Что угодно Господу?

Предсмертный крик стража Привена впитало грязно-бурое лондонское небо. Патрули на каждой улице – и те из них, что пересекались с доктором Джонатаном Ридом, обходящим своих пациентов, редко возвращались по утру в штаб. Он почти перестал терзаться муками совести: фанатики нападали с такой яростью, стреляли, жгли, резали и крушили – невзирая на намерения того, кто попался им на пути. Сначала стрелять, потом задавать вопросы – Риду было отчасти интересно, неужели такой метод проповедовал Джеффри Маккалум? Или сама суть организации предполагала это небрежение к человеческим жизням? Он склонялся к последнему варианту. Ненависть, страх, проклятия... Ими полнились последние мысли тех, кто отдавал свои жизни – и свою кровь – молодому экону. Кровь, что он брал в бою, те жалкие, торопливые глотки не имели ничего общего с настоящим объятием. Это изо дня в день без устали нашёптывал ему кровавый, мягкий, медовый голос бесплотного создателя. «Ты обрекаешь себя на страдания, мой Защитник…» - по краю сознания вновь скользнула устрашающая тень. Джонатан механически отер губы, хотя знал, что на них не осталось ни капли. Взгляд упал на засаленный уголок бумаги, выглядывающий из кармана мёртвого стража. Он не гнушался обыскивать тела – его живым пациентам лекарства, бинты и другие мелочи гораздо нужнее, чем мертвецам. К тому же, зная планы «операций» стражей, проще было избегать ненужных стычек. Или предупреждать тех, кому ополченцы готовили аутодафе. Джонатан развернул список и на мгновение замер, не веря глазам. Скали, ночлежка, Шон Хэмптон… Таков был план стражей на сегодняшнюю ночь. Экон сорвался с места, не успев даже завершить мысль. Печальный Святой смиренно ждал, пока прекратится боль. Силы давно оставили его, он чувствовал, как горят в его теле раны от пуль, как осыпается отравленная и обожженная плоть… Он стоял перед входом в ночлежку, в дом, общий для всех детей Божьих, и часть его ликовала. Пока безумцы тратили силы и патроны на него, застывшего здесь, Старая Бриджит успела увести всех – и живых, и мёртвых. Благодаря обострённым чувствам он знал, что сёстры Пакстон вывели старенькую миссис Гиллингем, Родни, запуганный, загнанный Родни Грейдер вновь обрёл мужество и помог добраться до безопасного убежища двум раненым скалям, одного из которых, Саймона, он буквально вынес из ночлежки на руках. Они спасутся, он твёрдо в это верил. Общая беда сплотит его паству, а Господь не оставит их, отчаявшихся – но вновь обретающих веру. Ещё один выстрел. Новая вспышка боли. Отсутствие сопротивления раззадорило стражей. Шон слышал, как они делают ставки, сколько пуль спустя он упадёт. Совсем ещё юные ребята, он видел их яростные и весёлые глаза, сверкающие под грязными кепками. «Прости их, Господи, ибо не ведают, что творят», - прошептал Хэмптон. Он понимал скалей, мучимых нестерпимым голодом – он и сам с трудом мог сдержать тогда, в больнице, порывы впиться в живую плоть и разорвать чьё-то горло. Он мог понять высших вампиров, вечную жажду доктора Рида он ощутил ещё при первой их встрече. Они были прокляты, отмечены, наказаны – но не по своей воле. Эти же юнцы сбились сейчас в стаю, чтобы убивать. Но у них ведь был выбор! Его внимание привлекла вспышка смеха. Им было весело терзать его, безоружного, смиренного. «Отец Небесный, на тебя уповаю», - взмолился Шон. Он чувствовал близость смерти. Зрение застилала серо-сизая пелена, кровь уже не текла из многочисленных ран, ему казалось, что тело стало нищенской рваниной, которую так не терпится сбросить. Боль становилась монотонной и удушающей, он стиснул зубы, чтобы не взвыть, как умирающий зверь. Нет, ему не жаль проститься с жизнью. Он верил, что чашу страдания, наполненную для него, осушил достойно. Сквозь вату в ушах пробился голос. Один из стражей подошёл совсем близко, и, вглядываясь ему в лицо, приказал становиться на колени перед казнью. «Я преклоню колени