конформист из джерси

Когда Пит шёл по улице, держа какие-то тетради подмышкой, на улице розовел закат. Сигаретный дым темнел и клубился на фоне светлого неба. Тельман подумал о том, что Майклу, как безнадёжному романтику, это наверняка понравилось бы, но тот снова сидел дома, из-за чего ему, Питу, приходилось сейчас тащиться через весь город к нему, ведь автобусы для конформистов. Стэн и Фиркл по-предательски свалили на какую-то конформистскую пьянку, Генриетта сказала, что невероятно занята сегодня с книжками, Маковски на него отчего-то обиделся, так что Майкл был единственным, к кому Пит мог просто так прийти - уж всяко лучше, чем наслаждаться общением с родителями в долбаном трейлере. Как причину своего внезапного визита, он взял с собой прошлогодние конспекты Майкла по биологии, которые тот любезно отдал ему, как старший. Тот вроде и не просил их ему возвращать, но Пит не был человеком, который может просто так и без приглашения прийти к кому-то домой. Генриетта являлась единственным исключением - двери её мрачной комнаты были всегда открыты для ещё более мрачных друзей, только если она заранее не предупреждала их, что будет занята и какое-то определённое время к ней лучше не соваться. А Питу, тем не менее, становилось одиноко одному, хотя он и не признал бы это, ссылаясь на простое желание поговорить с кем-нибудь. От природы болтливый, парень не мог держать язык завязанным слишком долго, а с родителями особо не поболтаешь, вот и приходилось находить предлоги, чтобы под ночь завалиться к другу. Майкл же не был болтливым - скорее, наоборот, чем меньше он открывал рот, тем больше он вёл себя по-майкловски. Молчаливый слушатель, впитывающий всё, что болтает друг, как губка, успевая переваривать всю эту информацию, сделать для себя какие-то выводы и думать дальше о своём, одновременно воспринимая всё новые и новые вещи от не закрывающего рот Тельмана. Пит ужасно ценил его возможность долгое время терпеть его болтливость и нытьё о том, какие все вокруг тупые конформисты, не говоря ни слова, если Тельман сам его об этом не спросит. Иногда парню казалось, что Майкл во время разговоров отключается и уходит в себя, но тот мог дословно пересказать всё, что произнесли его друзья едва ли не за всё время их знакомства. У него словно был маленький диктофон в мозге, который всегда был включен и имел бесконечную батарейку. Вернее, бесконечную, пока жил хозяин диктофона, о смерти тоже нельзя забывать. Подходя к дому, Пит неуверенно нахмурился. А дома ли Майкл вообще? Будет ли он рад неожиданному гостю? Есть ли у него желание разговаривать? Нужны ли готу его конспекты, в конце концов? Откинув с глаза чёлку, как откинул он и тревожные мысли, Тельман нажал кнопку звонка. Дверь ему открыла мачеха Майкла. Пит постарался как можно более приветливо улыбнуться, что разучился делать лет десять назад - уж такова жизнь гота в Сауспарке. - Здрасьте, - продолжал попытки улыбаться он, - Майкл дома? Я хочу обсудить с ним кое-что по учёбе. Пит сразу понял, что эта тактика подходит как нельзя лучше - так у женщины не появится мысль забрать конспекты пасынка и отправить его друга откуда пришёл. Причины обдумывать это у него не было никакой, но нарастающая с любой левой мыслью тревожность делала своё дело. - А, опять ты, - добродушно поздоровалась мать-самозванка, пропуская парня в квартиру, - Не думаю, что он в настроении обсуждать учёбу, но он наверняка будет рад тебя видеть. У него под вечер температура поднялась, хотя сейчас вроде лучше. Только недолго, ладно? Ему нужно отдыхать. Совсем себя запустил, а ведь всего восемнадцать, - ворчала женщина, со вздохами наблюдая за тем, как Пит расстёгивает лиловые