***
Момент — и Мидория вжимает кнопку дверного звонка, стараясь его все-таки не сломать, после чего наносит ещё пару ударов по двери. Люди, находящиеся внутри, явно не обладают чрезмерной гостеприимностью. — Прошу прощения за то, что заставили ждать, уважаемый, — Шото с такой лицемерной почтительностью поприветствовал друга, что хотелось блевать. На самом деле зеленоглазый мог давно привыкнуть, он слишком хорошо знает Тодороки, чтобы каждый раз удивляться. Шото и Изуку — та из немногих пар, которая сохранила крепкие дружеские отношения со времен школы. Если у многих после окончания завязалась некая вражда в связи с тем, что они принадлежали абсолютно разным группировкам, боровшимся за статус главной, то у Шото и Изуку всё было иначе. Они души не чаяли друг в друге, у обоих в какой-то период закрадывались мысли о том, что они имеют чувства и определенную тягу друг к другу. Совсем не дружеское влечение и желание узнать больше, стать неотъемлемой частью жизни. Дом Тодороки со временем стал и собственностью Мидории, он проводил там все свое свободное время и не раз оставался на ночевку, засыпая в обнимку с лучшим другом. Они оба помнят, как по вечерам читали различные книги любимых авторов и жанров; смотрели фильмы, чаще ужасы, от которых Изуку вздрагивал, вжимался в подушку и сильно зажмуривался. Как Шото заваривал горячий чай, от которого исходил приятный аромат черники. Тодороки прекрасно запомнил предпочтения Изуку и всегда хранил на полках запасы этого чая, который незаметно для самого себя сделал своим любимым. Со временем их пути разошлись, но они все еще поддерживали связь. Этого сильно хотел Шото, а зеленоглазому было просто не отказать. Видимо, он все еще сохранил свою мягкосердечность, которая часто все ему портила, потому что он не мог никому отказать. Всегда рвался всем помочь и всех спасти. Только с возрастом все обдумал, начал выстраивать стены равнодушия и безразличия, чтобы сбавить свой пыл на ниве добра. Но всегда находился такой урод, который рушил его архитектурные постройки, например, тот же Тодороки, парень, пахнущий черникой (как и его чертов чай), который заставляет сразу же кивать на каждую его прихоть и падать с ног от обаятельности и загадочности. Мидория кивнул головой, мол, ага, и снова странная вспышка, и вот он уже внутри, ищет то, за чем пришел. Шото слегка огорчился. Он надеялся на более развернутый ответ и, может, недолгий диалог о жизни, работе и как там дела у Инко. Но, несмотря на это, сохранил улыбку, продолжая стоять с недопитым бокалом вина в руках и любоваться своим другом. Наверное, при виде всей обстановки Мидория должен был почувствовать приятное удивление или хотя бы некую радость — здесь собрались многие одноклассники, что-то вроде внеплановой встречи выпускников. В один из тихих вечеров он просто получил письмо с кодовым словом, которое ставят для шифровки таких событий. Мероприятие предполагало деловую встречу и обсуждение межличностных вопросов, мирных переговоров группировок и выяснение отношений в целом, как было написано крупным шрифтом по самому центру письма. Но здесь, в этом доме, прямо сейчас собрались десятки людей, заинтересованные в том, чтобы хорошо повеселиться не самыми легальными способами и при этом не нанести урон своей репутацию, которая выстраивалась долгими бессонными ночами. Ни одна бизнес-вумен ведь не захочет, чтобы публика узнала о её предпочтениях в интимной близости, таких, например, как секс с четырьмя сразу. А может, о том, что она абсолютно не сдерживает себя перед алкоголем и при возможности напивается до беспамятства. «Я пришел на вечеринку только ради наркотиков», — про себя смеялся Изуку, в то же время улыбаясь ломаной улыбкой. Губы слегка дрожали и не давали предупредить Тодороки о его замыслах. Мидории было бы легче, если бы его друг поблизости, например, караулил его у двери ванной. Он знал, чего стоит ожидать от себя в таком состоянии, и уже предвкушал лёгкое головокружение и следующие за ним эйфорию и безболезненность в теле, почти чувствовал лёгкое парящее возбуждение, нарастающее больше и больше.***
