Бабочки

Дэм красивый. У него яркие голубые глаза, в которых хочется утонуть, тонкие длинные пальцы, а еще улыбка мягкая, из-за чего хочется ласково улыбнуться в ответ. У него молочная кожа, а еще взрывной характер, который, кажется, по умолчанию настроен на Кёнига. Именно поэтому привычное «иди нахуй» кажется уже слишком правильным из его уст, вызывая блядские бабочки в животе, будто бы ему на самом деле в любви признались. Бабочки порхают стабильно, совершенно не собираясь прекращать взмахивать тонкими крыльями, пока Дэмон находится в поле зрения. Тэнэ искренне считает, что это пиздец какой-то, но поделать с этим ничего не может, — лишь поджимает губы, грубо отвечая, закуривая вторую по счету сигарету из пачки. — Мы не можем быть друзьями. Для всех это ясно, как день. Такому как Тэнэ быть рядом с такими хорошими мальчиками, как Дэмон — строго запрещено. И наплевать, что Келлерман совершенно не святой, когда в себя заливает шестой шот виски, улыбаясь пьяно. Кёниг усмехается криво, когда Келлерман его за локоть хватает, тянет на себя, под нарочито едкие возгласы Тэнэ. Будто бы ему совсем не хочется, чтоб Дэм продолжал его касаться. Будто не хочется простонать тихо, в самое ухо. Не хочется сказать тонкое «еще-е». От таких мыслей бабочек все больше, а Тэнэ медленно умирает под взглядом голубых глаз, укладывая голову на плечо блондина, закрывая глаза. Все это давно переросло в стадию «слишком». Тэнэ думает, что явно где-то проебался, потому что даже когда Келлермана нет рядом, в груди что-то мерзко сжимается, да живот скручивает от легких взмахов крыльев. Убеждает себя, что просто съел что-то не то, хотя знает, что еда здесь совершенно не виновата. Тэнэ понимает, что все катится в ебеня, когда Дэмон начинает занимать все мысли, а учителя начинают делать замечания чаще, чем обычно. Говорят уже такое обыденное: «хватит в облаках витать, Кёниг». Тэнэ кивает послушно, мол, «понял», но благополучно забивает на это. Потому что это Д э м о н. У него улыбка притягательная и длинные ресницы. О нем не думать просто, блять, невозможно, даже когда ты этого не хочешь. Легче написать экзамен по алгебре на «отлично». Келлерман грёбаный лучик света, ведь светится, как лампочка новая, да Тэнэ за руку берет постоянно. Тэнэ вроде и говорит грубое «отцепись, блять», но руку упорно не вырывает. Бабочки начинают свой хоровод, а Кёнигу до пятен перед глазами вот прямо сейчас хочется его поцеловать. Пройтись пальцами вдоль рёбер, прикусить зубами выпирающие ключицы и лизнуть тонкую шею. Упс, кажется, бабочки пришли в движение. Все обрывается тогда, когда Дэм тянет шипящее «парень с парнем — отвратительно», и почему-то Тэнэ это удивительно ебет, и кажется, что каждая блядская бабочка в его животе сейчас медленно и мучительно умирает. Он усмехается криво, кидает нечто неразборчивое, кажется: «я скоро приду, мне нужно отойти», да в туалет заходит, сжимая пальцами ткань кофты. Хочется ее снять, ведь от слов больно почему-то, хотя Келлерман вроде бы для Тэнэ никто, и от этого «никто» хочется рассмеяться, да замазать корректором, ибо оно словно уродливый шрам на сердце. Кёниг разбивает костяшки кулаком об плитку, после замечая кровавый развод на рукаве. Парень дергает кофту вверх, да и выдает слегка раздраженное мысленное «блять», ведь рана открылась. Вовремя. Сейчас не хотелось никуда идти. Лучше посидеть тихонечко, да здесь переждать, пока чувства хоть немного утихнут. Сейчас гораздо важнее позаботиться о бабочках, которые кричат уж слишком громко, оглушают, заставляют