Ghostly

      Следить за человеком — весьма хлопотное дело. Демон признаёт это, когда Цинсюань спотыкается в очередном уголке улицы. Запачканный в грязи, светло-зелёный наряд уже не кажется безупречным, как раньше, и когда тот пытается убрать эту грязь, всё становится ещё хуже. Уставший, он садится прямо в лужу, забыв о всех приличиях. Сейчас ему нужно было заботиться о своей грёбаной человеческой жизни, а не корчить обиженного. Сидя на крыше соседнего дома, демон медленно следит за его попытками бороться с собой. И медленно качает головой.       У него теперь всего лишь человеческая жизнь. Жалкая, которая не составит и половины прожитой ими жизни. Хэ Сюаню не трудно догадаться, что тот борется с собой, видит, что он через проклятья и дрожь проходит через всю эту ситуацию. Но молчит, сидит в сторонке. Понимает, что если покажется, Цинсюань будет убегать, сломя голову, или станет проклинать его в ответ. Или же забьётся в угол, не в силах перенести пытливый взгляд жёлтых глаз. Хоть этот демон и был ложным Богом, но ему бы не хотелось видеть эту пугливость.

***

      Когда рядом больше не оказалось Ши Цинсюаня, Хэ Сюань не знал, куда себя деть.       Он был словно глух и нем: всё в окружении погрузилось в бесконечную тишину. Хранители Чёрных Вод уже долгое время не высовывались наружу, значит, Черновода никто не искал. На данный момент он был бы рад и компании Князя Демонов, оказаться в Призрачном Городе, в толпе неугомонных демонов. Не прочь был оказаться на очередном пиршестве Царства Небес и баловать себя пищей Богов. Всё, что угодно, лишь бы убежать подальше от этой угнетающей тишины. Но ни в одном из этих мест не было Повелителя Ветров, уместно сказать, бывшего. И радости от этого веселья — всё равно, что есть сладости и не ощущать их настоящий вкус. Верно, веселье не имеет права быть весельем, когда ни там, ни тут нет главного виновника. И, глубоко в душе, он признавал это.       Камни, что он подбрасывал через решётку, сидя на полу своего зала, с глухим «бульк» исчезали во мраке. Весь этот дворец перестал подавать знаки жизни, даже нищие в конце коридора перестали сходить с ума. Раньше он мог утешить себя тем, что среди этой толпы чумазых нищих был и Цинсюань, хоть и ненадолго. Но вернуть Ши Цинсюаня так же сложно, как восстановить старое и разрушенное.       Хэ Сюань добился своего: отомстил, вернул, как показалось ему, всё на свои места. Вернул порядок, каждый получил по заслугам. Но на душе было неспокойно. Всё равно неспокойно. Будто его муки увеличились, а тяжесть давила, как каменные своды. Именно, он, всё-таки, в пылу своего гнева допустил ошибку. Он сделал из Бога смертного. И за это чувствовал угрызения совести.       С самого момента вознесения, Боги заботились о людях, приносили удачу и щедро разбрасывались дарами. Они выполняли самые разные желания. Но как только они перестают откликаться, вся их прежняя доброта забывается, а храмы сжигаются. Глядя сверху на очередной полуразрушенный храм, Хэ Сюань думает: «Должно быть, Цинсюаню сейчас плохо». Любовью окутанный ребёнок в один момент потерял абсолютно всё. Если бы не эта злая шутка жизни, Хэ Сюань позволил бы ему дружить с ним ещё подольше.

***

      Цинсюань упрямо поднимается на ноги и усталыми шагами направляется в сторону храма Ветра и Вод. Он подаётся вперёд и убирает табличку, которая совсем недавно украшала двери этого сооружения. Медленно направляется в сторону алтаря и ложится на деревянный пол. Медленно касается к холодному пьедесталу и беззвучно плачет. Холодный ветер не щадит ни его, ни этот разрушенный храм, а он всё ёжится, подгибает колени к себе. Он будет страдать, он хорошо это чувствует. Но почему же человеческая боль такая жуткая? Мучения не могут продлиться так долго, вскоре мужчина засыпает, обнимая свой золотой медальон.       Через некоторое время у порога храма появляется Хэ Сюань. Он долго колеблется перед тем, как войти, потому что не хочет видеть даже малейший осколок статуи Ши Уду. Но беспокойный Ши Цинсюань не даёт покоя, и уже в следующий момент он оказывается возле алтаря. Смотреть на измученную улыбку уснувшего проказника довольно грустно, и он медленно опускается на корточки. Он не Бог, он не может даровать ему долгую жизнь, он не в силах удержать его рядом с собой. Но может лечить, помочь держаться немного и наблюдать со стороны. Он не спеша проводит пальцами по грязной одежде и хватает бывшего Бога за ослабевшие руки. И лечит, пока он спит. Ему бы не хотелось видеть этого жизнерадостного человека хоть с каплей грусти на лице. Пока он может лишь охранять его сон и успокаивать прикосновениями до рассвета.       — Мин-сюн… — тихо шепчет Цинсюань, схватившись за холодную ладонь. Он не просыпается, но брови всё равно хмурятся, будто он видит неприятный сон. Хэ Сюань не подает ни звука, лишь продолжает водить пальцами по растрёпанным грязным волосам.

***

      Ши Цинсюань вскакивает с места, когда на пороге слышатся голоса орущих людей. Толпа загорелых и неприятно пахнущих людей осторожными шагами ступали в обветшалый храм в поисках чего-то съедобного.       — Дружище, поделись с нами едой!       Несмотря на усталость, бывший Бог Ветра легко поднимается с места. Но резко замирает и переводит взгляд на ладони — ни следа от недавних ран. Мужчина суетливо оглядывается по сторонам, но не находит ничего серьёзного. Только тогда он весело усмехается, заметив капельку заботы, перед тем как отправиться к толпе нищих.       — Постойте-постойте, я с Вами! Я Бог Ветра, можете обращаться ко мне «Старина Фэн»!       — Что? — неугомонно шумит толпа. — Если ты Бог, где твои дарования?       Ши Цинсюань замирает всего на несколько секунд:       — Я в отставке! Так давайте поищем еду, я есть хочу ужасно! — шумит он вместе с толпой. Но внутри всё теплеет.       Значит, это был не сон.       По крайней мере, хоть и незаметный, но Мин-сюн всё ещё рядом с ним.