Еще раз… У Мидории тремор, все словно залито туманом. Он не сдерживает свои руки и голову тоже, тело поглощает мягкое облако, и ему хочется рыдать. Он смотрится в зеркало ванной комнаты, разглядывает себя и надеется, что руки не соскочат с раковины, в противном случае он разобьет себе нос. Мидория ненавидит себя за то, что мама осталась им недовольна. «Как мне остановиться и не думать об этом?..» Ему страшно. Мама дала ему достойное воспитание, всегда поддерживала и заботилась. Была на его стороне в любую трудную минуту, не давала тоске поглотить того жизнерадостного малыша с огромными глубокими глазами, которым умилялись абсолютно все подруги Инко. А что сделал он, чтобы возместить и оправдать мамины труды? Связался не с той компанией, поддался стадному чувству и попробовал наркотики, алкоголь и все из этой области, не осознавая, как пагубно это повлияет на его здоровье. Огреб проблем с учёбой и изменил о себе мнение слишком сильно, увлекся — и получил зависимость. Его цель в жизни круто изменилась. Вместо того, чтобы работать в поте лица и стать героем номер один, он бегал по сайтам, чтобы найти дозу и унять головную боль. Мидория вышел из ванной; чувство было подобно чувству ходьбы по свежему и пышному матрасу. Он прошёл прямо по коридору, стараясь не заваливаться на картины, развешенные по обеим сторонам. Ему совсем не хотелось платить круглую сумму хозяину дома, хотя тот мужчина или дама в возрасте могли бы и снять их, зная, для какой именно цели сдают дом. Добравшись до зала, он чуть не свалился с ног. Тело стало как будто ватным и грозило растаять, как мороженое, благо, Тодороки заметил его, подошел и крепко обнял. Для остальных это был всего лишь милый жест, а для Мидории — спасательный круг. Было бы неловко, если бы он прилюдно грохнулся на пол, не в силах подняться обратно. — Мидория, почему ты делаешь это снова? Почему ты не можешь спокойно с кем-то пообщаться, со мной, например? — он переживал, очень и очень сильно беспокоился за друга. Шото даже не отрицал, что испытывает к нему чувства, но не спешил ограждать от наркотиков, как сделал бы любой любящий человек. Он считал, что это личный выбор Изуку и только ему решать, что с этим делать, но если что, он всегда подаст руку помощи и поддержит, прямо как сейчас — опуская руки на его талию, надёжно обхватывая и сжимая его черный, выглаженный до идеального состояния пиджак. — Ты сам знаешь, что я не пытаюсь завести здесь друга или влюбиться. — Мидория крепко сжимает ладони на плечах Шото, трясется и старается это остановить, — Я пришел сюда только ради наркотиков. Шото запросто расслышал агрессию в словах друга, которая скоро отступит. Он слишком долго знаком с Изуку, чтобы успеть изучить его. Совсем скоро тот станет мягким и нежным, как и раньше, чувственным и заботливым. Изуку нравится ему любым, если честно. — Перестань притворяться, прошу. Ты пришел сюда один и ради меня, — Шото наклонился к его уху и теперь обжигал его кожу дыханием с запахом дорогого вина вперемешку с черничным чаем. По всей видимости, он и сам был не особо трезв. Он прижимал Изуку все ближе, нашептывая абсолютно что угодно: от действительно важных вещей до смущающего абсурда. — Я не стану повторять, зачем я здесь, — слабовато для себя огрызнулся Мидория, желая оттолкнуть Тодороки и прекратить это цирк. — То, что ты говоришь, не имеет значения. Тут все либо ради наркотиков, либо ради секса, денег или славы, — Мидория обвил руками шею Тодороки, глядя прямо ему в глаза и осознавая, что начинает терять контроль над собой и своим телом. — Смотрите-ка, кто здесь — розовая футболка! — неожиданно воскликнул Эйджиро, видимо, решив развлечь свой круг общения и уставившись на Мидорию, который, казалось, вот-вот заснет, и на его однотонную темно-розовую футболку. Изуку подумал о том, какой Киришима кретин, раз именно сейчас решил привлечь к нему внимание — тогда, когда он хотел этого меньше всего. Изуку ненавидел, когда его видят под наркотиками, и всячески старался избегать этого позора, но сегодня удача была явно