Вместе тепло

      С самого детства я наслаждалась каждым днём, ведь вечером приходил папочка и забирал меня из садика в наше уютное убежище. Мы долгое время жили у бабушки с дедушкой. Это были милые супруги, прожившие вместе более пятидесяти лет. Они всю совместную жизнь держали свою ферму, поэтому я, как и папа, с детства любила животных. Тэхи — так зовут моего дорогого отца, — всегда смотрел на своих родителей с теплотой, и я знала, как сильно он мечтает о такой же крепкой семье… Но мамы у меня, однако, не было.       Когда мне исполнилось десять, бабушка рассказала мне историю моих родителей, и я преисполнилась ещё большим уважением и любовью к Тэхи, чем раньше.       Мои родители были парой с безграничными общими интересами, любовью и планами связать себя узами брака, когда окончат университеты. Но моё зарождение в утробе низвергло их любовь к низам — она категорично не хотела детей. Странно, конечно, но она, будучи беременной, просто сбежала. О ней ничего не было известно. Лишь спустя месяцы папе пришло сообщение с адресом. Когда он приехал за мной, ему сказали, что родившая сразу написала отказ, когда оклемалась, а после тут же сбежала. Мы никогда не искали её.       Я видела, как папе было тяжело: он много работал, вся его любовь была направлена на меня, потому личной жизни не было, из-за чего, пусть и был со мной, он был одинок — я это чувствовала. Но при этом не один раз я слышала, как Тэхи говорил своим друзьям, что никогда не жалел о том, что забрал меня тогда. «Я действительно очень сильно люблю детей, люблю свою дочь, понимаете? Я не жалею и никогда не буду жалеть о том, что она у меня есть».       Папочка всегда интересовался всем, что связано со мной. И я безгранично ему доверяла, рассказывала каждый потайной секрет (за исключением одного единственного за всю жизнь). В обмен всегда его просила без утайки рассказывать о себе. И так всегда: любовь и гармония. Мне всегда казалось, что наши души даже чересчур идеальны, ведь мы ни разу не поссорились, понимая друг друга просто с полувзгляда. Все говорили, что я во всём практически полностью его копия, и я безмерно благодарна генетике за это.       Я всегда любила книги и хотела тоже писать. В двенадцать поняла, что могу сочинять стишки. Тогда у меня появилась первая в моей жизни мечта — написать великое стихотворение, оду или поэму о моём дорогом человеке. Да так, чтобы поразить его до глубины души, поэтому держала в тайне всё, связанное с этим — для пущей неожиданности. Потихоньку писанина о моём папочке стала целью всей жизни, и я совершенно всё посвящала ему, в конце подписываясь: «Твоя Хэми». Я росла, но неизменно считала, что он для меня важнее собственной жизни.       А жизнь имеет свойство меняться. В одночасье в моём мире пропало всё — мой рассудок стал мне отказывать. Это случилось, когда мне было пятнадцать. Тогда я случайно разломала себе все пальцы рук. Уже не важно, что и как. Просто стройка, бетонная плита, ребята, я и беспечность. Я спрашивала себя: «Хэми, как ты будешь печатать или писать? Можно диктовать папочке, и он напишет. Нет, так нельзя, ему нельзя знать!» — впервые я прекратила писать. У меня не было желания даже читать. Хоть папа и был всегда рядом, совсем забыв о себе, но всё равно мне было горько… Пальцы срослись, но стали кривыми и плохо слушались. Только лишь моя психика не срослась. Я будто умерла. Я любила папочку, ценила его заботу, но всё моё естество было пустым, ведь я прекратила писать.       Прошёл ровно год с несчастного случая. И весь тот год у меня была непреодолимая тяга ломать себе пальцы снова и снова, чтобы в следующий раз они срастались лучше. И я ломала. Ломала, пока папочка был на работе. Тогда я не думала, что делаю что-то плохое. Я вообще ни о чём, кроме того, чтобы дать срастись пальцам лучше, не думала… Тэхи снова и снова оберегал меня от кипы докторов, чтобы лично водить только к одному дорогому психотерапевту, которому доверял больше, чем лечению в психиатрических клиниках. Я думала, что это будет концом всего моего будущего, но он не поставил мне диагноз официально. Вот только его слова, что у меня «F22.8, что означает причинение вреда себе», я запомнила на всю жизнь.       