лишь перед Господом», - из последних сил прошептал Шон Хэмптон. Юнец плюнул ему в лицо. «Надо же, мертвяк-святоша…» - услышал умирающий скаль. Он чуть улыбнулся: вот же смешно, солгал. За какую-то минуту до смерти взял и нарушил заповедь. «Перед Господом и перед доктором Ридом», - мысленно исправил он себя. И в умирающем мозгу вновь пронеслась картина его чудесного исцеления. Бледное запястье доктора, расцветающее алым цветком самой жизни. Манящая кровь, её тягучий, сладкий аромат, затмевающий ладан и церковный воск, сладостная дрожь и нестерпимый жар, пронзившие его жалкое тело. Этот миг оказался самым волнительным, чарующим и чувственным в его недолгой жизни – и в этом странном подобии посмертия, которое вот-вот закончится так бесславно. Кровь Джонатана исцелила его язвы, остановила разложение, сделала его сильнее. Скорее всего, только благодаря ей он смог сейчас продержаться так долго. С его груди грубо сорвали розарий. Шон увидел, как Страж обходит его по кругу, обнажая мачете. «Жаль, что твоя голова сгорит на рассвете, повесили бы ее перед входом в штаб!» - услышал он. «На колени! Пей!» - приказ доктора вновь выбил почву из-под ног Печального Святого. Он не знал, материализовались ли его мысли, или всё уже закончилось, и Небеса приветствуют его исполнением самого потаённого, стыдного и сладкого желания… Не подчиниться этому голосу он не мог. Шон рухнул как подкошенный, успев почувствовать, как что-то молниеносное, быстрое, как мысль, взлохматило волосы на затылке. Он поднял голову, и в этот момент на него обрушился водопад крови. «Пей!» - повелел доктор. И Шон вновь не смог сопротивляться, не думая, не рассуждая сделал несколько жадных глотков. Тело обожгло волной регенерации, в глазах прояснилось, и он увидел доктора Рида, готового метнуть второе копьё из крови. Таким же он секунду назад вспорол горло Стражу, взявшему на себя роль палача. Несколько мгновений спустя Рид был уже рядом, положил руку ему на лоб и тем же не терпящим возражения голосом, заполняющим самое сознание Печального Святого, приказал: «Закрой глаза и не смотри!» Шон с облегчением смежил веки. Но звуки бойни он заглушить ничем не мог. Не мог заставить себя не чувствовать запах крови, щедро орошающей щербатую мостовую Ист-Энда. Не мог не оплакивать каждое затихающее сердце… «Боже, у Которого вечное милосердие и прощение! Смиренно молю Тебя о душах рабов Твоих, что Ты забираешь сегодня…» - слова молитвы казались рваными, пытались встать поперёк горла, но Шон Хэмптон пересиливал себя и повторял священные строки снова и снова. И он не мог признаться даже себе, что хочет молиться только за одного убийцу, и имя его - Джонатан Эммет Рид. Тишина ударила, как колокол. Только что воздух полнился криками, выстрелами, ударами, и вот он может слышать лишь отдалённый шум паровоза, тянущего вагоны будто из последних сил… Печальный Святой распахнул глаза. Все, весь отряд, все двадцать Стражей были мертвы. Доктор Рид сделал несколько шагов в его сторону, вдруг зашатался и упал на кровавые камни. Тяжёлая дубинка, которой в бою всегда орудовал Джонатан, откатилась в сторону. Шон не сдержал испуганный возглас и, собрав остатки сил, пополз. Экон открыл глаза. «Мистер Хэмптон, прошу вас, не приближайтесь. Я… Я могу не сдержать себя». Измотанный, иссушённый почти досуха, терзаемый ранами и жаждой, он всё ещё пытался сохранить контроль. Шон Хэмптон не уставал восхищаться этим… человеком? Бессмертным? Эконом? Превозмогая боль, оскальзываясь в чужой крови, он добрался до доктора. Обхватил его за плечи, пытаясь устроить его голову на своих разбитых коленях. «Шон, уходите! - снова запротестовал Рид. – Я не хочу убить вас…» «На всё воля Господа, мой друг!» Не сдержавшись, Шон провёл ладонью по волосам доктора Рида. Какой контраст! Его идеальная причёска – и вечно лохматая, жёсткая, порой немытая шевелюра портового святого. «Простите мне мою вольность», - чуть слышно