не на его стороне. — Ты слишком пьян, чтобы ехать домой. Тодороки, не смей его отпускать! — Эйджиро сделал ошибочный вывод о его состоянии, но был достаточно близок. По большому счету, сейчас они были на одной волне — с трудом распознавали предметы, — но Киришима под дорогим мартини, он гораздо больше ценит такой «снос башки», чем употребление героина. Шото тяжко вздохнул и бросил короткий взгляд на красноволосого, сияющего своими стеклянными глазами и яркой улыбкой во все тридцать два зуба. Конечно, он никуда его не отпустит, по крайней мере сегодня. Мидория останется с ним, вновь переночует в его доме, как в старые добрые времена. Чтобы Шото мог крепко обнять его под утро, когда он начнет тихо всхлипывать от ноющей боли во всем теле и в голове. Когда Мидория окажется в полной апатии и отстраненности, когда Мидория будет тихо блевать из-за желания организма получить дополнительную дозу, стоять рядом с кружкой воды будет лишь Шото.***
Снова знакомое чувство… и Мидория, кажется, сдерживает себя из последних сил, чтобы не наброситься с поцелуями на Шото, стоя здесь, под луной. Он никогда о таком и не подумал бы, будь его рассудок чист и свеж, не задымлен очередной дозой и осознанием того, что они невероятно близки и Тодороки единственный, с кем он может попробовать это. Тодороки не стал мучить Изуку и вывел на улицу. Он видел, как его другу хочется дернуться и выкинуть что-то необычное. Забавно было рассматривать его суженные зрачки, делающие глаза почему-то выразительнее. Мидория был так похож на кота в этот момент, на самого лучшего кота за все время, что Шото когда-либо мог лицезреть; забавно было наблюдать, как он спешно сглатывает подступающую слюну и вытирает рукавом то, что нелепо осталось на губах. — Останови эти бессмысленные разговоры, — сидя на скамейке, Изуку отстукивал ногой по земле, словно пытаясь отбить определенный ритм, который полностью его удовлетворит. Шото слегка нахмурился. Неприятно было слышать такой ответ на свои попытки разговорить Изуку, заставить его отвлечься с выгодой для себя. Тодороки хотелось сделать их отношения куда более гладкими, чем сейчас. Он выуживал и впитывал любую информацию об Изуку, которую слышал. Один его друг шутил, мол, Тодороки, ты знаешь о Мидории больше, чем о геройском искусстве. Это невероятно, да? Изуку чувствовал дрожь в теле. Ощущения были схожи с теми, как если бы тебя посадили в ванну и поливали прохладной водой из душа. По горящему лицу временами стекал холодный пот. Голова была необычайно легкой, и в первый раз ему не хотелось ни о чем говорить. Впервые Изуку ощутил себя абсолютным интровертом, внезапно ему захотелось оттолкнуть от себя всех, включая Шото. Компульсивное, необъяснимое желание — забыть его как можно скорее. Изуку метнул на Шото болезненный взгляд, повернулся и сложил руки на коленях. — Я здесь не ради пустого трепа и незнакомцев, я просто пришел сюда за… — в этот момент его заткнули. Нагло, нахально и нечестно. Но так приятно, удваивая эйфорию и заполняя живот целой армией слонов, а не бабочек. Танков, простреливающих живот. Изуку не успевает сглатывать набегающую слюну, эта функция, похоже, отказала окончательно. Тодороки не брезгует, с интересом бродит языком по чужому рту и сглатывает слюну за друга. Он всего лишь оказывает дружескую поддержку, не иначе. Мидория крепко сжимает веки, попутно сжимая в себе желание толкнуть Шото и убежать, как маленькая девчонка. Они оба не останавливаются до тех пор, пока воздух не начинает предательски заканчиваться, и тогда Мидория утирает остатки слюны со рта и слезящиеся красные глаза, мокрые совсем не от неугомонного ветра.***
Ночь — время быть откровенным. И если не с тем, кому ты хочешь сказать обо всем, то хотя бы с собой. Мидория тихо скатывается со скамейки, растекаясь бесформенной жижей. Он опасается лишний раз посмотреть на Тодороки, за сделанное готов прогрызть себе нутро насквозь, но вот Шото совсем не скрывает своего сверлящего взгляда. Эта ночь заканчивается совсем не так, как должна. Можно ли вернуть время обратно и не допустить этого?