Папа сказал, что смена обстановки и морской воздух пойдут мне на пользу, поэтому мы уехали из города и поселились в белом домике возле моря. Это место казалось мне уютнее прошлого из-за того, что я знала, что папа с раннего детства приезжал сюда на любые каникулы, проводил здесь много времени и всегда дорожил этим домом прадедушки. Здесь я перестала думать о боли в физически здоровых пальцах и о писанине — вообще о чём-либо таком прекратила думать и просто тепло проводила дни с папочкой, много гуляя. У меня даже появились настоящие друзья — малышка Иб и мальчик Гарри, что был старше нас обеих. Иб и Гарри ходили одним целым, всюду вместе. Мне было интересно с ними, да и с остальными ребятами тоже. Мне нравилось, что папочке симпатизировали все здесь: взрослые всегда переговаривались о нём, нахваливая, а мои друзья очень любили его обсуждать, некоторые же вообще открыто показывали ему свою заинтересованность. Всё, связанное с папой, меня искренне радовало.       Как-то я познакомилась с девушкой, что часто гуляла у нашего дома. Оказалось, эта Сэф тоже корнями отсюда, как папочка. Когда поближе подружилась с ней, то отметила: они похожи не только характером и речью — хоть Сэф и была младше Тэхи на семь лет, — но даже внешность у них имела множество сходств. Когда узнала, что она писатель, в моей голове и в поведении случилось ужасное — у меня случился приступ. В такие моменты папочке было страшно за меня, но Сэф помогла мне справиться с приступом. Позже я узнала: она со школы ходила к психологу, потом конфиденциально к психотерапевту, у неё тоже случались приступы паники, навязчивые мысли и мании сделать себе больно. Разница в возрасте у нас не чувствовалась, мы стали лучшими друзьями. Не раз устраивали сеансы психотерапии друг другу. Именно она вылечила меня — стала моими руками, слушая и печатая мои слова. Сама же девушка писала целые длинные истории. Как-то, предложив выпустить сборник моих стихотворений, она неожиданно вернула мне смысл. Из-за рассказов о ней, я смогла рассказать папочке, что пишу кое-что и сама, только конкретику оставила в тайне. Для него это оказалось важным. Он понял, почему руки были так важны для меня, недомолвок не осталось. Я никогда не чувствовала себя такой лёгкой и полноценной, чем в те секунды разговора с ним.       Немыслимое счастье: два самых важных человека в моей жизни стали общаться. Они много времени проводили вместе. Я много слушала и Сэф, и Тэхи: «Мне комфортно, спокойно и приятно с ней, как ни с кем другим»; «Знаешь, я… я ведь всегда наблюдала за ним — я росла здесь, в этом городе, а он часто сюда приезжал… Он всегда нравился мне. Я так счастлива!», но он решил, что пора уезжать в новое место. Новость была словно ледяная вода посреди жары — внезапная. Папочку там ждала новая работа и девушка, с которой встречался ещё до переезда. Я никогда не препятствовала его отношениям — он имеет право на счастье, как и каждый человек! Итак, прожив у моря ровно год, мы уехали в другую страну. Мне было семнадцать, я видела, как в глазах моих друзей струился пруд… Попрощались мы со всеми быстро, чтобы никому не рвать душу. Только взгляд Сэф, который был устремлён на Тэхи, врезался в память, задел за живое. «Любовь и боль там, в её взгляде…» (позже я написала стихотворение об этом).       Все связи с кем-либо у нас оборвались внезапно: мы скоропостижно уехали в другое место — лесную глушь, отсталую деревню. Там прожили два года. Всё это время я записывала мысли на диктофон, когда папочки не было рядом (ведь я продолжала скрывать свои работы от него), но Тэхи знал об их существовании, и это было самым главным, этого было достаточно. Вскоре его девушка не выдержала в глуши, и они расстались. Мы с ней общались нейтрально, так что я не грустила — мне с папочкой было настолько спокойно везде, будучи просто вдвоём, что о посторонних я задумывалась мало.       Шёл девятнадцатый год моей жизни, а мы вновь переехали. На этот раз в крупный и гудящий город. Тэхи было необходимо поработать там минимум год. Для моих новых знакомых было совершенно удивительно, почему я не скучала по прежним друзьям, как легко расставалась со старыми школами, почему встречи с новыми людьми меня не пугали. Они не понимали, никто так и не смог понять, кроме Сэф, что мой папочка, папа, отец, заменивший мне и мать, и всех, заменял мне и весь мир целиком. Я же не была для него всем миром… Временами он с тоской говорил о том, как мечтает о большой семье… Потребности в романтической любви у меня не было, а у папочки она была. (Через несколько лет я поняла его, но и во все те моменты, когда я встречалась с кем-либо, папа не укорял меня за мои вкусы и действия, что способствовало безграничному доверию. Никто из знакомых мне не мог так открыто говорить с родителями, и когда я думала об этом, то просто не знала, куда себя девать: разве можно любить человека всё сильнее с каждым днём, с каждым годом, если эта любовь и так столь огромна?)       