени перестанущего существовать, что тоже несколько забавно. Гибель утопии уже, кажется, близка. И как бы не хотелось осознавать свою причастность, но я безусловно приложила к этому свою руку. Город, скрытый под толщей воды, мерцал во всем своем великолепии. Впрочем, недолгом. За десять лет в Восторге многое изменилось, и не сказать, что в лучшую сторону... Бросить все и бежать, куда глаза глядят... Закурить бы сейчас, но, как назло, пачки с собой нет. Осталась, видимо, где-то в лаборатории или дома. Растяпа. Улыбка так и кривит губы. Странное слово “растяпа”, из детства такое. Мать его часто повторяла, когда я делала что-то не так. Наверное, и сейчас тоже, не так. Все не так. “Что меня держит?” Нервные шаги по комнате. Мысли. Не могу успокоиться. — Что? Ответ так прост, и одновременно сложен. Рубикон. Перейти, не перейти? Нервов хватило ненадолго. Желание спать, так и не появилось, от чего я направилась на этаж ниже, за снотворным. Ночевать сегодня пришлось в лаборатории, чему естественно не была особо рада. Деревянная лестница немного скрипит под моими ногами. Стараюсь идти как можно тише, чтобы не разбудить маленького мальчика, спавшего в одной из комнат. Бедный ребёнок. Только я могла пойти на этот шаг... <…> Проходя мимо комнатки малыша, замечаю, что дверь приоткрыта. Совершаю ещё несколько шагов и слышу тихие жалобные всхлипывания. “Плачет?” Замираю на месте: не знаю, что мне делать. С одной стороны, правила, в которых говорится о запрете на сближение с лабораторным экспериментом, с другой же, сердце, которое требует утешить ребёнка. Вздыхаю и вхожу в комнатку. “Что ж, терять мне нечего, что будет, то будет.” Ступаю босыми ногами по полу. Холодно. Мурашки по телу. Добравшись до постели мальчика, я аккуратно, испытывая несвойственное волнение, присаживаюсь на её белый край. Слова застревают в горле и опять, почему-то, захотелось курить. <…> Эта неприметная комнатка раньше была складом для лабораторных аппаратов. Никто, никогда, не предполагал, что здесь кто-то будет жить. Мрачные белые стены, пахнущие сыростью, холодная, плохо уложенная плитка. Единственное, что могло хоть как-то скрасить пребывание здесь — большое окно, через которое, в комнату, при этом, попадало недостаточное количество света. Абсолютно ничего, кроме кровати, на которой спал малыш. “А ведь он мог расти, как обычные дети...” К тому моменту мальчик неожиданно притих. Видимо испугался меня. Он лежит на кровати, закутанный в одеяло, как в кокон, торчит лишь светло-каштановая, растрёпанная макушка. Я протягиваю свою руку в его сторону и, аккуратно, будто боясь навредить, провожу ладонью по его волосам. Малыш видимо такого не ожидал: он медленно высунулся из своего импровизированного укрытия и уставился на меня своими большими, зелёными, заплаканными глазами. Похоже он был удивлён и напуган. “Бедный ребёнок...” — Джек, что стряслось? — невольно улыбнувшись, шёпотом поинтересовалась я. Кажется, его удивило, что я назвала его по имени. Мальчик, похоже, растерялся и не понимал, что происходит. Было видно, что он хотел рассказать мне причину, но опасался моей реакции. И всё же, отведя взгляд в сторону, малыш, тихо, слегка дрожащим голосом, произнёс: — Папа Сушонг, увидев мою собачку... заставил... Слёзы выступили на его глазах, однако он тут же смахивает их рукавом своей ночной рубашки. Поджав губы, он попытался закончить предложение. Давалось ему это с трудом. И всё же, набравшись сил, он продолжает: —… меня убить её. Снова заплакал. Своими маленькими кулачками, зажмурившись, тихо всхлипывая, мальчик стал тереть свои глазки. Было больно смотреть на него. Такой беззащитный... Не выдержав, я притянула Джека к себе. — Тише, тише... Он обнял меня. Ухватился настолько сильно, будто я была его последней надеждой на спасение. По началу я и не знала, что и сказать, чтобы успокоить ребёнка, но вскоре в голове возникли воспоминания о том, как родители рассказывали мне, куда попала моя покойная кошка. Немного помолчав, шёпотом, я произнесла: — А ты знаешь где она сейчас? Джек поднял на меня свои опухшие от слёз глаза. В них были видны детская, еще не замутненная реальностью, наивность, и немного, любопытство. Он шмыгнул носиком и покачал головой. Тогда я уверенно, но несколько неестественно продолжила: — Она сейчас в большом магическом лесу. Там живёт много разных животных, с которыми она играет. У неё много воды и еды. Ей там хорошо и беззаботно. Она тебя не забывает. Когда засыпает, она вспоминает тебя и ей спится крепче. Ты её тоже не забывай, ведь если ты будешь её помнить, она будет приходить к тебе во сне. — Правда? — в его глазах сверкнул огонёк надежды. — Правда — улыбнулась в ответ. Малыш положил голову мне на плечо. Он уже держался за меня не так крепко: похоже, успокаивался. В голове начали всплывать, давно забытые строчки. Я стала тихо напевать старую колыбельную из детства, от которой мальчик засыпал. Он, кажется, даже и не думал меня отпускать. Когда мне показалось, что Джек уснул, я осторожно уложила его в кроватку, укрыв одеялом, но почему-то уходить не спешила. Внимательно посмотрев на ребёнка, убедилась, кем являюсь. Сколько же фатальных и трагических ошибок. Мерзко. На какую судьбу обрекла малыша по глупости. Если бы не рассказала Фонтейну... Если бы не прогуливалась по причалу... Если бы не приехала сюда... Ни АДАМа, ни сестричек, ни больших папочек, ни Джека, как эксперимента не было бы. Это моя вина. Я обрекла их на страдания. По щеке скатилась слеза, которую украдкой пришлось смахнуть рукой. Вздохнула, поднялась с места и только собиралась уходить, как вдруг услышала: — Спасибо, мама Тененбаум... Ты хорошая, не плачь, пожалуйста... Внутри всё сжалось, в горле образовался ком. Ещё чуть-чуть и я расплачусь, но... в то же время чувствую, как будто камень с души свалился. Улыбаюсь. У меня такого раньше не было. Обернувшись, тихо ответила: — Конечно, не буду. Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Он лежал, закрыв глаза. Однако на его лице сияла по-детски наивная, ангельская улыбка. Уникальная. Выходя из комнаты, я прикрыла за собой дверь. Отпустила ручку и не смогла вспомнить, зачем спускалась вниз. Не важно. У подножия лестницы, в голове вдруг снова возник вопрос: “Что меня держит?” Остановившись на мгновение, задумалась, но теперь не на долго. Ответ пришёл сам собой: “Дети. Это маленькие девочки, Джек. Я перед ними виновата. И как-то должна это исправить.” Поднявшись наверх, я почувствовала, как мне захотелось спать. Глаза слипались, но внутри, от чего-то, было тепло и спокойно. Засыпая на мягкой постели, вдруг вспомнила: “Шла же за снотворным... забавно, а ведь это совсем не медикаменты...”