Зверёныш

      Лурка нашли на рассвете в пустыне — изможденного, бледного, тощего, как уличная драная кошка, с ввалившимися глазами необычного холодного оттенка серого асфальта. Нехарактерного для Зверей цвета, ведь глаза у них были обычно под стать песку — желтые. Нашли военные, завернули его, шипящего, в одеяло и отвезли в клинику на обследование. Зак, ветеринар из исследовательского корпуса, внимательно осмотрел тело с выступающими ребрами, потрогал пальцем острые клыки усыпленной особи, вытянутые стоячие уши на макушке, сливающиеся цветом с длинными смоляными прядями, изучил голый кожистый хвост, черный, намного темнее сероватой кожи.       — Интересный экземпляр, — произнес он. — Агрессивность нулевая, хотя охотничьи инстинкты в норме. Тесты прошел на ура, эмпатия присутствует. Истощен, по показателям в весе недотягивает — на грани с кахексией. Требуется круглосуточное наблюдение.       Выключил диктофон, вздохнул. Порылся в кармане халата, выудил телефон и набрал Саймона, своего племянника, который всегда приезжал на летние каникулы к нему.       — Я хочу поручить тебе ответственное задание, — сразу сообщил он. — Ты еще хочешь стать ветеринаром?       Звереныша назвали Лурком. Его поселили в комнате рядом с Саймоном, выделили собственную кровать и объяснили, как пользоваться туалетом. Лурк прекрасно понимал человеческую речь, хоть и любил прикидываться дурачком, когда Зак отчитывал его за сворованные из банки печенья — Зверенышу нельзя было сладкое, но Саймон втайне от дяди прикармливал его вкусностями. Строением тела Лурк был похож на человека: две пары конечностей, таз шире плеч, — Саймон небезосновательно считал задницу этого создания достойной внимания, — мускулистые бедра и голени, удлиненная ступня с невтягивающимися когтями, изящная длинная шея, выступающие лопатки. Уши на голове, похожие на уши летучей мыши, чутко ловили шорохи, вертикальный зрачок расплывался в темноте, тапетум в огромных глазах — однако человеческого разреза — светился зеленоватым, верхняя губа, темнее нижней, иногда задиралась, обнажая белые клыки. В основном это происходило, когда Лурк показывал свое недовольство или пренебрежение. Саймон, будучи студентом третьего курса ветеринарного вуза, возился со Зверенышем с превеликим удовольствием — Лурк был чсвэшной сучкой для всех, фыркал, плевался при виде набранной ванной, отказывался есть овощи, но только ему, Саймону, позволял трогать свои волосы и уши. И хвост. Зак разрешил его оставить после того, как стало ясно, что Лурк не умрет от истощения. Внутривенные вливания, белковая пища и должный уход смогли поставить его на ноги. Случилось это исключительно стараниями Саймона, который всю первую неделю не отходил от постели, меняя холодные компрессы на пылающем лбу сжираемого лихорадкой Звереныша. И тот, подставляясь под его руку, позволил себя приручить. А Саймон, ловя себя на любовании его экзотичным профилем, — себя.       Лурк был мальчишкой — осмотр подтвердил, что в организме присутствуют семенники. Половой член при этом отсутствовал, однако удивляло это Саймона лишь до тех пор, пока не наступил так называемый гон, шарахнувший как Звереныша, так и его хозяина своей неожиданностью. За пару дней до гормонального скачка Лурк стал более нервным, отказывался есть, смотреть телевизор и играть. В ту ночь, когда Зак был на дежурстве, Саймон, заперев комнату Лурка на ключ, лег спать пораньше. Не помогло, понял он, услышав глубоко заполночь, как щелкнул, вырванный с корнем, дверной замок. В комнате Лурка. Свою Саймон не запирал.       — Совсем плохо? Может тебе… — он замолчал, когда по полу рядом зацокали когти.       Звереныш, оседлав его бедра, оскалился, как обычно делал, когда просил с ним поиграть. Саймону также стало очевидно, зачем вдоль хребта Лурка тянулись продольные бороздки, похожие на жабры, и почему рентген упорно доказывал, что внутри под ними находятся уплотнения. Вспомнив картинку из журнала, Саймон хмыкнул. Тентакли. Какая ирония. И этими самыми развернувшимися во всей своей аспидно-черной переливающейся красе щупальцами Лурк прочно зафиксировал его руки у изголовья.       — Фу! Нельзя! — рявкнул Саймон. — Нельзя так делать! Место!       Звереныш вздрогнул, но хватка не ослабилась. Наоборот — щупы обвили и ноги в том числе. Верхняя губа поползла вверх, Лурк осклабился — весьма довольным образом, и Саймон повторил уже мягче:       — Нельзя! Понимаешь? Я твой хозяин. Хозяин. Меня нельзя трогать в этом смысле. Я не самка.       Попытавшись вырваться, Саймон сделал лишь хуже — Звереныш, которого он легко переносил на руках в начале месяца, придавил его своим весом, вжал в матрас и угрожающе зарычал. Затем опустил голову ниже, принюхался, широко и мокро лизнул шершавым языком щеку.       — Нельзя, — сказал Саймон уже обреченно, понимая, что спасти его может чудо.       Зак на дежурстве до утра. В пустом доме они одни — неконтролирующий себя в гоне дикий, по сути, зверь, и он, Саймон. Распятый на кровати тентаклями, растянутыми мягкой арматурой.       — Не надо, — все еще сопротивлялся он, когда длинный коготь, подцепив ворот его майки, дернулся вниз, полосуя ее надвое.       