бляшки не менее лиловых ботинок. Тельман хмурился под чёлкой. Майкл никому ни слова не сказал ни о температуре, ни о своём самочувствии. Самостоятельность это, конечно, здорово, но надо хоть иногда посвящать близких в свои проблемы. Питу даже стало неловко думать о том, как много сам он вываливает на головы остальных, и в особенности Майкла, и сколько у того может быть собственных проблем. Тельман думал об этом и раньше, но когда напрямую спрашивал друзей, не слишком ли много он говорит, те либо сразу выражали раздражение (иногда их и спрашивать не надо было), либо говорили, что всё в порядке. Майкл всегда находился в последней категории. О да, у него всегда всё в порядке (насколько что-то может быть в порядке в этом гниющем мире - заметил бы Майкл). Теперь Пит был намного более уверен в том, что пришёл не зря, надеясь стать хоть какой-то моральной поддержкой для друга. Вот только тот этой самой поддержки никогда и не просил. Тельман на крыльях сострадания, которое просыпалось в нём не так часто, поднялся по лестнице. Постучав в знакомую дверь и не услышав ответа, он тихо приоткрыл её и заглянул внутрь. Всё было как обычно - аккуратный стол, ровно расставленная на полках коллекция книг, большой винтажный плакат скелета на стене с написанными рядом названиями костей, в целом ужасно минималистичная тёмная обстановка. Всё было обычно за исключением одного - Майкл лежал в кровати и, кажется, спал. Тихо пройдя к нему, Пит изумлённо вскинул бровь - парень если и не спал, то точно очень крепко задремал. Из наушников, вставленных в оба уха, очень громко играли Джой Дивижн. Только хардкорные готы могли спать под такую жесть. Пит пролил скупую готскую слезу, гордясь другом. Едва ли Майкл слышал хоть что-то, что происходило вне пространства между наушниками и ушами. Веки парня покраснели, а под глазами залегли тёмные тени. Насколько помнил Пит, он видел Майкла спящим один или два раза, и всё время в комнате Генриетты - обычно он дремал, сидя на полу и оперевшись спиной на край кровати. Сейчас же он полноценно спал, посапывая, даже как-то по-конформистски. Сделав новое открытие о том, что старший - реальный человек и ему тоже нужен сон, Пит неуверенно сел на край кровати, положив рядом конспекты. Он точно знал, что будить друга в таком состоянии было бы просто кощунственно, но и уходить ему не хотелось. Пит устремил взгляд на книжные полки в поисках тех, что он не успел ещё позаимствовать у Майкла. Читать он любил наверное даже больше, чем Генриетта, а переплюнуть её в этом было сложно. Тем не менее, у самого Пита книг было не слишком много, а покупать новые не особо хотелось - лучше отложить на сигареты и кофе, - поэтому приходилось таскать их у друзей или в крайнем случае ходить в библиотеку. Там, по крайней мере, было тихо. Просканировав полки в поисках того, что могло бы его заинтересовать, он остановился на унылом учебнике биологии. Вкус в книгах у него был не слишком утончённым, а это было хотя бы полезно. К тому же, кому не интересно посмотреть на органы? Всё же учебник Питу быстро наскучил - рассматривать органы в одиночестве было не так интересно, куда хуже, чем с умными пояснениями Майкла и едкими шуточками Фиркла, так что книга быстро вернулась на полку. Неожиданно для самого себя, Пит остановился на знакомой чёрной тетради, впихнутой тут же между учебников. В этой тетради были странные и ломаные стихи Майкла - читать их было сложно из-за не слишком ясных ударений, но в этом была вся их прелесть. Неидеальность - вот что делало поэзию живее. Аккуратно вылизанные строчки казались Питу трупами, и это было малопривлекательно, несмотря на его любовь к мертвечине. Майкл повозился