прошептал Хэмптон и коснулся шрама на выразительном лице, искажённом сейчас внутренней борьбой. Очертил острую линию скулы, коснулся губ. Джонатан, честный, сильный, самоотверженный и бескорыстный. Джонатан должен жить. «Вы должны жить, - произнёс он уже вслух. – Должны положить конец эпидемии. Спасти тех, кто остался!» Шон непослушными пальцами попытался расстегнуть пуговицы рубашки. Сдавшись, рванул ветхую ткань, обнажая горло. Второй раз за сегодня он приветствовал смерть. Но сейчас он хотел растянуть каждое мгновение… Сердце зашлось от ужаса и восторга, когда он поймал взгляд Рида и увидел в нём всепобеждающее безумие жажды. Шон Хэмптон, Печальный Святой Ист-Энда, откинул голову и притянул вампира к себе, приглашая на кровавое пиршество. Клыки экона вспороли яремную вену. Шон не сдержал жалобный вскрик, но лишь прижался к своему убийце теснее, обнимая, поддерживая израненного доктора. В эту минуту он жалел лишь об одном – что в тот день в ночлежке, после его кровавого причастия, когда Джонатан впервые поставил его на колени, он не поймал руку, даровавшую ему это неземное блаженство, не прильнул к ней щекой, не прижался губами к длинным пальцам… Шон чувствовал неистовство голодного вампира, силу, вновь наполняющую его, ощущал, как властно впиваются в его затылок и в плечи острые когти. Руки экона изгибали, почти ломали его тело. Ему казалось, что он превратился в лакомый и запретный плод, ведь никто и никогда не стремился обладать им так жадно, настолько полно объять всё его существо. Сердце колотилось всё быстрее, будто добровольно пытаясь утолить жажду экона. «Джонатан, я ваш, я принадлежу вам», - последняя связная мысль перед тем, как кануть в сладостное забытье. …Сознание медленно возвращалось. Он жив. Это хорошо? Или плохо?.. Всей кожей скаль ощущал размеренное, мощное гудение, ровные удары, несущие покой и умиротворение. Шон попробовал пошевелиться. «Самоубийство – смертный грех, мистер Хэмптон», - голос Рида звучал ровно и самую малость насмешливо. И очень близко. Запретно близко. Шон вспыхнул, осознав, что лежит на груди доктора, завозился, пытаясь подняться. Ему мешали тяжёлые, сильные руки экона, все еще прижимающего его к себе. А этот волшебный звук… Так сладко под его щекой билось сердце Джонатана Рида. «Не торопитесь, мой друг, вы ещё очень слабы. Приношу свои искренние извинения, я был… несдержан. К счастью, и для вас, и для меня, я всё же вовремя смог совладать с этим», - теперь голос был тих и печален. Шон открыл было рот, чтобы напомнить о Господней воле, но осёкся. Этот мужчина только что победил в тяжелейшей схватке, схватке с самим Дьяволом, живущим в нём, и проповедь – последнее, что он хотел бы услышать. Вновь Господь вверил тело, душу и разум Печального Святого в руки доктора Рида. И вновь Шон почувствовал бесконечную благодарность, восхищение, граничащее с поклонением, трепет, как перед величайшей святыней. «Скоро рассвет, - скаль снова попытался встать, и на сей раз доктор позволил ему это сделать. – В ночлежке теперь небезопасно». Рид уже стоял рядом с ним. «Уничтожить единственный островок мира и покоя в этом хаосе… На большее эти фанатики не способны, - доктор расстроенно покачал головой. – Жаль, что здесь не было самого Маккалума. Великой Охоте пора положить конец!» «Доктор Рид… Джонатан… - Хэмптон решил, что после сегодняшнего происшествия ему будет позволено называть экона по имени. Его голос предательски дрогнул. – Довольно. Довольно крови и смерти». Шон пошатнулся, но вампир с лёгкостью удержал его. «Хотя бы на сегодня…» - уже совсем тихо добавил Печальный Святой. Он чувствовал себя слабым и опустошённым, как физически, так и морально. Как может Господь допускать такое? Эту бойню, эту эпидемию… Как может Он позволить, чтобы помойный скаль, грязное, низшее существо, так отчаянно желало прикоснуться к вампиру, подчиниться ему. «Но всё воля Твоя, Господи…» - мысленно Шон