Трусы постигла та же участь, и Лурк, склонив голову, с любопытством изучал некоторое время завитки в его паху. Заурчал большой кошкой, очертил паучьими пальцами дрогнувший живот, обвел сосок. Поерзав под испытующим взглядом, Саймон почувствовал, что стало комфортнее — выделяющаяся из тентаклей слизь смочила кожу, поэтому она уже не саднила в местах фиксации.       — Лурк! — произнес он негромко. — Не надо. Пожалуйста.       Лурк поднял поблескивающие глаза, посмотрел — осознанно, как человек. А следом вновь оскалился, шире прежнего, сжал на его боках сильные, как выяснилось, руки и резко перевернул на живот. Говорить Саймон не мог, только мычать яростно, поскольку ладонь зажала ему рот. Один щуп обвил его за талию, приподнимая, два других развели расставленные ноги, между ягодиц тоже скользнуло — слизь, размазавшись, потекла ниже, по бедрам. Саймон замычал еще громче, перешел на придушенный хрип, забился пойманной в силки птицей, но остановить происходящее не мог. Он ждал, что его трахнут не растягивая, однако щупы сначала погладили мошонку, наливающийся возбуждением член, — признаться было стыдно в том, что поза возбуждала сама по себе, — живот, плечи. Вернулись вниз по спине, размяли ягодицы, долго кружили вокруг ануса, и только когда Саймон закрыл глаза в изнеможении, проникли внутрь. Сначала кончиками нескольких, потом одним, но глубже. На ногах стянулись плотными тугими кольцами, и ему подумалось, что утром останутся бордовые следы. Ладонь исчезла, обе они легли на его плечи, внутри толкнулось — еще глубже, и Саймон, зарывшись лицом в скомканное одеяло, застонал совсем не от боли и не от унижения. У него позорно стояло. Когда толчки участились, он закусил угол подушки и зарычал. Слизь, стекающая по бедру, пахла сладковато, свежо, и от нее начинала кружиться голова. Хотя, возможно, ему просто не хватало воздуха. Тентакли исчезли на миг, но вернулись, когда он оказался лежащим на спине. Лурк сидел между его ног, и в полутьме сероватая кожа казалась матовой.       — Отпусти меня, — произнес Саймон. — Я тоже хочу тебя трогать.       Лурк склонил голову набок. Облизнул очерченные темным губы.       — Я. Хочу. Тебя. Трогать.       Щупы сдались — Саймон, высвободив руки, притянул к себе остроухую голову, впечатался в губы, тоже толкнулся — языком. Лурк, выдохнув сначала испуганно, а потом удивленно, приоткрыл свои, и в горле у него завибрировало. От удовольствия, решил Саймон, запутался в смоляных прядях, прижался грудью, натирая сосками тонкую нежную кожу. Руки порхнули на точеные бедра, вцепились в задницу, про которую он решил в первые же дни — годно, стиснули ее, на что Лурк отреагировал языком во рту и сразу двумя щупальцами в растраханной дырке.       Было жарко. Пот смешивался со слизью, щекотал чувствительную кожу в паху. Скомкавшееся одеяло забилось под поясницу, ладони давили на плечи, заставляя тело выгибаться дугой, язык чертил замысловатые узоры на шее, щупальца были внутри и снаружи, надрачивая член. Лурк почти урчал, слизывая слюну со слегка покусанных Саймоном губ, лихорадочно целовал его грудь и соски, вдавливал бедрами в кровать, пока тот бился в оргазме. Зажатый между телами член пульсировал, выплескиваясь и подрагивая, и Саймону казалось, что он так отключится.       — Лурк, — проговорил он, когда тентакли втянулись внутрь, оставив раны, припухшие края которых угадывались под рукой. — Иди ко мне.       Звереныш, вытянувшись сверху на его теле, виновато поглаживал прокушенный сосок, прятал лицо за рассыпавшимися прядями и что-то бормотал на своем наречии.       — Все нормально, я не сержусь, ты не мог это контролировать, мне стоило побеспокоиться заранее, — Саймон погладил дрожащие пальцы. — И… несмотря на все, мне понравилось.       Лурк вскинул голову, приоткрыл в изумлении потемневшие губы, которые Саймон аккуратно чмокнул.       — Но лучше так больше не надо — без предупреждения, хорошо? По обоюдному согласию, лады?       Звереныш заурчал, сбился в комок у его бока и сплел его пальцы со своими. Утром Саймон, накинув на него одеяло, спустился в кухню, достал телефон и набрал дядю:       — Не занят? Тогда продиктуй мне пожалуйста адрес регистрационной комиссии по контролю и учету антропоморфов.       В трубке недоверчиво покашляли:       — Ты уверен? Это совсем другая ответственность, ты же знаешь.       — Я тебе с первого дня говорил, что не вижу в нем животное. А теперь я просто обязан на нем жениться.       Трубка хохотнула.       — Саймон, я догадывался о твоих гомосексуальных наклонностях, но то, что ты в роли нижнего, меня несколько огорчает. Интересно, а может ли человек забеременеть от антропоморфа…       — Пошел ты! — фыркнул Саймон и отключился.       Он провел рукой между ягодиц под штанами, поднял пальцы и посмотрел на густую слизь. Подкравшийся со спины Лурк прижал его к столу, обхватил поперек живота и быстро снял ее языком.        - Фу, не делай так! — поморщился Саймон. — Накажу! Отшлепаю.       Лурк мяукнул — или что-то вроде того, ткнулся носом в его шею и задышал, согревая. Саймон, не расцепляя его рук, достал из шкафчика кофе и кружки. Подумал, нашел пачку ванильных крекеров и протянул через плечо. Сегодня — можно.