***
— Выше, Уилсон! Мерлин и Моргана, кто доверил вам палочку? – пищал профессор Флитвик на весь Большой зал. Ремус прошёл мимо несчастного Пита Уилсона, которого заставили помочь с украшением зала к самому сладкому – как выразился Сириус накануне – празднику – Дню всех влюблённых. Также зал украшали толпы девчонок с разных курсов и факультетов. Они носились туда-сюда, громко вереща, повсюду роняя ленты и шары мерзкого ярко-розового цвета. Удивительно, как какой-то несчастный праздник мог заставить слизеринок и гриффиндорок вместе завязывать банты на ножках факультетских столов. В любом случае, Ремус не собирался помогать этому хаосу, поэтому он уселся на привычное место за столом, чтобы позавтракать. Несмотря на то, как парень старательно показывал, что его не волнует такая чепуха, как праздник Святого Валентина, у него сосало под ложечкой от мысли, что завтра вечером он пойдёт с Сириусом на настоящее свидание, где вручит ему настоящий подарок, который сейчас мирно покоится под кроватью. Ремус даже спустя полгода не привык к своему статусу бойфренда. Остальные Мародеры присоединились к нему через пятнадцать минут. Невыспавшийся Джеймс на автомате засунул в рот тост и начал накладывать кашу в тарелку. — Скажем ему? – хихикнул Питер. — Нет, Хвост, пусть наслаждается завтраком феи, – Сириус из последних сил старался не засмеяться, но все пошло насмарку, и трое друзей взорвались хохотом. Джеймс недоуменно достал изо рта тост, который был хорошо присыпан блёстками для украшения зала. — Мерлиновы яйца! – парень залез под стол, чтобы сплюнуть незваное угощение, при этом щедро проклиная все вокруг. Напоследок ударившись затылком об угол столешницы, Джеймс наконец поднял голову и нос к носу столкнулся с деканом их факультета. — Мистер Поттер! Даже знать не хочу, чем вы там занимались! – Доброе утро, профессор МакГонагалл… – Джеймс на ходу придумывал отмазку. – Мне не нужны ваши рассказы, мистер Поттер, я вдоволь ими сыта, – она посмотрела на циферблат наручных часов. – Итак, я хотела сообщить вам, – она окинула взглядом всех четверых. – Что если вы и в этот раз умудритесь испортить всем праздник, то вылетите из школы быстрее, чем успеете сказать слово «розыгрыш». Вам понятно? Мародеры грустно закивали головами, вспоминая, что на Рождество Большой зал превратился в болото с их помощью. И живых тыкв на прошлый Хэллоуин, и много других классных вещей, которых декан классными не считала. — Спасибо за понимание, – она развернулась и зашагала к выходу. — Старая Минни, конечно, так мы и пропустим такое веселье! – Джеймс взъерошил волосы и обернулся к друзьям. – Итак, где мы нашкодим в этот раз? — Э-э-э… Вообще-то, Джеймс, мы собирались… – неуверенно начал Питер. Поттер выгнул бровь, ожидая продолжения. — Мы все идём на свидания, Сохатый, – Ремус взял удар на себя. — Что? Сириус похлопал Джеймса по плечу: — Это называется «личная жизнь», Оленёнок. Пора бы тебе тоже ей заняться, пока Эванс не вышла замуж и не родила троих детей, – он указал на рыжую девушку на другом конце стола. Она мило беседовала с Районом Хоганом из Хафлпаффа. — Можно подумать, что у тебя есть девчонка, Бродяга. Ты ведь даже не говоришь кто она! — Зачем мне тебе врать, Джимми? – хитро улыбнулся Сириус. — Не знаю! Ты ведь всегда делаешь, что в голову взбредет! – Поттера поглощала досада от несостоявшегося розыгрыша. Сириус лишь закатил глаза. Джеймс не знал, что под столом перепачканные чернилами пальцы Лунатика играют с длинными пальцами Бродяги. И в момент, когда их ладони крепко сжимались, искра из руки Сириуса проходила в руку Ремуса и заставляла слегка краснеть его щеки.***