преклонил колени перед своим маленьким алтарём в каморке ночлежки. Казалось, боль немного отступила. «Вы правы, - вернул его в реальность Рид. – Сегодня нам с вами нужно добраться до безопасного укрытия и привести себя в порядок, - доктор помолчал, окинув Шона оценивающим взглядом. – Честно сказать, встреть я вас в таком виде однажды ночью, уничтожил бы без сомнения». Хэмптон провёл рукой по лицу и понял, что оно покрыто коркой из засохшей крови того бедняги, что хотел отрубить ему голову – но вместо этого потерял свою. Он снова почувствовал себя жалким, ничтожным и грязным рядом с высшим существом. «Идём, неподалёку есть убежище, - вывел его из размышлений доктор. Словно в ответ на это, промозглое лондонское небо обрушилось на землю холодным дождём. До убежища действительно оказалось рукой подать. За ощеренными стенами трущоб оказалась надёжно спрятана вполне сносная квартирка. Небогатая, но опрятная и, главное, функциональная обстановка произвела на Печального Святого приятное впечатление. Рабочий стол доктора, был завален рукописями и рецептами, под которыми поблескивали почти погребенные в этом бумажном царстве колбы и пробирки с реактивами. Джонатан, буквально тащивший его на себе всю дорогу, подвёл его к аккуратно застеленной кровати. «Отдохните немного, я сейчас…» - в голосе доктора слышалось неподдельное участие и… вина? «Боже Всемилостивый, дай сил этому человеку и дальше оставаться человеком, - про себя вновь начал молиться Хэмптон. – И дай сил мне, смиренному рабу Твоему, не утянуть нас обоих в бездну греха…» Спустя несколько минут доктор Рид вновь возник в поле зрения. Он уже успел избавиться от мокрого, пропитанного кровью пальто, разжечь камин, и теперь, закатав рукава рубашки, от которой, впрочем, тоже остались в основном лишь бурые лоскуты, нёс простой металлический таз с водой. Доктор преклонил колено перед растерянным скалем, смочил кусок чистой ткани и потянулся к его лицу, чтобы смыть засохшую кровь. Шон попытался перехватить его руку, но встретил решительный взгляд кровавых глаз. «Шон, если вам неприятны мои прикосновения после всего произошедшего, - замешкался Джонатан, - я могу понять и принять это. Но сейчас позвольте мне побыть вашим врачом. Умоляю, давайте завершим эту ужасную ночь без пререканий и упрёков. Нам с вами о многом предстоит побеседовать, но всё это – позже. Не заставляйте меня опять манипулировать вашим сознанием». И Шон вновь покорился, вверяя себя в руки Рида. Он задрожал, когда тонкие пальцы доктора добрались до пуговиц жилета, заскользили по его плечам, снимая пропитавшуюся кровью и грязью рубашку. Осторожно и бережно Джонатан освобождал его от одежды, осматривая и омывая незаживающие раны. Бедро, в которое вошла горящая стрела, выглядело особенно ужасно. Тела скалей так же восприимчивы к огню, как и у всех вампиров. Рид срезал ткань вокруг чёрной, обуглившейся плоти. Исцеление таких ран займёт много времени, если Печальный Святой будет отказываться от крови. Джонатан огорчённо покачал головой и ещё раз внимательно посмотрел на друга, который чуть не стал его первой настоящей жертвой. «Шон, кто сделал это с вами?! – вдруг вскричал экон, выводя Хэмптона из оцепенения. Прохладные руки огладили торчащие лопатки, задержавшись на старых шрамах. «Доктор Рид, в сиротских приютах и сейчас жизнь – не сахар… - слабо улыбнулся скаль. – Не стоит говорить о том, что было тридцать лет назад. Право, не стоит… Это было так давно, и, я верю, отец-настоятель думал, что поступает правильно, что изгоняет грех и соблазн из стен обители». Рид ужаснулся, представив, что, должно быть, чувствовал юноша, над которым совершили насилие, надругались, а затем и обвинили в чужом грехе, будто уже перенесённой боли было мало. Любой на его месте озлобился бы, возненавидел мир – любой, но не Шон Хэмптон. Его милосердие и сострадание, мягкость и доброта распространились на всех – на живых и на