под одеялом и что-то буркнул сквозь сон. Пит изумлённо вздрогнул на это, открывая для себя всё новые привычки спящего друга. Ему даже стало неловко. Майкл никогда не был против того, чтобы друзья листали его записи, хотя всё же предпочитал читать стихи самостоятельно, чтобы голосом изобразить именно то, что он подразумевал тем или иным словом. Пит прекрасно понимал, что он имел ввиду, говоря о том, что никто не поймёт поэта лучше самого поэта. Чёртов романтик, мать его. Тем не менее, "понимающий себя поэт" спал, так что объяснять смысл стихов было некому. Решив, что Майкл в любом случае не был бы против, Пит перебазировался в кресло, перекинув колени через подлокотник, и принялся листать толстую тетрадь до более последних страниц, которых он ещё не видел. В чтении новых стихов друга было что-то ужасно приятное. Пит, огромный любитель искать сложные посылы, мысли автора или его мотивацию - в общем всё, что включали в себя уроки литературы, - получал двойное удовольствие, если автором оказывался его друг. Иногда это заставляло задуматься. Вот и сейчас он листал тетрадь, исписанную аккуратным мелким почерком друга, стараясь найти новую причину для раздумий, которую он не успел разобрать на слоги. У самого Пита стихи всегда выходили кривыми - не в той очаровательной небрежности, в какой писал Майкл, и не с той резкостью и точностью, с какой била в цель Генриетта. Майкл на это успокаивал его и говорил, что Тельман слишком строг к себе, и зачитывал ему понравившиеся строчки, но гот был непреклонен. Поэтому стихосложение Пит оставил в покое, изредка отдавая предпочтение прозе, да и ту писал в стол, находя себя именно в роли читателя и критика. Вот и сейчас он вчитывался в строки новых стихов друга, повествующих о том, какие все вокруг конформисты и почему Майкл не родился мёртвым. Неожиданно, после прочтения нескольких стихов и мысленного восхваления способностей друга, Пит зацепился за некоторые, особенно пропитанные агрессией строчки. Абсолютно несвязные фразы о трости, серьгах, чёрном карандаше под синими глазами, предательствах разорванных сердец заставляли Пита почувствовать новый приступ тревожности и зачем-то поднять взгляд на спящего друга. Прочитанное неаккуратно, словно ударами в спину, наталкивало (даже не наталкивало, а тянуло бульдозером) на мысли об одном всем известном нонконформисте, который сейчас наверняка творил что-то конформистское на самой конформистской вечеринке. Тельман отвлёкся от созерцания болезненного лица друга и снова впился взглядом в строчки, пытаясь понять, не ошибся ли он. Мозг пытался как-то деликатно избежать этих мыслей, но бульдозеров было два и работали они в обе стороны, и эти мысли сами неслись лобовым стеклом машины прямо на Пита. Тельман потратил ещё некоторое время, пустым взглядом глядя сквозь страницы и пытаясь понять, что именно он воспринял неверно. Но всё складывалось - и строчки, и вечная раздражённость друга, и... - Положи. Пит подскочил на месте. Когда-нибудь он точно прикончит Майкла за эту способность всё делать абсолютно бесшумно и до жути пугать этим всех. Однажды Фиркл действительно чуть не убил его, от испуга выхватив из кармана любимый нож. Майкл, приподнявшись на локте, смотрел на него устало и как будто испуганно. Глаза всё ещё были ужасно красными, что не прибавляло парню привлекательности, особенно в данный момент. - Положи, - почти шипя повторил гот, садясь в кровати. Одеяло упало с его плеч, демонстрируя миру чёрную домашнюю футболку с надписью El Diablo. То, что Майкл спал в футболке вместо привычных рубашки и пальто, изумляло Пита не меньше, чем то, что друг вообще спал. Всё же он положил закрытую тетрадь на