К моменту, когда мне исполнился двадцать один год, мы пытались найти подходящий дом ещё четыре раза, но в один день резко осознали — всё не то. Я решила освежить море в памяти папочки: друзья, песок, солнце, Сэф… После упоминания Сэф, мы обоюдно решили разойтись кто куда, чтобы обдумать наше бытие отдельно. Как итог — решили вернуться. И вот, спустя годы, я смогла увидеть Сэф, любимый город, дом, друзей, знакомые улицы и всех этих питомцев наших соседей. Всё мне здесь казалось родным и тёплым, словно объятия дорогого отца.       Много дней и бессонных ночей мы целой гурьбой проводили время у кого-то дома или у моря. Позже мы с Сэф снова стали много времени проводить только вдвоём. Она за время нашего отсутствия выпустила ещё одну толстую книгу и несколько рассказов. С ней мы долго составляли мой сборник стихотворений, я неотрывно совершенствовала свои произведения, а она печатала мои слова. Я чувствовала умиротворение каждый раз после прочтения своего готового произведения. Ведь готовыми я считала только те, которые хорошо раскрывали Тэхи, его черты характера.       Пришёл тот самый день, когда моя книга уже поступила в разные магазины. Копии книг, что были даны мне, я раздала многим знакомым из разных стран, отправив почтой. Тот самый момент вдруг настал — этот прекрасный человек взял в руки мою книгу «Морской зов, его голос, её сердце» и пропал в ней на пару недель. Оказалось, он перечитывал, заучивал и осмысливал…       Я писала о самом для меня дорогом — о Тэхи, а получилось обо всём: о разных сценках из жизни, моей вселенской любви к нему, его чувствах к своей дочурке… Но ещё и о чувствах Сэф, об их встречах и разговорах, о его чувствах к ней… Эта пара является истинным домом друг для друга, я всегда видела это отчётливо и ясно.       После прочтения Тэхи сказал мне: «Понимаю, что я — всё для тебя, поэтому все строки, написанные не только обо мне, но и о Сэф тоже… Спасибо… Благодаря этой книге я понимаю, как ты тоже трепетно относишься к Сэф», а после долго ещё ходил задумчивым.       Теперь, когда мы разговаривали, то оба могли просто взять и процитировать строки из сборника, иной раз даже в унисон, отчего смеялись потом. Он много благодарил меня, гладя по голове и говоря о том, как я хорошо постаралась и как сильно он счастлив читать это всё. Несколько раз я видела его блестящие от слёз глаза — тогда он звал меня к себе, гладил по голове и долго объяснял, что самое ценное в моей жизни — это я и моя жизнь, а не он. «Но я очень тронут… Я и представить не мог, что настолько дорог тебе, Хэми, моё ты дитя». После чего мягко обнимал, слабо раскачивая нас из стороны в сторону, и медленно и мягко напевал своим низким глубоким голосом разные песни, как делал всегда, когда испытывал много эмоций.       Как-то, когда я наблюдала за этими двумя в очередной раз, ко мне пришла мысль, что их отношения можно описать как доброе сумасшествие на двоих. Например, сейчас они еле касаются пальцами друг друга, но это самое нежное и заботливое касание; а сейчас убегают от полиции, крепко держась за руки и от души смеясь всё время; или разговаривают через закрытое окно, и она дразнит его черничным пирогом… Не описать, сколько всего между ними было. И в один момент папа наконец-то понял — всё это правда, чувства настоящие. А поняв, вознамерился ей признаться.       И они встретились: «Не хватит слов всех словарей мира, чтобы описать, что я к тебе чувствую, Сэф… — Да… — Сэф, я… люблю тебя. — Я тоже, …Тэхи. Тебя люблю беспросветно…»       Дали ли они обещание друг другу о любви до самого конца? Всё возможно. Будут ли у них ещё дети?.. Если да, то они вырастут в по-настоящему любящей друг друга семье.       …А в тот момент, когда они признавались в чувствах, я стояла за углом дома, слушая их разговор, и крепко сжимала книгу своими кривоватыми пальцами, испытывая чистейшую радость за отца. И лишь одно крутилось у меня в голове: как же я благодарна моему Тэхи, этому великому человеку за то, что он для меня…