мёртвых, отверженных, презираемых… Доктор так и не смог найти подходящих слов, а объятие – простое, человеческое, - только сильнее смутило бы Печального Святого. Оставшись практически обнажённым, тот съёжился, сжался в комок, пытаясь подавить предательскую дрожь – слабости, холода, внезапно накатившей жалости к самому себе. На плечи мягко опустилось одеяло. Шон быстро закутался в него, чтобы не оскорблять доктора зрелищем своего жалкого тщедушного тела. Удостоверившись, что состояние пациента более-менее стабильно, Джонатан позволил себе заняться своими ранами. Большая часть из них уже затянулась. Доктор избавился от останков рубашки, достал из сундука шприц с каким-то красноватым веществом и, поморщившись, вонзил иглу себе в шею. «Эта сыворотка ускоряет регенерацию, - пояснил он. – Я вывел её формулу на основе анализа крови скалей. Но я боюсь использовать её на вас, это может быть опасно. Вы ведь так и не позволили мне изучить вашу природу после исцеления». «Я и сам не знаю, кто я и что я теперь, - печально усмехнулся Хэмптон. – Сверхскаль? Недоэкон? Даже Старая Бриджит только развела руками…» «Вы – Шон Хэмптон. Печальный Святой. Последняя надежда отчаявшихся. И это – главное, - доктор приблизился вплотную. – Если вам угодно это знать, то и для меня вы – маяк среди хаоса, в который погрузился Лондон. Напоминание о том, что такое человек и в чём на самом деле заключается человеческая сущность. Может быть, для меня тоже вы – последняя надежда». Шон в изумлении поднял глаза на доктора, но тут же устыдился и вновь опустил голову. Попытался сосредоточить взгляд на рисунке старых обоев, на треске поленьев в камине – на чём угодно, лишь бы не видеть статную фигуру экона, не следить за движением сильных мышц под пепельной кожей, не пытаться запомнить расположение шрамов на его теле. Война заклеймила, пометила Джонатана, но он не стал её жертвой, не покорился ужасу, не утратил рассудок. Он был прекрасен. В гневе ли, охваченный ли страстью, поглощённый ли азартом исследователя… Снова нестерпимо захотелось припасть к его руке – без крови и клыков, но с благодарностью и нежностью. «Не делайте так больше, - доктор устало опустился рядом с ним на постель. «Я пришёл спасти вас, - пояснил Рид в ответ на молчаливое недоумение собеседника. – Именно вас, не ночлежку, не людей и не скалей… А вы попытались убить себя, воспользовавшись моей жаждой». Шон лишь пожал плечами. Мертвенный холод, сковавший все его члены, не отступал. Жар камина и одеяло не помогали. «Не вы ли предложили оставить упрёки на завтра, - тихо ответил он экону. – В любом случае, простите меня, доктор Рид. Я не думал, что моя скромная персона может стать причиной того, что вы ввяжетесь в почти безнадёжное сражение…» Рид нахмурился. Бережно обхватил ладонями его лицо и поймал ускользающий золотистый взгляд. «Мой друг, уже скоро рассвет. Я знаю лишь один способ согреть вас и вернуть вам силы. Но принуждать вас… не знаю, есть ли у меня на это право. Вы потеряли много крови. Вам больно. Вам страшно, - доктор помолчал. – Но скажите же мне, что вас больше пугает: мои действия или ваши чувства?» Шону казалось, что эти кровавые глаза уже подчиняют его, и доктору вовсе не надо прикладывать никаких усилий, чтобы лишить его воли, пресечь все попытки к сопротивлению. Аристократические пальцы мягко погладили его по щеке. Хэмптон не смог найти в себе достаточно решимости, чтобы отстраниться, прервать эту ласку, которую он так жаждал и которую боялся, как пламени Геены. «Видите ли, мой друг, дар – и наказание эконов – знать предсмертные мысли наших жертв, слышать все последние мольбы и проклятья, - продолжил доктор Рид. – А вы были почти мертвы в моих руках, всего в одном ударе сердца от вечного покоя. Ваши мысли – вот, что на самом деле привело меня в чувство и победило жажду». Шон замер. Всё его существо тянулось к экону. «Неисповедимы пути Твои, Господи… Этот ли путь для меня уготован? Путь