стол, напрягшись, и тоже сел нормально, пытаясь быть с парнем в одинаковом положении. Тот протёр двумя пальцами покрасневшие глаза, так, будто хотел сжать переносицу, и мучительно простонал. Он снова поднял на Пита уставший взгляд. - Ты чего пришёл то? - сразу перевёл он тему, прекрасно по глазам видя, что именно тот успел прочитать и до чего уже дошёл полёт его мысли. А полёт мысли у людей с тревожностью работал на турбоускорителях, и за короткое время неизвестно до чего они могли додуматься. - Да я, собственно, конспекты принёс, а вообще, мне просто скучно стало. Генриетта занята, эти два придурка... - Пит сбился, - А Маковски не разговаривает со мной, ага. Вот я и решил к тебе заскочить поболтать, а ты спишь. - И ты решил покопаться в моих вещах? - без всякого укора поинтересовался Майкл, усмехаясь. Пит смутился. - Ты никогда не был против, вот я и подумал... Майкл махнул на его оправдания рукой, прекрасно понимая, что не должен был оставлять что-то личное на таком видном месте, особенно когда друзья, от которых ты и скрываешь то самое личное, имеют привычку на ночь глядя приходить в гости без предупреждения, пока ты спишь. Он встал с кровати, давая Питу ещё один повод изумиться - одет он был в чёрные шорты до колена. Никаких тебе брючек, ничего. Тельман, конечно, понимал, что Майкл обычный человек, а обычные люди в костюмах не спят (в большинстве случаев), но видеть друга в домашних футболке и шортах было слишком непривычно. Всё же гот не ждал никого в гости. - Пошли хоть кофе сделаем, а то как не люди, - проворчал он, шлёпая босыми ногами в сторону двери и потирая заспанные глаза. Пит бы даже умилился такой домашней картине, если бы возможность умиляться не отвалилась у него вместе с детским желанием вести здоровый образ жизни и дожить до ста лет. Кухня приняла их, как и всегда, теплом и словно впитавшимся в мебель и посуду запахом кофеина. Фотографии на стенах на две трети улыбались, последняя же треть стояла мрачным истуканом и норовила показать фак вылетающей из камеры птичке. Цветы на подоконнике начинали вять, но, похоже, это никого особо не волновало. Пока кипел чайник, Пит взял на себя однодневную роль садовника и, достав из шкафа первую попавшуюся пустую банку, взялся за поливку бедных умирающих растений. Ему надо было куда-то выместить нарастающие в глубине души стресс и тревогу, и Майкл, понимая это, только сказал: - Можешь и в других комнатах полить, если не лень. Только к предкам не суйся, там всё равно кроме них растений никаких нет. Тельман молча кивнул и, не полив до конца цветы на кухне, поспешил в гостиную. Майкл вздохнул, проводив его взглядом, и насыпал в две кружки растворимый кофе, и в одну из них три ложки сахара. Прыщи Тельмана нуждались в подпитке не меньше цветов. Пит вскоре вернулся, чтобы набрать в банку ещё воды, и, избегая взгляда Майкла, снова ушёл выполнять роль садовода на полставки. Если бы ему ещё за это платили. Майкл напомнил ему вдогонку о том, что в прихожей стоит неполитая пальма. Когда кофе был заварен, а цветы наконец политы (Пит обошёл все комнаты кроме спальни отца и мачехи, чтобы убедиться в этом), гот наконец уселся за стол. Майкл спокойно помешивал ложкой в своей кружке, хотя обычно он, как и Фиркл, сахар в кофе не добавлял. В отличие от младшего, который ввиду своей тру-готичности не пил сладким только кофе, Майкл не добавлял сахар вообще никуда. Он единственный из всех готов, кто вообще не любил сладкое. Это давало Тельману новый повод для сомнений, является ли его друг человеком. Кухонные часы монотонно тикали, напоминая о неизбежности смерти и том, что ничто не бесконечно. Этот звук нервировал Пита - размеренное и спокойное, тиканье