Сириус стоял напротив зеркала, стараясь не придушить себя собственной бабочкой. Что-что, а завязывать галстуки его Благороднейшая и Чистейшая Семья Блэков не научила. Дверь отворилась, вошёл Ремус, одной рукой держа палочку, на которой стояла дымящаяся кружка кофе, а другой учебник, и уселся за стол, где его ожидало эссе по древним рунам. — Луни, ты когда-нибудь перестанешь быть такой зубрилой? – пальцы Сириуса вновь образовались непонятный узел с бабочкой. — А ты когда-нибудь перестанешь быть таким красавчиком? – парировал Ремус. — Ладно, убедил. Сириус оставил попытки победить галстук. Он развернулся, подошёл к Ремусу сзади и повис у него на шее. — Бродяга, ты немного мешаешь, – пожаловался Ремус, но сопротивляться не стал. — Да ладно, Луни, сейчас выходные, можно немного и поразвлечься, – конец фразы Сириус уже шептал, обжигая дыханием и без того горящие уши друга. — И как же? – Рем сам не знал, что его голос может так охрипнуть. Сириус стянул с шеи бабочку. — Умеешь с ними обращаться? Ремус покачал головой. — А я умею. Гладкая ткань коснулась лица Ремуса и в следующую секунду он погрузился в темноту.***
Сириус убедил Ремуса надеть костюм, будто он «на самом деле идём покорять сердца девчонок». В этот раз обошлось без ненавистных бабочек, хотя они и потеряли единственную где-то в кровати Ремуса. Сириус глаз не сводил со своего суженого, раздевая его глазами раньше времени. Лунатик и обычно выглядел прекрасно, но сейчас он был таким горячим, что Блэку не терпелось свалить подальше от лишних глаз и нытья лучшего друга. — Вы самые ужасные друзья на свете, – завыл Джеймс, растянувшись поперёк своей постели. — Не мы виноваты, что ты не можешь найти себе девчонку, – в сотый раз повторил Сириус. — Зачем мне девчонка, когда есть вы? – Поттер перевернулся на живот и состроил щенячьи глазки. — Очень мило, но мы все равно уходим, – Ремус потрепал друга по волосам. — Да, Оленёнок, развлекайся, праздник же, – Блэк повторил жест Лунатика. — Счастливого дня всех влюблённых, Джеймс, – Питер не отставал от друзей. Как только все трое оказались в коридоре, из комнаты послышался стон отчаяния. Они распрощались с Питером у портрета Полной Дамы. — Итак, куда же мы все-таки идём? – поинтересовался Ремус. Сириус взял на себя организацию места и до сих пор не рассказывал, куда они отправятся. — В астрономическую башню, конечно, – Блэк выглядел довольным собой. — Моргана, Бродяга, можно я скажу, что ты капец как предсказуем? – улыбнулся Ремус. — У тебя когда-нибудь был секс под открытым небом в окружении сотни свитков с изображением звёздного неба? – Сириус выгнул бровь. Ремус нахмурился. — Пожалуй, с такой стороны я на это не смотрел, – их смех эхом прокатился по пустом коридору. Они быстро добрались до места свидания. Пока Сириус накладывал всевозможные заклинания на дверь, чтобы никто не помешал им, Ремус стоял, обронив челюсть, и глядел на смотровую площадку. Всё учебное оборудование было сдвинуто в угол и скрыто под большим белым полотном. По середине лежало даже на вид тёплое тёмное одеяло, вокруг стояли свечи и несколько чаш с едой и напитками. Часть крыши была открыта, с неё открывался потрясающий вид на окрестности Хогвартса и, самое главное, на небо. Чистое, без единого облачка, оно было покрыто россыпью сияющих звёзд, таких же сияющих, как блёстки на бутерброде Джеймса. Сириус взял парня за руку и повёл к покрывалу. Скинув туфли, они уселись по-турецки напротив друг друга. — Тебе не холодно? – Блэк коснулся ледяным пальцами щеки Ремуса. Тот перехватил его руку и поцеловал её. — Нет, Сириус, мне тепло, – секунду он помолчал. — Никогда не думал, что такое типичное свидание будет таким потрясающим, – широко распахнув глаза, он смотрел на ночной небосвод, будто ребёнок на витрину Сладкого королевства. — Думаю, дарить подарок будет лишним, а то того гляди с ума сойдешь, – Сириус наклонил голову, и кудри закрыли ему глаза. Ремус наконец переключил свое внимание на парня. — Нет, так ты от меня не отделаешься, – он поправил Блэку волосы и в его руке появился маленький бархатный мешочек. – Вместе? — Вместе, – Сириус кивнул и достал из внутреннего кармана плоскую коробочку. Они одновременно открыли подарки. Секунду