слушать. Тэнэ весь в побоях, но это его привычный образ жизни — что-то по типу ЗОЖа, только небольшое отличие в виде ежедневного избиения от отца. Он смотрит на размытое отражение в зеркале, чувствуя лишь обжигающие касания бабочек в животе. Тэнэ, на самом деле, не милый и добрый мальчик, как Дэмон-я-занимаю-все-твои-мысли-Келлерман. У него нет любящей семьи которая может по голове погладить, говоря нежное «все будет хорошо». Зато у Кёнига язвительный характер, талант посылать нахуй, а еще, кажется, он влюбился в парня. Мысль ощущается слегка горьковатым привкусом, но отчего-то по-мазохистски приятна. Кёниг берет из кармана джинс слегка дрожащими пальцами сигарету, втягивая никотин в легкие. Почему-то именно сейчас хочется напиться, а еще желательно увидеть лицо Дэмона. От подобных мыслей кричать хочется, ведь Дэм гетеросексуал на минуточку, и вообще с парнем целоваться это как-то «не». После четвертой сигареты курить уже не хочется, а желание увидеть Келлермана стало сильнее; но Тэнэ лишь голову назад откидывает, смотря на белоснежный потрескавшийся потолок. На самом деле глупо даже: у него вроде бы пары идут, он вроде бы староста и вообще умница, но туалетная плитка сейчас кажется куда соблазнительнее грубого голоса историка. Тэнэ даже бы переживал, если бы ему было на это не наплевать. Он слышит, как дверь открывается, а еще ощущает, как бабочки пришли в движение, когда его за руку нежно тянут, поднимая на ноги. Не то чтобы шатен сильно сопротивлялся, правда ноги словно ватные: хочется сесть снова, но руки напротив держат крепко, не давая упасть, поэтому мысленно смиряется. Лишь слышит хмыканье и слегка раздраженное: — Вроде кажешься дрыщем, а поднять невозможно. Тэнэ узнает знакомый хриплый голос над самым ухом, смотрит с легким прищуром, да говорит обыденное: — Отъебись от меня, Келлерман. Появление Дэма и то, что он прогуливает уроки, как-то совершенно не вписывается в его образ, но отчего-то разливается теплом в груди, заставляя облизывать потрескавшиеся губы, не замечая блеск голубых глаз, следящих пристально. Вместо того, чтобы уйти, бросив привычное «пошел ты», наконец оставляя Тэнэ одного докуривать пачку сигарет, Дэм оттягивает ворот футболки, оголяя тонкую шею, да растягивает тонкие алые губы в улыбке. Легкой такой, доброй, отчего у Тэнэ в мозгу каша, а бабочки лишь сильнее крыльями взмахивают. — Что тебе от меня нужно, Дэмон? — смотрит прямо в сверкающие глаза напротив, давя в себе желание прикоснуться. Он все держит в своих пальцах тонкую кисть Кёнига, и Тэнэ бы соврал, если бы сказал, что его это беспокоит. В голове лишь мысль: «касайся меня еще, пожалуйста», что совершенно неправильно, и он искренне надеется, что Келлерман не заметил пылающее лицо. Тэнэ цепляется свободной рукой за чистую синюю футболку Дэмона, оставляя едва заметный красный след. На секунду становится жалко вещь, — все-таки кровь сложно отмыть, — но мысль исчезает довольно быстро, заменяясь другой — более яркой: Дэм почему-то не отталкивает. Лишь прижимает ближе, обвивая рукой худой торс, удерживая на месте. В голове предательски всплывают чужие слова, но Дэмон лишь обнимает нежно, шепча все тем же охуенным хриплым голосом: «пошли домой, нужно обработать раны». Отказывать сил совершенно нет. Кёниг облизывает сухие губы, дышит в шею Келлермана, улавливая тихий вздох, кивает медленно, не отрывая взгляд карих глаз от парня. У Тэнэ бабочки в животе, покрасневшие от поцелуев губы и перебинтованная рука. Тэнэ считает это абсолютно правильным