часов было слишком идеальным. На это и направлен их механизм - с точностью до мгновения отмерять время, и именно это раздражало. Идеальность отсчёта давила на мозг. Питу не нравились идеальные вещи, ничто не должно быть идеальным по мнению гота. Ни тиканье часов, ни люди, ни рифмы. - Так тот стих... - неожиданно напомнил Тельман, вернувшись к своим умозаключениям. Майкл остановил его, хмурясь, и взглядом указал на стену, за которой в спальне о чём-то тихо разговаривали родители. Пит кивнул и на время закрыл тему. Повисло неловкое молчание. Наверное, гот впервые за свою жизнь не знал, что ему сказать, чтобы нарушить неуютную тишину. И точно так же впервые в жизни её пришлось прекращать Майклу. - Так ты зачем пришёл? Знаю же, что не только из-за конспектов, - он проницательно взглянул на парня и тут же опустил взгляд в кружку с кофе. Пит поёжился. Майкл прекрасно знал, какой выразительный у него взгляд, и не преминул в сотый раз им воспользоваться. - Сказал же, скучно стало, - пробурчал он в кружку, - Даже поговорить не с кем, все меня кинули, - он сделал вид, что печально утёр невидимую слезу, не касаясь глаз, чтобы не стереть макияж. - И тем не менее, ты сидишь и молчишь, - резонно заметил друг, спустив Питу его эмо-замашку и упоминание, что его все бросили. Никто не может тебя бросить, если в своей голове ты всё равно всегда один. - Ну я ж не думал, что ты... - Тельман снова замолчал, скосив взгляд на стену, из-за которой всё ещё раздавались приглушённые голоса. Не факт, что их тихие разговоры можно было услышать, но кто знает, сколько прослушек вокруг распихано. - Что я что? - вскинул брови Майкл в ответ. Пит махнул на него рукой, буркнув тихое "потом". *** В комнате стояла неловкая тишина. Майкл в задумчивости перелистывал конспекты, которые вернул ему Пит, и явно не спешил начинать разговор. Как бы ему не хотелось возвращаться к упоминаниям страдальческого стиха, он понимал, что Тельман теперь от него не отстанет. Оставалось только ждать, пока тот сам переварит полученную информацию и будет способен самостоятельно спросить у него об этом. Всё-таки любопытство и переживания были намного сильнее чувства неловкости, так что Пит не заставил себя долго ждать. - Ну так, - начал он, прокашлявшись. Менее хриплым его голос от этого, конечно, не стал, - Этот стих?.. - Да, он о Вороне, - легко ответил гот, прекрасно осознавая, что в ответе этот вопрос и не нуждался - Пит скорее начал для разогрева. Тот потупил взгляд и снова кашлянул. Он с лёгкостью мог говорить в любой ситуации, с кем и где угодно, даже на чёртовом собрании чёртовых вампирят, и сейчас эта внезапно накатившая робость пугала его своей непривычностью. - Его зовут Стэн, - пробурчал он. Всех начинала раздражать эта кличка, но Майкл продолжал гнуть своё. - Да, я в курсе, спасибо, - кивнул он, продолжая листать свои старые тетрадки. Пит снова замолчал, не зная, как подступиться. Сарказм Майкла нисколько ему не помогал, но по-другому с ним разговаривать всё равно не вышло. - Не за что, - так же кивнул он и откинул чёлку. Он глубоко вдохнул, - Так он тебе нравится? Питу всегда было ужасно сложно говорить о чувствах, своих или чужих - не важно. Но иногда это было нужно, просто необходимо. Даже если тяжело. - А ты - Генриетта, чтобы в чужие отношения лезть? - внезапно резко ответил Майкл, не поднимая взгляда от конспектов. Он упал спиной на кровать, свесив на пол ноги, и держал тетрадь над лицом. Пит неловко отвернулся, действительно почувствовав себя нарушителем личных границ. Впрочем, так и было, и ему стало стыдно. Совсем чуть-чуть. - Так ты не хочешь говорить об этом? - неуверенно продолжил он, надеясь, что Майкл всё же