A very hot

Это сжигало Гарри изнутри. Каждый вдох, касавшийся его кожи то тут, то там, будто адским пламенем опалял нервные окончания, не давая никакого шанса сдержать рвущиеся стоны. Холодные пальцы, медленно очерчивающие обнаженную кожу ровно над линией воротника рубашки, оставляли после себя пылающий след. Что уж говорить о легких, сводящих с ума прикосновениях губ куда-то в область ярёмной вены. - Эванс, будь умным мальчиком и скажи, куда ты уходил? Эта пытка могла продолжаться часами напролет. Том Реддл не любил тайн, а Гарри не любил ими делиться. Хорошо, что в пользу Гарри играли вечные и незыблемые законы времени, надежно защищающие его разум от легилеменции. Сколько бы Том не старался, щекоча виски и затылок Гарри ментальными прикосновениями, он раз за разом натыкался на прочный щит. Поэтому в последнее время он пристрастился к другому виду атак. Бледная рука Реддла сжалась вокруг запястья Гарри, два пальца оказались точно на пульсе. - Твое сердце, словно пташка в клетке, Эванс, ты знаешь? – горячо зашептал Реддл прямо в ухо Гарри, отчего последний крепко зажмурился. Его била крупная дрожь, кожу будто покалывало, и низ живота приятно потягивало, отчего пальцы на ногах самопроизвольно поджимались. Он понимал, что своим поведением будит в слизеринце самые темные начала. Понимал, что сам провоцировал его. Понимал, что вполне осознанно создавал ситуации, в которых Том Реддл терял свое безупречное обаяние шестикурсника и становился похож на того Темного Лорда, которого знал Гарри в будущем. Гарри все это понимал и продолжал молчать, чувствуя, как неуемное любопытство, бывшее одним из главных качеств слизеринца, берет над ним верх, заставляя переходить черту и сокращать и без того минимальную дистанцию между ними. Когда-то Гарри думал, что Том Реддл всегда был хладнокровным поганцем, но он сильно ошибался. Том Реддл искрил, как оголенный провод. - Тебе-то что за дело, Реддл? – из последних сил выдал Гарри, всем телом ощущая тело слизеринца, плотно прижимающее его к стене неприметного алькова. Ужин давно закончился, Большой зал опустел, как и коридоры школы. Приближалось время отбоя, так что им никто не мог помешать. - Смотри на меня, Гарри, когда со мной говоришь, - тихо прошептал Том, обхватывая его подбородок двумя пальцами, слегка оттягивая кожу на подбородке и нижнюю губу. Гарри все еще помнил, с какой мыслью перемещался во временной воронке. Он хотел спасти Темного Лорда, хотел изменить его жизнь, хотел ему помочь. Маленькое существо под сиденьями пустынного вокзала Кингс-Кросс, вопящее от невыносимых страданий, заставило его сердце сжаться от тоски и собственно бессилия. Именно в тот момент время замедлило свой ход, позволяя нарушить свою материю. Прошло уже больше года с тех пор. Гарри вовсе не был уверен, что хоть на сантиметр продвинулся к своей цели. Особенно в такие моменты, когда чувствовал темную магию, вибрирующую вокруг Реддла. Но к своему прискорбию понимал, что не может противиться не только голосу Реддла, но и своим извращенным чувствам. Глаза помимо воли распахнулись, натыкаясь на внимательные темные, почти черные, глаза. Взгляд выхватил непослушную, слегка волнистую прядь, змейкой ниспадающую на высокий лоб, и темно-вишневые тонкие губы. - Ты слишком много думаешь, Эванс. Позволь мне это сделать за тебя, - медленно наклоняясь ниже, пробормотал Том. Он прикоснулся к губам Гарри, ни на секунду не прерывая зрительного контакта. Он все еще не оставлял попыток пробить ментальный блок. Тело Гарри будто прошила молния, когда чужой язык осторожно облизал все еще оттянутую нижнюю губу. Он не смог сдержать вздоха напополам с тихим стоном. С Томом всегда было так – ярко, обжигающе, как в аду. Руки потянулись к широким плечам, затянутым в форменную мантию, ища опору. Ноги резко ослабели, и если бы Том не прижимал его так сильно к стене, Гарри уже скользнул бы на пол. В этот момент в голове всплыли лица родных и друзей, оставленных в далеком 1998 году. Многие из них погибли, многие остались в живых. Когда-то Гарри готов был отдать все, чтобы быть рядом с ними. Когда-то Гарри искренне считал, что нет теплее объятий, чем объятия родных и друзей. Он понял, как сильно ошибался, только познав плавящие объятия Реддла. Все, что казалось ему когда-то благом, вмиг посерело и утратило былое обаяние. Гарри все еще испытывал жгучее чувство вины и тревоги каждый раз, когда тело предательски слабело, а сил хватало только на то, чтобы потянуться за очередным обжигающим поцелуем. И вместе с тем Гарри никогда не чувствовал себя более живым, чем здесь, в этом времени. Никогда не чувствовал себя более целым, чем в объятиях Реддла. Когда сознание затапливала жгучая лава возбуждения, когда каждый нерв в его теле звенел от прикосновений холодных рук, когда воздух вырывался изо рта горячим паром. Реддл кого угодно мог заморозить своей вежливой учтивостью. Он мог быть сколь угодно холодным и отстраненным. Он продолжал вести свои поиски способа оставаться в этом мире навсегда. Он все еще верил в силу чистой крови. Он все еще был маниакальным в достижении своей цели ублюдком. Но ничего из этого больше не пугало Гарри. Он давно перестал сопротивляться этим чувствам. Ничего не делал, чтобы помешать становлению Тома Реддла в образе Темного Лорда. И с боязнью представлял момент, когда время выплюнет его обратно в 1998 год. Он понимал, что ведет себя чертовски эгоистично. Представлял, что будь рядом с ним Гермиона, она обязательно бы попыталась открыть ему глаза на природу этих чувств. Назвала бы их одержимостью напополам с обреченностью. Но Гарри предпочитал называть это любовью.