Ремус щурился, пока не понял, что в коробочке Сириуса лежит кулон с гравировкой «Ты моя главная шалость». Парень рассмеялся. — Что смешного? – возмутился Сириус. Ему понадобилось время, чтобы хорошо раскрыть полученный мешочек и увидеть кулон с засушенным цветком внутри, — Ты ведь сушил такие летом… Люпины? – до него наконец дошёл юмор ситуации. — Мы с тобой сентиментальные дети, ты знаешь? Люпин лишь смеялся держась за бока. — Иди сюда, балбес, – Сириус притянул друга и застегнул ему цепочку на шее. То же сделал и Ремус. Они оказались так близко друг другу, что Сириус мог рассмотреть каждый блик уходящего смеха в янтарных глазах Рема. — Я люблю тебя, Сири. Это лучший День всех влюблённых в моей жизни, – выдал Люпин на одном дыхании. — Не думай, что мы последний год встречаемся, – Сириус перекинул ногу через друга и оказался у него на коленях. – И я тебя люблю, Луни. И он поцеловал его. Так горячо и самозабвенно, будто это последний их поцелуй, который оба запомнят на всю жизнь. Ремус лишь поддался вперёд, обвив руками талию бойфренда. Он чувствовал себя счастливее всех на этом свете настолько, что все внутренности вдруг перевернулись. Он будто взлетал, все вокруг покрывалось дымкой блаженства, пока он вдруг снова оказался в настоящем.***
Он снова лежал на полу в своем полуразрушенном доме. Согнувшись, подобрав под себя босые ноги, лежал, забыв, как дышать. И лучше бы он уж забыл, как это делать и прекратил этот бесконечный круг страданий. Он отстраивал себя заново так долго, на сколько хватало его иссякших сил. И вот он снова летит вниз, как сизифов камень. В бездну самобичевания и тьмы. Туда, где его ждёт уже сдавшийся Ремус. Он встретит его, как старый друг со словами «Ну, что, снова?», а потом как самый заклятый враг будет стараться оставить его на дне как можно дольше. Хотя, может, он этого и добивается. Добивается того, чтобы его душа, истерзанная уже в клочья, перестала существовать вовсе. Но она, как последняя сука, все ещё держит его на плаву и заставляет приползать к Той Чаше снова и снова, забирая остатки разума. Говорят, зеркало Еиналеж может свести тебя с ума, но почему все забывают про Омуты? Ведь не зря они носят такое название. Они, как дементоры, вытягивают из тебя счастливые воспоминания, заставляют сравнивать их с твоей настоящей никчёмной жизнью и в итоге пригвождают тебя, как пса, к себе на веки. Он понимает, что так нельзя, что нужно обратиться за помощью. Просто встать, послать письмо Доре и все закончится. Он снова станет подобием нормального человека. Но нет. Он хочет этого, хочет изувечить себя, свести себя в могилу, чтобы встретится там с ним. Поэтому он и забвенно бросается в Чашу. Он не может без него. Осознание смерти любимого убивает больше, чем осознание желания собственной смерти. Он не уберег его, не заслонил, даже не смог сказать на прощание, что он все ещё любит его. Спустя годы разлуки и тонны лжи, все ещё любит. И Вселенная так мало времени дала их счастью. Значит он не достоин. Не достоин Сириуса. Не достоин быть с любимым. Не достоин быть вообще. И слезы горячими струйками текут по его несчастному, изрезанному шрамами и морщинами лицу. Они затекают за уши, стекают по подбородку, попадают на ворот старой рубашки. Он больше так не может. Совсем скоро взойдёт луна и все закончится, волк убьёт носителя. Он всегда был чувствителен к страданиям Ремуса, грыз себя и кидался на острые углы, лишь бы перестать чувствовать человеческих страданий, которых ни одно животное не в состоянии вынести. В первый раз в жизни Ремус был рад своей ликантропии. Ему бы никогда не хватило духу прикончить себя самому. Лишь маленькими шагами, но это в сотни раз больнее.***
Утренние лучи солнца коснулись кровавой шкуры бурого волка, и солнечный зайчик отразился на ветвях деревьев от странного потертого кулона на шее животного. Всё собаки попадают в рай. Значит, и он сейчас там со своим Бродягой.