откроется ему хоть немного. Тот поморщился. - Вообще ничего не хочу. - Ну, я знаю, что ты точно захочешь выйти покурить, - с некоторой надеждой произнёс Пит и скосил на Майкла глаза. Тот хмыкнул уже чуть более заинтересованно. На улице стало намного темнее, чем было, когда Пит только шёл к дому друга. Закат превратился в едва различимую светлую полоску, пересечённую невысокими домами и елями. Майкл вышел во двор так, как спал, в футболке, шортах и босиком. Тельман кинул на него осуждающий взгляд, но ничего не сказал. Эта одежда была слишком лёгкой даже по нонконформистским меркам, несмотря на какое-то там глобальное потепление. Парень зябко ёжился и переминался на прохладных ступенях, но молчал. Его счастье, что ветра не было. В небо почти одновременно поднялись две тонкие струйки дыма. Какое-то время они витали в тёмном небе в полной тишине, не прерываемой ни звуком. Сауспарк словно застыл в этот вечерний час, впитывая в себя неизвестно какой по счёту дым. Город был просто пропитан им. Пронизан насквозь, внутри каждого атома города наверняка было маленькое облачко сигаретного дыма. Пит с лёгким сомнением косился на друга из-под чёлки и молчал. Он понял для себя достаточно, и узнает больше, только если Майкл захочет. Что вряд ли. Тельман едва ли мог вспомнить хоть раз, когда тот первым начинал говорить о своих проблемах. Несмотря на то, что это обсуждение первым начал всё равно Пит. - Я не думаю, что тебе стоит стоять на улице вот так при температуре, - всё же высказал он тревожащую мысль. Майкл повёл плечом и под нос выплюнул что-то про конформистскую мачеху. - У меня нет температуры. - Но будет, если продолжишь так стоять, - с нажимом продолжал Тельман, начиная хмуриться. Он всё равно не стал бы заставлять друга идти одеваться, но его упрямость просто раздражала. Сам Пит на его месте давно бы сдался и нормально оделся, не желая больше спорить, но не этот баран. - Баран, - в подтверждение своих мыслей добавил он. Майкл, точно так же в подтверждение, тряхнул кудрями. - Баран, - согласился он, но переодеваться так и не пошёл. Он помолчал какое-то время, и, облизав сухие губы, продолжил, - Он мне нравится. Ворон. Стэн, вернее. Пит изумлённо повернулся к нему. Он просто оглох от громкой музыки или правда услышал это? Тельман давно догадывался об этом, конечно, и прочитанный стих только подтвердил его мысли, но услышать это от Майкла? От Майкла, вдруг заговорившего словами через рот? Однако Пит сдержал в себе поток непрошеных слов. Закончился его черёд говорить. - Ну в смысле, - всё ещё разогревался перед откровениями друг, глядя куда-то перед собой, - Не по-конформистски нравится, ладно? Он кусок говна и всякое такое. Да, ночь действительно идеальное время для разговоров. Ночью, когда тебя плохо видно, намного легче отпустить себя и говорить о том, что не можешь выразить днём. Сигаретный дым приятно грел горло и заставлял слезиться глаза. За дымом можно было скрыть лицо и настоящие эмоции. Майкл сел на холодный пол крыльца и откинулся спиной к стене дома, глубоко задумавшись. Пит, чтобы не стоять в неловкости рядом, тоже сел, но к соседней стене, боковой. Так они сидели в молчании несколько минут, куря и ёжась от холода. - Я плохой человек? - в задумчивости поинтересовался Майкл. Его голос плавно вплетался в полотно ночи, так, словно был частью окружения и всё так и должно быть. Пит воспринял вопрос как сам собой разумеющийся, про себя решив не удивляться ничему. - Угу, - кивнул он, выдыхая дым, - Как и я. И Стэн. Все люди - отстойники, прямо скажем. - А Кайл? Тельман всё же кинул на него полный сомнения взгляд, но он затерялся где-то в чёлке, и Майкл этого не заметил. - И Кайл.