Зачем человеку сердце

Дверь тихо скрипнула. Мне не было нужды поворачиваться, чтобы знать, кто именно заявился в столь поздний час и нарушил покой Младшего Патриарха. Во всей школе такой человек нашёлся бы только один. Майон Тхиа. — Кинтар, — произнёс он, подходя и усаживаясь напротив, чтобы посмотреть мне в глаза. Я видел у Тхиа разные взгляды: весёлый, насмешливый, высокомерный, отчаянный, наполненный болью и безудержно радостный. Но такого, как сегодня, не видел ни разу, да и Тхиа, пожалуй, так на меня никогда не смотрел. — Кинтар, — повторил он и подался вперёд, своим лицом к моему, губами к моим губам, одним гибким быстрым движением. Наши губы соприкоснулись, и я ощутил, как Тхиа застыл на весу, между прильнуть ближе и мгновенно откачнуться назад, и вспомнил, как он стоял в дверях в день моего Посвящения. И как тогда нельзя было его оттолкнуть, так нельзя было и сейчас. И в миг, когда Тхиа застыл, предоставляя мне выбор и одновременно лишая его, я поймал его одной рукой за затылок, а второй за пояс, и сам притянул к себе. А дальше было то, что описать у меня не достанет слов. Впрочем, даже у образованного Тхиа их, пожалуй, не хватит. Мой, мой, мой, — пели мои губы, по-хозяйски прикасаясь к лицу, шее, груди того, кто обнимал и целовал меня в ответ. Мой, мой, мой, — я уже не заботился, мысленно произношу это слово или оно слетает с моих губ. — Твой, — всхлипнул Тхиа, подаваясь ещё ближе, будто стремился слиться со мной в одно целое. Впрочем, мы давно уже были одним целым. — Кинт, мне не надо солнца на небе, я даже не думал, что такое может быть на свете, — лихорадочно шептал он куда-то мне в висок, — я готов благословить каждую затрещину, которую тогда от тебя получил, каждый удар, каждый синяк, ведь если бы не это, мы бы никогда… Я нашёл его губы и поцелуем заставил замолчать, потому что мне вспоминать было страшно, ведь ещё один удар, и не было бы его — того, кто всегда понимал меня, держал, помогал. Любил, черти забери. — Я люблю тебя, Тхиа, — выдохнул я, чтобы услышать эхом прозвучавшее: — Я люблю тебя, Кинт, — но Тхиа не был бы собой, если бы этим ограничился. — До скончания века, до последнего вздоха не будет у меня никого ближе, клянусь тебе, — он лихорадочно целовал моё лицо, одновременно пытаясь смотреть мне в глаза. — Успокойся, — я прижал его к себе и стал нежно гладить по волосам. — Никуда я не денусь. Сколько мне отпущено, столько проживу с тобой. Мы лежали молча, и вдруг я вспомнил ещё кое-что. — А ведь Дайр давно всё понял, — произнёс я. — Ещё в день свадьбы Нену. Я тогда взбеленился, а он всё наперёд знал. И когда я до него дорасту? — Не надо тебе до него расти, — ласково отозвался Тхиа. — Ты собой будь. Потому что мне нужен не Дайр Тоари и не кто ещё, а ты, Шенно Дайр Кинтар, таким, какой есть. И если ты иногда дурак, то так даже лучше, а то зачем бы тебе был я тогда? Зачем человеку сердце? — подумал я, поудобнее устраивая его голову у себя на плече. — Затем и ты мне нужен, Майон Тхиа.