греха и порока…» «Что ж, если вам всё известно… Делайте то, что вы хотите. Джонатан, Господу угодно, чтобы вы спасли Лондон. И чтобы я был у ваших ног. Чтобы боялся и любил вас, - тихо закончил Печальный Святой и закрыл глаза. Доктор уже почти привычным движением прокусил вену на запястье, набрал в рот несколько глотков своей крови и прижался губами к губам несчастного, всё ещё дрожащего скаля. Шон почувствовал, как его рот наполняется знакомой, головокружительной сладостью терпкой крови, заметался, пытаясь вырваться – когда только Джонатан успел заключить его в отчаянное объятие? – и обмяк, покорился, теряя контроль над своим телом, позволяя вовлечь себя в кровавый поцелуй. Горячая волна рождалась в тесноте грудной клетки, и он уже не мог понять, что тому причина: наслаждение исцеляющим нектаром или жадные, властные губы, снова пробующие его на вкус, пьющие его слабые стоны. Каждая клеточка измученного тела вторила помутившемуся рассудку, умоляя: «Ещё!» Рид отстранился, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Взглянул с тревогой на замершего Святого, опасаясь паники или отвращения. Слишком много эмоций для одной ночи, слишком много чувств и мыслей на одну его бедную голову. Шон выглядел потрясённым, растерянным, изумлённым. Одеяло сползло, обнажая узкие бледные плечи, старые шрамы и свежие раны, которые, наконец, начали медленно затягиваться. Пока Печальный Святой приходил в себя, доктор встал, в два шага пересёк комнату и запустил руку в карман своего пальто. «Это ваше, возьмите, - Рид протянул Хэмптону его распятие, розарий, сорванный с его груди несостоявшимся убийцей. Прохладные бусины мягко легли в дрожащую ладонь. «Я не знаю, что угодно вашему Господу, Шон, - доктор сжал его пальцы. – Я не знаю, сможем ли мы пережить эпидемию или победить её. Не знаю, настанет ли время, когда я перестану видеть людей как сосуды с амброзией в пустыне, сколько ещё смогу сдерживаться и не убивать. Порой я так завидую вашей вере… Я помог исцелиться вашему телу, Шон. Но вы, вы сделали гораздо больше. Вы подарили толику покоя и утешения моей душе, дали ей надежду. Надежду на то, что я не проклят, что я могу остаться самим собой несмотря ни на что. На то, что мы действительно дети Господа, а не твари Преисподней». Шон недоверчиво коснулся груди доктора. Он видел и чувствовал, как мощное сердце экона ускорило свой ритм. Так вот как бывает… Не грех и порок, но нежность, утешение, забота. Неискушённый в человеческих страстях, Хэмптон не знал, что сказать и как выразить свои смятённые чувства. Он сделал то, чего желал так долго. Прильнул щекой к узкой ладони, закрыл глаза, вдохнул всей грудью запах: кровь, лекарства, едва уловимые нотки дорогого одеколона... Доктор мягко положил вторую руку ему на лоб и тихо произнёс: «Засыпай», вложив в одно это слово частицу своего вампирского дара. Хэмптон подчинился мгновенно, тело его обмякло, он неловко начал заваливаться на чистые простыни. Джонатан подхватил его, устроил удобнее, отмечая чистую разгладившуюся кожу там, где ещё неделю назад чернели язвы, ровное дыхание, спокойный пульс. Что бы ни случилось дальше, его «лечение» определённо сработало. Рид позволил себе улыбнуться и вытянулся на кровати рядом со своим неожиданным пациентом. Кто бы мог подумать, что этот маленький, порой кажущийся смешным и нелепым человек возьмёт под своё крыло ещё одну заблудшую душу – его собственную, разбитую душу вампира. Нет, завтра, всё завтра. Разговоры, чистая одежда, исследования… Джонатан умиротворённо притянул спящего скаля к себе и закрыл глаза. Едва ли то, что он чувствовал, было любовью. Уважение, восхищение – да. Кровавая страсть, жажда подчинить, овладеть, присвоить – о, да! Стремление защитить, исцелить, спасти – и самому получить спасение... «Сколько противоречий, - промелькнуло в голове Джонатана. – Впрочем, на то, чтобы их разрешить, у нас, вероятно, есть целая вечность».